Моя свобода

Вечером того же дня после отдыха в комнате, которую им выделили, Акамару и Киба были сопровождены в личную гостиную принцессы, которая была смежна с ее спальней. В середине комнаты стоял низкий стол, по бокам от него – обшитый бархатом резные кушетки. На столе было неисчислимое разнообразие экзотических кушаний, напитков и огромная ваза с сочными садовыми фруктами. У Кибы слюнки потекли – он не ел целый день с самого утра, когда перехватил на пару с Акамару мандзю. Запахи, исходившие от стола сводили его с ума. Принцесса уже лежала на кушетке в грациозной изящной позе, ее наряд опять сменился, и светло-сиреневые ткани спадали на пол. — Киба, пожалуйста, раздели со мной ужин, — произнесла она. – Я буду тебе очень благодарна. — А уж я-то как буду, — пробормотал Киба, с вожделением глядя на явства, услаждавшие его голодный взор. Он занял соседнюю кушетку. И бросив «итадакимас», налег на еду. На полу рядом с ним стояла огромная золотая чаша, наполненная сырым мясом с овощами и костями. Она была предназначена Акамару, который подозрительно принюхавшись и ничего угрожающего его жизни не обнаружив, последовал примеру хозяина. Принцесса внимательно наблюдала за Кибой, следя за каждым его движением, но будучи ужасно голодным, он не обращал на это внимания. Когда Киба все же насытился, девушка приподнялась со своей кушетки и, взяв большой золотой кувшин, налила немного теплой ароматной жидкости чайного цвета, издающей пряный аромат специй, мятных трав и вина, в такую же золотую пиалу. Наполнив пиалу, она, поддерживая обеими руками, протянула ее Кибе. — Прими от меня этот напиток, — попросила она. – Я делала его сама. Надеюсь, тебе понравится. Киба взял пиалу из ее рук и поднес к губам, пробормотав «спасибо». Но, когда он уже хотел отпить, Акамару неожиданно предостерегающе зарычал. Киба озадаченно посмотрел на своего питомца. — Что-то не так, Акамару? – спросил он. Пес заскулил и беспокойно завозился. — Полагаю, что ему просто тоже хочется выпить этот напиток, — дружелюбно улыбнулась принцесса, наливая в еще одну золотую чашу гигантских размеров, что стояла на полу, немного чистой хрустальной воды из другого кувшина. – Только он немного алкогольный, поэтому я не дам его твоему псу. Пока она говорила, Киба встревожено смотрел в глубину своей пиалы. Акамару неспроста не понравился этот напиток. Он принюхался, но за острым пряным ароматом специй не ощутил ничего подозрительного. Все было слишком ярким и режущим, чтобы было возможно что-либо учуять. Киба вздохнул и одним глотком осушил всю чашу. Напиток был терпким на вкус, крепким и пьянящим. Мгновенно Киба ощутил, как спокойствие и умиротворение растекается по всему его телу, и он против воли расслабляется. Дальше принцесса что-то говорила, дружелюбно ему улыбаясь, а Киба ничего не слышал. Перед глазами все расплывалось, он перестал различать что-либо ни по запаху, ни зрением, ни осязанием. Хотелось только одного – спать. И Киба подчинился этому тянущему желанию. Упав на подушки кушетки, он закрыл глаза и окончательно провалился в сон. Смутные видения снились Кибе в эту ночь. Словно его несли куда-то по подземным темным коридорам, где гуляют сквозняки. Неистовый бешенный рев Акамару, полный боли и тревоги, звук огромного тела, сталкивающегося с прутьями стальной решетки, крики людей, шарканье ног, чье-то хриплое покашливание, а затем какое-то неясное ощущение, не боль, нет… Словно из него по чуть-чуть вытаскивали жизненную энергию. Киба чувствовал, что он слабеет. С трудом приподняв налившиеся свинцовой тяжестью веки, Киба сквозь занавес ресниц смотрел, как из надреза на его руке, какой-то отвратительный старик вытягивает ладонью, покрытой старческими пятнами, его чакру. Голубоватая сияющая и чистая, она застыла в воздухе длинной лентой. То же самое, старик сделал с принцессой, которая стояла тут же, наблюдая за процессом. Две красивых ленты застыли в воздухе и сплелись в танце голубого сияния. Киба смутно подумал, что это выглядит очень красиво, но его собственные мысли доносились до него как через вату. Его мозг был прочно скован туманом. Потом мгновенная резкая вспышка и уже смешанная чакра влилась в его тело все через тот же небольшой надрез. Теперь Киба ощутил уже боль, но не только физическую… Она была по большей части душевной. Словно Киба только что