Моя свобода

Глотая воздух огромными порциями, принцесса не могла сдержать своего шока и смотрела на Кибу с изумлением и… восхищением. Она облизнула губы, ощутив на них вкус собственной крови. Грудь ее бурно вздымалась, а зеленые глаза смотрели на Кибу пристально и страстно. — Замечательно, — прошептала она, улыбаясь. Киба удивился. Ками-сама, как можно быть таким непонятным человеком? — Мазохистка, — прорычал он. — В любом случае, я доказала правоту своих слов, — пропела девушка. — Ты оденешь ошейник? — Нет. Киба все еще стоял перед ней на коленях, но весь его вид говорил о неприступности и гордости, что не могло не восхитить принцессу и оставить ее равнодушной. Вот он — ее гордый зверь… — Я прошу тебя, — мягко произнесла она, глядя на него с внезапной нежностью. То, чего не смогли сделать ни приказы, ни угрозы, ни унижения, с легкостью сделал один лишь ласковый взгляд зеленых глаз. Киба шумно сглотнул и отвел взгляд. Ничего не говоря, он просто поднялся с колен и спустился со ступенек, направившись туда, где посередине тронного зала лежал на мраморном полу кожаный ошейник. Он поднял его и, стоя спиной к пристально наблюдавшей за ним принцессе, застегнул его на своей шее. Ошейник оказался ему прямо в пору — он идеально облегал его шею, но в то же время позволял свободно дышать. Не оборачиваясь к принцессе, он распрямил плечи и тихо проговорил: — Это еще ничего не значит… Рико*. Глаза принцессы широко распахнулись. — Как ты меня назвал? Он обернулся с широкой ухмылкой на лице. — От тебя так и несет за километр жасмином. Тебе не стоит злоупотреблять этим ароматом… От него мне хочется выпить воды, потому что во рту становится ужасно приторно. Ты просто избалованная и самовлюбленная девчонка. Можешь делать со мной, что хочешь. Но ты ничего, ровным счетом ничего не добьешься своими приказами. — Одев этот ошейник, ты признал мою власть над собой, Киба Инудзука, — ледяным тоном сказала она, сощурив свои кошачьи глаза. Было заметно, что завуалированное оскорбление Кибы сильно задело ее. — Думай как хочешь. Мне плевать. — Ты только что добровольно согласился выполнять все мои приказы. Ошейник — символ моей власти. Его носят все мои рабы-мужчины. В ответ Киба лишь фыркнул. — Подойди и сядь на подушки у подножия моего трона, — резко приказала принцесса, задетая его пренебрежением. Он пожал плечами, развязной походкой подошел к трону и демонстративно развалился на огромных подушках, расположившись на них с удобством. Он даже не осознавал, что неосознанно принял соблазнительную позу, выгодно подчеркивавшую все достоинства его мускулистого тренированного тела. Он лег на подушках, упершись рукой в щеку, и с вызовом посмотрел на «госпожу». Она смотрела на него минуту пристально и уничтожающе, но потом вдруг улыбнулась. — Я заставлю тебя каждый день делать то, что тебе противно, в наказание за такое поведение, раб, — сладко проговорила она. — Для меня нет ничего более омерзительного, чем прикасаться к тебе, — прошипел Киба, глядя на нее с показным презрением. — Я лучше буду убирать дерьмо за собаками, чем еще раз дотронусь до тебя. — Хм, — усмехнулась она. — Ты сам придумал себе наказание, мой Киба. — Я не твой! — прорычал Киба, оскалившись и вскакивая с подушек. — Великолепно, — прошептала она про себя, невольно восхищаясь каждым движением его волнующе сексуального тела, а вслух сказала: — Это уже не тебе решать. Скоро должны приехать послы с острова Таро, и я хочу, чтобы ты вел себя так, как подобает. Они приедут к обеду. И ты будешь прилежно исполнять все обязанности моего раба. — И чего же ты от меня хочешь, госпожа? — издевательски поинтересовался Киба. — Подавать вам подносы с едой? Вытирать слюнявчиком рты? Лизать тебе ноги? Вилять хвостиком? — Все сразу, — промурлыкала принцесса. Глаза Кибы полыхнули яростью, и он отвернулся от нее. — Акамару, ко мне, — шепнул он. Пес, до этого сидевший неподалеку, тут же слабо вильнув хвостом, подбежал и улегся у ног своего хозяина. Заметив это, принцесса сузила глаза и негромко сказала: — Тебе лучше велеть своей шавке сидеть в твоей комнате. Ему не стоит мозолить мне глаза, иначе я посчитаю, что он тут лишний. Киба обернулся к ней с ненавистью в глазах. — Чем тебе Акамару не угодил?! — проорал он. — Он не делал ничего плохого! — Можешь назвать это ревностью, — с улыбкой отозвалась она. Глаза Кибы расширились. — Ревностью? Ты что, ревнуешь меня к Акамару? — Умный мальчик. Я не люблю делиться тем, что принадлежит мне. Киба отвернулся и вздохнул. Почему-то эти слова заставили весь его гнев испариться. — Аки, — позвал он. — Иди в комнату. Пес непонимающе склонил голову на бок и издал возмущенный звук. — Комната, Аки, — повторил Киба. Акамару ткнулся ему в грудь и что-то проворчал. — Со мной все будет в порядке, — пообещал Киба ласково. Акамару кивнул и вышел из зала, сопровождаемый удивленным взглядом принцессы. — Почему вы так привязаны друг к другу? — спросила она Кибу. — Вряд ли ты сможешь это понять, — был его жесткий ответ. — А ты все-таки попробуй мне объяснить, — невозмутимо сказала принцесса. Киба растянулся на подушках, заложив руки за голову, и начал свой рассказ. — Просто мы с Акамару с детства привязаны друг к другу. Его подарила мне Хана, когда мне не исполнилось еще и пяти лет. С тех пор мы неразлучны, — он улыбнулся от теплых воспоминаний. — Кто такая Хана? — поинтересовалась принцесса холодно. — Моя сестра, не ревнуй, — пробурчал Киба со вздохом. — Слушай, ну почему ты такая собственница? — Потому что я принцесса, — парировала она. — На тебе свет клином от того не сошелся, — заметил Киба недовольно. — Ты что, целыми днями сидишь вот так на троне и только и делаешь, что отдаешь приказы? Тебе не скучно? — Нет, я не сижу на троне целыми днями, — ответила принцесса, помедлив. — Я совершаю прогулки по лесу со своим эскортом, охочусь, принимаю послов с других островов или стран, занимаюсь делами нашего маленького государства… — Сколько тебе лет? — бесцеремонно перебил ее Киба, принимая сидячее положение на подушках. Она удивленно замолчала на полуслове и посмотрела на него с недоумением. — Зачем тебе это знать? — Потому что мне кажется, что ты слишком молода для того, чтобы править целым островом. — Мне восемнадцать. Ты считаешь, что я слишком молода? — Ты сильно отличаешься от девушек из Конохи, — задумчиво заметил Киба вместо ответа. — Девушек из Конохи? — красивые зеленые глаза сощурились. — Тебе не стоит сравнивать меня с ними. — Да, пожалуй. Тебе до них еще расти и расти, — ехидно согласился Киба. Она фыркнула. — Почему я тебе так не нравлюсь? — спросила она вдруг напрямик. Киба ошеломленно заткнулся. Все его ехидство куда-то исчезло, оставив место лишь гневу. — Ты что, действительно не понимаешь? Лишила человека свободы, насильно связала его с собой и ждешь еще какой-то симпатии? Неужели ты настолько бесчувственна? — О чем ты, Киба? Да, я лишила тебя свободы, но взамен я подарила тебе свою любовь, роскошь, богатство, ты купаешься в лучах моей благосклонности, служанки готовы на тебя молиться, тебе ничего не нужно делать. Ты свободен! На этом острове, со мной, ты свободен! — Ты еще такой ребенок, — тихо пробормотал Киба. — Ничто, из перечисленного тобой, никогда не заменит мне настоящей свободы. — Чем же тебе хуже у меня, чем в твоей драгоценной и ненаглядной Конохе? — Там моя родина, мои друзья, мои родители и родственники, там все, чем я дорожу и чего желаю. — Но я так же сильно люблю тебя, как и твои друзья и родственники. — Ты не можешь этого знать, если сама ты никогда не знала такой любви. Я не видел еще ни одного твоего родственника. Она грустно ему улыбнулась. — И не увидишь. У меня не осталось родных на этом свете, — голос ее чуть заметно дрогнул, но, тем не менее, голова была гордо поднята, наверняка, чтобы скрыть слабость. Киба опустил взгляд, и с губ его невольно сорвалось неслышное «прости». Если она действительно была сиротой, то это объясняло все ее безрассудные поступки, амбиции и ужасный характер. Он бы тоже не далеко ушел, без Ханы и матери. — Принцесса, — тихо произнес