Это не ты

Внутри нее живет убийца. В души темнице заперт он Девчонкой, кто не насладится Услышав крови Ято звон.

— Шинпачи! — крикнула Кагура, отбиваясь от омерзительного аманто и видя, как Шимура получает мощный удар в живот.       Парень склоняется к земле, сплевывая сгустки крови, а девочка теряет бдительность, следя за ужасающей картиной, и не замечает опасности. От сокрушительного удара врага ее спину прикрыл Тоширо. — Хэй, китайская девочка, не расслабляйся! — Крикнул ей заместитель командующего Шинсенгуми.       Верно, нельзя расслабляться. Это как в быстрой музыке. Нет времени на паузы. Каждый сейчас — инструмент. Да, Кагура определенно слышит их. Она прекрасно улавливает нижние октавы фортепьяно Гинтоки который исполняет прекрасные и сложные аккорды. Ей слышен более высокий тон арфы Шинпачи, который играет простую, но все равно завораживающую мелодию. Кондо-сан — это определенно контрабас, играющий в мажорном ладе что-то свое, но так удивительно вписывается в общий оркестр. Хиджиката подобен виолончели, чей звук грубоватый, но вместе с этим завораживающий и притягивающий. Сого… его звук флейты звучал везде даже в самых дальних углах импровизированного зала — парка, ставшего местом битвы. А Кагура была скрипкой. Скрипкой, чьи струны были натянуты и подпилены. Они могли порваться в любой момент.       Одна струна уже лопнула.

Он часто ночью шепчет ей: «Потоки красных рек представь, Услышь же звонкий хруст костей, Прочувствовать их боль заставь!»

      Видеть как страдают ее друзья и не иметь возможности им помочь, потому что и самой надо защищаться… Это было что-то вроде ножа, рвущего и распарывающего ее душу на части. Ее разум совершал мучительно медленное свободное падение в бездну. Алую бездну под названием «Кровь Ято».

И вновь ей хочется кричать, Услышав демона, что у нее внутри И снова скрыть его хотя бы печать, Желая, что бы он растаял до зари.

      Кровь Ято — это словосочетание стало для нее проклятием. Оно подобно болезни, что паразитирует в ее теле и желает подчинить ее себе. Для Кагуры убийца, дремлющий в ней, подобен зверю, который приходит для того чтобы ее поглотить. Раньше она его боялась. Она запечатывала кровавого демона глубоко в себе и каждый раз жалела, что не может его изгнать. Девочке было очень страшно, когда она видела последствия подчинения собственной крови. Но с появлением Гинтоки, Шинпачи и остальных, она начала понимать, зачем ей нужно отказаться от этого проклятия, от зверя внутри. Ради новой музыки. Да, именно с ними она стала прекрасной скрипкой, а струнами стало тепло душ Гинтоки, Шинпачи, ее самой и чертова садиста.

Ее друзья дороже сердца, На их зов с радостью пойдет. Им чувства помогают греться, Что Дружба щедро им дает.

      Она желала защитить тех, кто смог стать важным для нее, например, Гинтоки, Шинпачи и даже Сого. В последнее время Кагура заметила, что стала чаще сталкиваться с садистом ее сердца. Рядом с ним она чувствовала себя сильной и слабой одновременно. Она догадывалась, какое чувство поселилось в ее сердце, но торопить события не спешила. Еще успеет.       Удивительно, но при звуках рассекающего воздух меча, под аккомпанемент возгласов и лязганий лезвий, девушка понимала, насколько сильно любит своих друзей. Она уже привыкла сражаться с ними бок о бок. Да, эти люди — самая прекрасная мелодия, которую она слышала в своей жизни.

«Но знаешь,» — говорил убийца, — «Друзья твои не будут вечны, Ты, лучше начинай молиться Пока горят они, как свечи.»

      Гинтоки повалился на землю, и, не смотря на то, что он почти сразу встал, Кагура чувствовала насколько ему больно. Сейчас, от чего-то ей было особенно страшно потерять близких. Может, повлияла недавняя смерть Сегуна… или война, набирающая обороты… Не важно почему, проблема была в том, что смотря на обычную борьбу Гинтоки и привычные для него ранения, ей казалось, будто вот-вот его жизнь оборвется. Как и вторая струна ее скрипки. Сначала Шинпачи, затем Гинтоки. Видя их боль, ей было невыносимо тошно, до ужаса больно самой. Она была не в силах держать себя в руках.       Лопнула следующая струна.       Внутри очень омерзительно зашевелилась густая кровь Ято. Она заливала инструменты. Кагура услышала, как искажаются звуки арфы и фортепиано. Она с трудом стояла на ногах, сдерживаясь от порыва упасть на землю, извиваясь от оглушающих звуков. Она уже видела, как кулак аманто собирается разбить ее голову, как вдруг перед ней оказался Сого, отразивший удар. — Чего это ты зазевалась, Чайна?