пережил смерть самого близкого человека. Это стало шоком для его нервов даже во сне. Он задергался, из груди вырвался протяжный мучительный стон, все смешалось и поплыло перед глазами, и откуда-то издалека эхо донесло до него неистовый злобный вой Акамару. «Приду! Убью! Порву на кусочки! Растерзаю! Не трогать мое! Ненавижуууу!» — ревел его пес. И мучительная боль вместе с холодной яростью слышались в его голосе. Киба все это воспринимал как-то смутно и равнодушно. Наверное, из-за того, что он знал – это всего-навсего сон. «Успокойся, мой верный друг, — хотелось сказать ему. – Со мной все в порядке…» Темнота окутала его сознание и Киба был оглушен ею. Все шесть его чувств – осязание, обоняние, слух, зрение, вкус и интуиция – были ослеплены. Он больше ничего не видел, ничего не слышал, ничего не чувствовал… Ничего не знал. Киба потерялся в бесконечном пространстве, равнодушно и безразлично относясь к своему незавидному положению. Ему сейчас было все равно… Проснулся Киба от того, что солнечные лучи били ему в глаза, и все тело покрылось потом. Он просто заживо варился. Осмотревшись, он обнаружил себя лежащим в огромной комнате, занавешенной дорогими коврами, на куче больших мягких подушек. Рядом на полу стоял золотой кувшин, пиала и ваза со свежими фруктами — виноградом, дольками дыни, яблоками, грушами, апельсинами, мандаринами, манго, ананасами и тому подобным. Киба проморгался и с трудом сел. Налив себе немного той жидкости из кувшина, которая оказалась холодным освежающим лимонадом, в пиалу, он осушил ее тремя жадными глотками. Сухость во рту исчезла. Киба сел и еще раз осмотрелся. Он с трудом припоминал произошедшее. В памяти всплыл его недавний сон, и он посмотрел на свою руку. К его удивлению, на коже действительно была едва заметная красная царапина. Киба подошел к огромному зеркалу, что висело на стене, и внимательно осмотрел себя в поисках других ранений. Все, что он смог обнаружить — это то, что из одежды на нем присутствуют лишь его чунинские штаны. Больше ничего — ни протектора Конохи, ни сетки, ни кожанки… ни ранений. Но зато прямо по центру груди была какая-то печать. Ромбовидная, с симметричным орнаментом в центре. Она проявилась, когда он посмотрел на свою грудь, а затем снова исчезла, медленно и постепенно растаяв, словно ее и не было. Смутное волнение вдруг охватило его, и он снова ощутил аромат жасмина. Киба принюхался. На этот раз источником запаха был он сам. Киба провел носом по своей руке — так и есть. Запах жасмина исходил от его кожи, правда, он был не таким сильным, как у принцессы. Почему так? Да, он провел в компании девушки несколько часов, но запах не мог так сильно приесться к нему. Тут память услужливо подбросила ему видение из его сна — две чакры сплетаются воедино, а затем, уже в смешанном виде, возвращаются обратно в его тело. Это ли было причиной его теперешнего измененного запаха? Киба вздохнул. Надо разыскать свою одежду и Акамару. Черт, неужели этот сон был правдой? Если да, то Акамару сейчас в беде, томится где-то в клетке и скулит… Он вышел из комнаты и тут же в замешательстве остановился. Куда идти? Он ведь совершенно не ориентировался во дворце. Странно, почему у дверей нет стражников? Киба принюхался и тут же ощутил множество запахов. Среди них он различил и запах Акамару. Не медля больше ни минуты, Киба направился на него. Своего пса он нашел довольно быстро. Тот тоже учуял запах хозяина и теперь лаял и громко скребся в дверь. Акамару был заперт в комнате по коридору за одной из дверей, которых здесь было предостаточно, чтобы никогда не бывавший здесь ранее человек ощутил себя потерявшимся. Киба толкнул дверь — она не поддавалась. Тогда он просто вышиб ее ногой, и Акамару вышел на волю. Пес, скуля от радости, принялся вылизывать Кибу с ног до головы. «Хвала всем звериным богам, с тобой все в порядке!» — читалось в каждом его движении. Правда, через минут пять его энтузиазм поулегся, когда он учуял слабый аромат жасмина, доносившийся от хозяина. Он недовольно сморщил нос и чихнул. Проворчал что-то и уселся у ног хозяина. Киба потрепал пса по загривку, чмокнул в холодный нос и пошел, сопровождаемый Акамару, дальше по коридору, размышляя вслух: — Так, и где же мы с тобой находимся, Акамару? И сколько времени я проспал? Какой сегодня день? Что за сон приснился мне предыдущей