он. Она удивленно вскинула на него глаза, впервые слыша от него такое ласковое обращение. — Я… не знал. Как… как это случилось? — Как случилось? — она горько усмехнулась. — Все очень просто. Моя мать умерла при родах, отдав свою жизнь мне. А отец настолько сильно горевал после этого, что напрочь утратил волю к жизни. Год назад он умер после продолжительной болезни, оставив мне в наследство престол. Так уж получилось, что всю свою жизнь я была потребителем. Уголок губ поднялся вверх, в попытке скрыть чувство грусти и одиночества. Ее глаза помрачнели, цветом своим теперь напоминая не сочную листву, а темно-зеленые водоросли. Но ровно через секунду промелькнувшей слабости она взяла себя в руки и, пальцами сжав подлокотники трона, спросила: — Ты считаешь меня одинокой? — и сразу же, не дождавшись ответа, продолжила: — И зря. У меня есть гарем, слуги, подданные и все, что я только пожелаю. В моих руках власть, а в таком положении опасно заводить близких друзей. Она высокомерно выпрямилась и холодно посмотрела на него, ожидая жалости. Но Киба секунду помедлил, размышляя над услышанным. Он не смотрел на нее. Так значит, Кэори правит осторовом всего лишь год? Она не так уж и долго является принцессой… Какое же тяжелое бремя она на себе несет? Она ведь еще совсем ребенок! Пусть и избалованный, высокомерный, эгоистичный, но все-таки невинный. Она ведь не считается с чужими желаниями, так она поступила и с ним. Она избалованная и своенравная, но как можно винить ее, когда она сирота, которую всю жизнь хололили и лелеяли? Она – ребенок, и с ней нужно обращаться мягко, несмотря на ее выводящую из себя эгоистичность и нежелание понимать очевидных вещей. Киба вздохнул и поднял на нее свои глаза. — Принцесса… Кэори… — он запнулся, не зная, как называть ее, и неожиданная улыбка осветила его лицо. – Рико. Ее глаза слегка расширились. — Рико. Послушай. Я… понимаю тебя. Но твое оношение к людям неправильно. Да, ты принцесса, но это вовсе не означает, что тебе дано право распоряжаться чужими судьбами. Ты – не Бог, чтобы так поступать. Я не говорю только о себе и Акамару. Я не способен долго хранить обиду. Меня очень разозлил твой поступок, я был готов тебя ненавидеть за то, что ты насильно заствила меня остаться здсь. Но теперь я понимаю тебя. И… мне нисколько тебя не жаль. Но мне бы хотелось, чтобы и у тебя была возможность понять, что ты живешь неправильно. Что ты поступаешь неправильно. Что ты руководствуешься неправильными мотивами и принципами. Если бы здесь был Наруто… ты бы это поняла. Он бы заставил тебя осознать, что ты не права во многом. Во всем. Но я не Наруто и не обладаю такой силой. Но тем неменее… Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. И пока… я остаюсь с тобой и по своей воле тоже. Надеюсь, что ты сможешь принять мою помощь. Он слегка улыбнулся и пожал плечами, смущенный несвойственной ему откровенностью. Принцесса изумленно смотрела на него, не зная, что сказать. Она просто молчала, во все глаза глядя на него. — Ты что, серьезно? – шепнула она. Киба отвел взгляд. — Это не значит, что я останусь с тобой навсегда. Я найду способ уйти, — честно сказал он. – Но пока я останусь, и не буду пытаться сбежать. Я хочу… чтобы ты поняла. Он поднялся и вышел из зала, провожаемый ее ошеломленным взглядом. Она не стала останавливать его, слишком ошеломленная его словами. За всю ее жизнь никто еще ни разу не говорил ей такого. Всем было на нее наплевать, и только он, чужеземец, шиноби, Киба Инудзука, тот, кого она поработила, повязала на чакре, сделала своим цепным псом против его воли, проявил к ней поистине человеческую искреннюю доброту. А принцесса Кэори никогда не знала настоящей человеческой доброты до этих пор… В груди неожиданно потеплело, ледяное сердце начало оттаивать и стучать быстрее, и что-то приятное и мучительно-сладкое зародилось в этот момент внутри нее. Пока еще слабый, маленький и робкий, но все же лучик. Лучик света и надежды. Обещание того, что скоро появится новый человек. Рико* — дитя жасмина