Друзья есть, будто бы еда Без них не сможешь жить и дня. Бывают будто бы болезнь Когда все плохо — они есть. Еще как воздух есть друзья, Невидны, но с тобой всегда.

      Сого ей казался туманом. Он был нигде и одновременно везде. Он проникал в клетки мозга, разливался лекарством в сердце, успокаивая кровь, вытесняя убийцу. Девушка с удовольствием бы с ним подралась, но не время.       В следующую секунду она поняла, что если с Сого что-то произойдет сейчас, на ее глазах, то она не выдержит. Убийца захватит ее тело, а потом ей будет бесконечно стыдно, что Окита видел ее такой слабой и ничтожной, станет свидетелем ее проигрыша самой себе. И даже если он не поймет, она будет знать, что показала ему слабость. Нет, лучше его не видеть, пусть он уйдет до завтрашнего дня. А завтра они снова подерутся из-за ерунды и будут счастливы. — Садист, вали от сюда-ару! — Чего? Хочешь одна повеселиться? — в обыденной манере, спросил Окита. — Уходи!!!       Парень чувствовал, что что-то не так, и не был уверен, действительно ли она хочет этого. Сого разрубил еще одного аманто, который почти атаковал на девочку из-за спины. — Пока что не могу тебя оставить. — Пожалуйста-ару, уходи…       Борьба продолжала идти и с каждым вдохом становилась все ожесточеннее. Сого и Кагура уже стояли спина к спине, отбивая потоки врагов. В какой-то миг Сого отошел от девочки, а уже через секунду она увидела, как Окита упал на землю. Упал так небрежно и покорно, будто позволил чьей-то грубой руке уронить его. В поле зрения была кисть руки, которая только что высовывалась из-под рукава пиджака Окиты.       Это было похоже на взрыв, на разрывающееся сердце, на спустившийся курок, на падение последней капли, на соприкосновение с бездной. И разум слетел с катушек. Не имея больше доступа ни к слуху, ни к зрению, ни к осязанию, одновременно чувствуя все в десять раз лучше обычного, поистине же утратив лишь способность мыслить, она смотрела куда-то под ноги.       Последняя струна лопнула.

Уж лучше бы пытали, Она б смогла стерпеть. И лучше бы не дали Увидеть друга смерть…

      Над Окитой занесли меч, но капитан успел отразить атаку, держа катану двумя руками. Когда же очередной враг был повержен, парень взглянул на Кагуру, которая все еще смотрела вниз, позволяя рыжей челке скрывать глаза. — Эй, Китаеза? Ты видела мой трюк? Я взял руку трупа. Жаль, что не Хиджикаты-сана. Хэй, ты чего, испугалась за меня? Пере… сзади!       На девочку бежал внушительной массы аманто. Когда же он был достаточно близко, то девочка опрокинула его на землю лишь взмахом руки, не делая лишних движений. Подобное зрелище сбило с толку даже Окиту. Нет, не это. По-настоящему удивило парня то, что Кагура начала смеяться. Это было вовсе не похоже на ее обычный или злорадный смех. Эти звуки были близки к тем, что свойственны душевно больному. А когда на нее напало еще три аманто, девочка расправилась с ними, не переставая смеяться, и задрала голову.       То существо, что сейчас стояло перед ним, Сого с огромным трудом и то, только лишь благодаря одежде и волосам, мог назвать Кагурой. Зрачки сужены, глаза пустые, улыбка растянута на половину лица. Парень напрягся. Она ничего не видела. Существо атаковало всех и все, что было вокруг нее.

Сорвались цепи. Больше нет границ. Убийца с целью Сам сорвет всех вниз.

      Сого был в шоке. Он и сам забыл, как дышать. И все внимание устремленно лишь в одну точку, где находился рыжий монстр. Еще вчера они подрались в кафе, и оба смеялись над этим. Он и не знал, что в ней кроется такое.       А знал ли он ее вообще? Может то, что он сейчас видит и есть настоящая Кагура?       Все путалось и мешалось в голове, но откликалось на это только сердце. Оно взвыло внутри, хотело разорвать грудную клетку и покинуть тело, забрав с собой и все воспоминания о Кагуре.

Он видел больше, Чем она хотела показать. Узнал он больше, Чем дозволенно было узнать.