ночью? И был ли он сном? Ну, что скажешь, Акамару? Пес ничего не сказал. Он был просто рад, что оказался снова рядом со своим хозяином. — Подстроила все принцесса, — продолжал размышлять Киба. — Иначе, зачем бы ей было запирать тебя в комнате? Значит, все это был точно не сон… Что же эта озабоченная маньячка со мной сотворила? Что за ритуал происходил тогда, в подземелье дворца? Что делал тот старик? Акамару, ты не зря рычал тогда, когда я хотел выпить вина из той чаши за ужином. Меня опоили сонным зельем. Не пойму, что они со мной сделали? Я не чувствую изменений в своем теле… Надо ли найти принцессу? И куда делась моя одежда? Знаешь что, Акамару? Давай-ка, мы с тобой поищем тронный зал. Размышляя на ходу таким образом (что тоже вошло у Кибы в привычку еще с детства — он всегда делился своими мыслями с Акамару), Киба плутал по коридорам, пытаясь уловить знакомый запах жасмина. Он вспоминал свой странный сон и все больше убеждался, что это было правдой. И доказательством тому служила длинная царапина на его руке. В таком случае, если это было правдой, Акамару держали в клетке с железными прутьями… И он выл от боли, страха, и ярости… Ведь их нельзя разлучать! «Ну принцесса, ну ведьма! Ты поплатишься за свой поступок!» — подумал Киба с яростью. Зал они с Акамару нашли довольно-таки быстро. Стражники у дверей не обратили на него никакого внимания, впрочем, как и Киба на них. Он взялся за ручки и со всей силы потянул на себя массивные тяжелые створки. Двери нехотя разъехались в стороны, поддавшись немалой силе мускулов Кибы. Принцесса, как и ожидал Киба, находилась там, в окружении своих служанок и стражников. Он вошел в зал беспрепятственно. Служанки при виде него полуобнаженного, начали исправно издавать пламенные вздохи, что Кибе очень не понравилось. Он и так был уже практически раздет, а теперь его еще и насиловали взглядами. Снова. Нет, ну чего они все такие сексуально озабоченные?.. Этого он никак не мог уразуметь. Не обращая на девушек внимания, он рявкнул: — Что, черт возьми, происходит? Это не похоже на радушное гостеприимство, принцесса! Может, объяснишь, в чем дело? — его грозный голос эхом разрезал помещение. Казалось, нарастающее напряжение можно было увидеть невооруженным взглядом. Больше всего Инудзука разъярился из-за своего пса. Причем тут Акамару, даже если Киба в чем-то виноват? Зачем было сажать пса в клетку? Железные прутья, лишающие свободы — вот что больше всего он ненавидел. Принцесса ответила спокойно и даже холодно: — Киба, полагаю, что в гостях так себя не ведут. Он кинул на нее взгляд, полный ярости, и тихо прорычал сквозь сомкнутые зубы: — Объясни мне, зачем тебе все это, перед тем, как я уйду! — в его голосе послышались стальные нотки. Принцесса посмотрела на него с легкой улыбкой на чувственных губах и мелодично пропела: — Киба, о чем ты говоришь? Он резко встряхнул головой в попытке отогнать от себя мощные чары ее певучего голоса и, сощурив глаза в ярости, прорычал: — Не притворяйся, что ты не знаешь! Я все видел сквозь сон. Что ты натворила с моей чакрой, ведьма? — Киба, — вновь пропела она своим нежным голосом. — Я боюсь, что не понимаю, о чем ты говоришь. Я не сделала с тобой ничего плохого. Я всего лишь хочу, чтобы ты побыл со мной еще немного... Она встала со своего места и плавной походкой направилась к нему. — Черт тебя подери, я не знаю, что ты сделала, но оставаться в этом бедламе я больше не намерен! Верни мне мою одежду! — приказной тон в его голосе заставил некоторых служанок прикрыть раскрытые рты ладошками в восхищении. Принцесса хлопнула в ладоши. Тот час же две служанки умчались и вернулись через минуту, уже с его одеждой. Парень выдернул ее из рук служанок. — Мы с Акамару уходим, и не смей меня останавливать, иначе перегрызу горло, — терпение его лопнуло. Глаза загорелись недобрым пламенем, Киба, резко развернувшись, направился к выходу. Акамару, на прощание оскалив зубы в немой угрозе, побежал за хозяином. Уже в дверях чуткий слух Кибы уловил еле слышимый шепот принцессы: — Ты сам вернешься ко мне, Киба Инудзука. В ответ на ее реплику Киба, что есть силы, пнул тяжелые двери и вышел, пылая яростью. Двери за ним захлопнулись с громким стуком, заставившим всех служанок дружно вздрогнуть. Негодуя, Киба покинул зловещий, не казавшимся уже таким прекрасным дворец.