      Чья-то рука утянула мальчишку под валун, который был секунду назад под ногами. Сого оказался под каменным и невысоким навесом. Рука, как оказалась, принадлежала Хиджикате. Рядом были раненный Гинтоки, потрепанный Шинпачи и Кондо-сан с уже перебинтованной головой. — Сого, пока что не вылезай. — Кто там сейчас? — спросил Сого, обращаясь к Гин-сану.       Кучерявый и очкарик уныло опустили головы. — Кагура, — послышался тихий ответ. — А я думал, что вы не врете, данна. Там же не Чайна, сами видите. Вы врете, называя того монстра Чайной, или уже слишком плохо видите, вам купить очки? — Сого, они не врут, — начал было Кондо, но увидев лицо Сого остановился.       Широко открытые карие глаза отрешенно смотрели в землю. И Кондо с Хиджиката и Гинтоки с Шинпачи видели, что парень не мог признать то, что тот кто находился на поле являлся Кагурой. А перед глазами Сого выстраивался портрет ее брата. Такие глаза были у него. Неконтролируемый, жестокий и опасный.       «Совсем как Чайна сейчас,» — подумал Окита. На мгновение он почувствовал отвращение. — Это можно остановить? — спросил Хиджиката, делая вид, что это лишь часть его работы — спасать жителей, даже из Йородзуи, но слишком быстрые и глубокие затяжки выдавали его волнение. — Да, — немного неуверенно ответил Гинтоки, склонив голову к земле.       Он выглядел мрачно. То ли винил себя, за то, что недосмотрел за девочкой, то ли просто очень переживал за нее. Было ясно одно, он с трудом понимал, как вывести ее из этого состояния. — Черт, куда я смотрел, — причитал Шинпачи, дергая себя за волосы, — я же чувствовал, что это снова произойдет. — Она это не контролирует? — задал еще один вопрос Хиджиката. — Думаешь, она умышленно сейчас громит все вокруг?! — переспросил Саката с ноткой вызова и крайним недовольством, — дело в ее крови. Она из расы Ято. У них есть что-то вроде гена, отвечающего за желание крови. В таком состоянии они хотят убивать. Многие следуют крови Ято, но только не она. Она ненавидит эту особенность ее генетики! Она… — Ненавидит убивать, — закончил Окита.       Нет, она не похожа на брата. Она не могла контролировать это, и ненавидела всей душой. Зная ее гордость, Сого был уверен, что Кагура считает себя слабой каждый раз, после подчинения собственной крови. Окита знал, как можно ненавидеть себя после поражения в битве с самим собой. От этого на душе парня стало легче, но мысли все еще кружились, подобно пестрым, гонимым ветром, мельтешащим перед глазами листьям.       В последнее время они с Кагурой стали сближаться и теперь, когда парню нужна была поддержка, Чайна всегда сваливалась с неба со своим догадливым взглядом и грубым словам, которые дарили надежду на будущее. Нет, ей не подходили описания вроде «свет во тьме» или «глоток воды в пустыне». Спрашивается, кто она? Просто хороший друг. — Я пойду, — сказал Сого. — Ты куда, — ужаснулся Хиджиката. — Вытащу Чайну из того монстра. Представляете какое чувство обязанности она будет испытывать после того, как я ее спасу? — Останься! — Хиджиката прав, — сказал Кондо, — идти туда сейчас — это все равно, что самоубийство.       Капитан первого отряда глянул на Гинтоки. В карих глазах мальчишка увидел переживания мужчины, как человека семейного. Сейчас на мгновение, в мире были будто только Сого и Гинтоки. Просящие остаться Хиджиката с Кондо и винящий себя Шинпачи остались за пределами. За пределами сферы, где Гинтоки и Сого поняли друг друга. — Просить остаться не собираюсь. Если знаешь как, спаси ее. — Тихо сказал Гинтоки.       Попросить о помощи для самурая было тяжелым поступком. И Сого это знал. Парень кивнул, улыбнулся и вылез из-под укрытия. Он шел к девушке уверенно. Сого не сомневался, что если сделать вид, что они просто встретились в парке и просто стали драться, то она очнется. Когда между ними было метров шесть, парень замер. Ее глаза вблизи были чужие. Холодные и безумные, они принадлежали будто ополоумевшему, сошедшему с ума человеку, но вовсе не его Чайне.

Борьба снаружи и внутри Идет, в два фронта растекаясь, И посчитав до цифры три Они пойдут в бой, улыбаясь.

      Кагура была снова похищена убийцей. Девушка была внутри собственного сознания, спрятанная зверем. Она с ним поменялась местами. В такие моменты ей виделось, что она стояла по грудь в липкой крови. Это было алое море, которое не ведало края. Оно становилось все глубже и глубже. Кагура понимала, что скоро будет тонуть. Но она не имела права, ровно так же, как и не могла проиграть себе.       Сого крепко сжимал верный меч. Смотря на Кагуру, он понимал, сейчас она самый опасный противник. Во-первых, потому, что ей управлял инстинкт. Во-вторых, потому что надо было сражаться всерьез. От этой мысли становилось не по себе. Он уже привык, как они играли, баловались. Выступить против друга с мечом — было пыткой для любого война. Но сейчас он не имел права проиграть.       Сого взял себя в руки и окликнул ее. — Чайна!       Кагура обернулась. Бешеный взгляд впился в Сого. Парень замер не в силах двинуться. Он не мог первый напасть. Этот монстр овладел телом Кагуры. Такая мастерская психологическая иллюзия китайской девочки доводила до боли. Так трудно поднять меч, хотя это было декорацией. Это было лишь тело. Это все-таки была Кагура.

Не трудно бить своих врагов, Любовь ударить-то сложнее. Ты бьешь любимого с боков, Как получаешь сам по шее.

      Девушка уже бежала на него. Сого отбросил все сомнения и вступил в серьезный бой. Действия развивались стремительно. И чем дольше велась схватка, тем чаще Окита замечал уже знакомые приемы, которые Кагура использовала в обычных их потасовках. Он задумался, а стоит ли это его идеи — заставить Чайну испытывать чувство долга перед ним? Он делал это для себя ли? Капитан хотел думать, что да… но получалось, что нет.       Каждый новый взмах меча давался все тяжелее и тяжелее. Это изматывало. Сердце бешено билось иногда, будто хотело отработать в последний раз. Становилось все труднее поднять на нее руку. Это было не физически. Это было почти психологически. Просто невыносимо.       Окита остановился. Парень порядком устал. Он заглянул ей в глаза. Щемящей тоской сжалось его сердце. Окита понимал, насколько ей трудно. Сого был уверен, что сейчас внутри нее идет борьба. Затем парню стало обжигающе страшно от мысли, что она навсегда останется в таком состоянии.       Разом, как молнией, будто за миг до смерти перед глазами замелькали кадры его жизни. В них была лишь Кагура. Как же много она занимала места в его памяти. Зато теперь Сого понял. Понял все и до конца. Все двери открыты, объяснения найдены и шкатулка вопросов пуста. Он любит Кагуру.       Сого решил поскорее вытащить Кагуру, чтобы не одному мучиться от этих сильных чувств. Окита побежал на Кагуру и, когда между ними было два метра, Сого отбросил меч, чем ввел в ступор противника. Через секунду он сжимал Кагуру у себя в руках. Монстр вырывался, но Окита держался.       Сого уткнулся носом ей в плечо, втянув запах. Запах крови, пота и земли. Да, в Кагуре изначально было мало чего женственного. Сражения, кровь, грубые шутки, громкий смех и прочие вещи в ее жизни, что Сого не приветствовал в девушках, но в ней любил до умопомрачения, как будто была цветком, за которым Окита лично ухаживал, вкладывая все силы, чтобы она выросла. И он любил ее такой. В такой нуждался и понимал без слов, что тоже нужен ей.       Сого решил, что если в Кагуре есть что-то женственное, что он однажды заметил в телефоне Хиджикаты… Да, та самая фотография, которую зам. командующего сделал в состоянии отаку… с красными щечками она очень миленькая… Почему перед Хиджикатой?! Да и чего это она краснеет?! Эту улику Окита точно использует, как лишний повод убить зам. командующего и узнать, кто нравится этой рыжей бестии! Но это потом, а сейчас можно сказать что-нибудь ласковое, чтобы она вылезла из глубины сознания. Хотя бы для того, что бы дать ему по лицу за розовые сопли. — Чайна, — прошептал ей на ушко Сого.       Монстр замер.

Любви крик может ранить и спасти, Но сможет ли тебя он навести На путь твой истинный лишь шепотом своим? На путь, где ты тем шепотом любим?..

      Кагура была вся в крови. Она утопала в кровавом море, силящемся поглотить ее в свои пучины. Сил двигаться к победе больше не было. Сдалась. Каждая ее клеточка негодовала, не желала отступать, однако просто не могла сделать что-то. Приняв эту реальность, она сделала глубокий вдох и позволила теплой крови поглотить себя, погружая на самое дно, где ее ждали лишь чувства унижения, слабости и отчаяния.       Девочка почувствовала, что кто-то ее зовет. Голоса она не слышала, но не сомневалась, что кто-то произнес ее имя. А затем: — Это не ты.       Шепот. Это был чей-то шепот. Определенно не Гинтоки. — Ты не можешь быть монстром.       Не Шинпачи, не Отае, да и что старшей Шимуре делать на поле боя? — Знаешь, я уже соскучился.       Этот шепот принадлежал парню. Парню, который хотел ее увидеть. Кровь отлила, и Кагура оказалась на красной платформе. Вокруг было алое пространство. А перед собой девушка увидела саму себя в состоянии, когда кровь Ято охватывала разум. — Ты точно не такая.       Слова были как мягкое прикосновение матери, особенно после кошмара. Такие же успокаивающие. А может эти слова, и были нежные, чистые и надежные руки, которые уберегут от всего? Кагура занесла для удара зонт. — Твоя кровь лишь часть тебя. Знаешь, ты молодец. Ты настоящая молодец, хотя бы потому, что не являешься страшным монстром и делаешь все, чтобы не быть его жертвой. Это восхищает.       Слова. Слова. Слова. Они были везде. Они протекали в уши, ложились пеленой на глаза и прочищали уставший и забитый разум. — Жаль, что тебя объединяют с этим монстром.       Девушка рванула вперед, в объятья смерти от мерзкой и низкой ее части. Она уже была перед опасностью. Слова сбегали каплями по ее щекам. Она знала кому принадлежали эти слова, чьи были нежные руки и кто был способен защитить ее от самого страшного врага — самой себя. — Это не ты.       Она уже почти нанесла последний удар. Почти исполнила завершающий аккорд. А с губ слетел звук имени. — Сого…

Она не встанет на колени, Не проиграет никогда Ни тем, кто перед нею светит, И ни тому, кто в ней всегда.

      Кагура очнулась. Вокруг расплывались шумы, собираясь в четкие звуки. Было тепло. Ее кто-то обнимал? Когда глаза открылись, она увидела светлые волосы. — Ты…       Через миг парень получил мощный удар в живот от чего оказался на траве. — Ты что?! И так не сладко, дура! — Заткнись!       Она дрожала. От злости и счастья, от облегчения и стыда, от ненависти и любви. Ее глаз не было видно, их скрывала челка. — Еще раз умрешь на моих глазах, и я тебя убью-ару, — кричала она.       Сого смотрел. Не видел. Не видел, как вокруг шла война. Не видел, как Хиджиката боролся плечом к плечу с Гинтоки. Не видел, как Шимпачи отважно бежал в атаку. Не видел позу Кагуры. Не видел мелких слез застывших в ее глазах. Видел только лишь синие омуты на рыжем фоне. Он видел ее. Видел Кагуру. Видел такой, какая она была. Даже плакать не способная.       Девочка протянула ему руку с тихим «извини-ару». Сого принял ее жест. Но не поднялся, а потянул ее за собой. Девочка рухнула на него. Ее лицо было так близко. Окита сам с трудом понимал, зачем это сделал, а уж Кагура тем более не понимала. Да и не хотела понимать. Просто обняла его. Крепко, будто по-дружески — Я думала, тебе навредили и испугалась. Прости… и… ару… спасибо, — смущенно пролепетала она.       Сого отдалился от нее, держа за плечи. Серьезно всматривался в ее лицо. — Сого… — Я люблю Чайну, — признался Окита.       Поцеловал в переносицу, потом в правое веко, затем в левое, в лоб, спустился чередой мелких поцелуев по линии лица и осыпал нежными прикосновениями щеки девочки. Да, в губы целоваться, конечно, здорово. Но в таких трогательно легких поцелуях было на много больше любви, чем в каких-либо еще. Сого был счастлив и доволен. Нет, Кагуре не подходили описания вроде «свет во тьме» или «глоток воды в пустыне». Она была «Кагура рядом с Сого». Логично и просто, и вместе с тем так сложно, что кружилась голова. Сого только что думал, что потерял ее. Сейчас он может позволить себе этот приступ нежности. Если о нем хоть кто-то вспомнит, Окита просто убьет этого человека. — Люблю, — пробубнила Кагура.       Она потянулась к его губам и просто прикоснулась к ним своими. Они просто дышали воздухом друг друга.       Конечно же Хиджиката будет ругаться, что сейчас не время телячьих нежностей. Гинтоки будет кричать, что Кагура "не такая" и свадьбу оплатят Шинсенгуми. Шинпачи вспомнит свой первый поцелуй. Кондо-сан будет плакать с блеянием о том, что дети быстро растут. Сого с Кагурой очнутся и, естественно, пойдут убивать, конечно же своих друзей-идиотов. Да-да. Все обязательно будет. А сейчас они просто хотели расслабиться. Просто хотели побыть самими собой.