Голос из прекрасного далёка

- Посмотри. Что ты видишь? - спрашивает он с горечью, не поднимая глаз. - Разбитого старика с прокуренным голосом, - отвечает кто-то, не смотря на него. - Как мило с твоей стороны. Но, знаешь, ты прав. Это неопознанное место без окон, с десятками дверей, за которыми скрывается что-то, что скрывал он. Кто он? Он и сам не догадывается. В этом странном месте потерялось не только само место, не только время, но и имена, и чувства, только усталость никуда не делась. Она словно срослась с ним. И на плечах нестарческих, но и немолодых двести тонн прошедшего. Он вздыхает. И жалеет, что в этом небытие нет сигарет. - Говори, мне не нравится эта тишина, - бросает он своему собеседнику, которого не видит, но чувствует и знает, что ему всегда ответят. - Здесь нет тишины. Где ты, там не бывает тихо, - ответил ему кто-то, словно близко стоящий, но с далёким голосом. И он горько ухмыляется. Что правда, то правда. И здесь на самом деле не тихо. Слышны приглушённые звуки из-за дверей. Звуки, которые он уже где-то и когда-то слышал, звуки, которых ещё никто и ничто не создало. - Может, тебе стоит заглянуть в них? - советует-спрашивает голос. - Открыть одну из этих дверей значит заменить пустоту в своей голове тем, что там. А мне нравится ни о чём не думать, - отвечает он и добавляет: - И я хочу курить. - Ты ограничен, - с раздражением говорит голос и замолкает на долгих полчаса. Он не зовёт голос, тем более не просит извинений за свой узкий круг желаний и интересов. Здесь ему ничего не интересно. Он стоит посреди этого пространства, но стоять надоедает, и он садится. Пол, или его подобие, не мягкий, не твёрдый. «Всё здесь просто пустота», - думает он, и этого его единственная мысль за всё время. А спустя полчаса сидения и пустоты он-таки перестаёт сохранять молчание: - Обиделся? - спрашивает он голос. - Загляни хоть за одну дверь, хотя бы приоткрой одну из них. - Хорошо, - встаёт он и подходит к ближней двери, кладёт ладонь на ручку. - И я не ограничен, я просто устал, - входя, говорит он. Что же там за дверью? Там уже нет его. Там есть какой-то молодой человек, немного пьяный, вполне счастливый, без каких-либо планов на будущее и даже завтрашний день. Длинные волосы его предмет зависти женщин и насмешек мужчин. Он не такой, как все, и в этом его главное счастье. Он не тем живёт, не тому следует, но уверенности в правильности своей жизни хоть отбавляй. Всё слишком радостно, солнечно. Всё наполнено жизнью, дыханием молодости. Но ведь что-то не так? Не так, и в странном месте снова голос и снова он. - Почему ты так быстро? Он ничего не отвечает, садится обратно на пол. «Ни о чём не думать», - думает он. - Почему? - голос настойчив. - Говорят, перед смертью вся жизнь перед глазами мелькает. Но ведь смотреть это временем изъеденное кино не обязательно? - Кем ты меня считаешь? Он пожимает плечами. - Знаешь, почему люди умирают, когда могут выжить? И он снова пожимает плечами. «Мысли появились, и от них не избавиться уже. А без них было лучше. Когда думаешь, появляются сомнения», - думает он, уже не в силах остановить возобновившийся мыслительный процесс. - Они попадают в похожее место, не это, но подобное. У кого двери, у кого окна, у кого зеркала и прочее и прочее. Каждый уникален в своём небытие. - Перестань! - вдруг кричит он, вскакивая. - Я устал, не хочу ничего слушать, просто заткнись! - Ты хочешь курить? - в ответ, не повышая тона, спрашивает кто-то. Он кивает. - Тогда слушай! Так вот, каждый из выживших заглядывает в свои двери, они видят всё то, что стоило бы увидеть снова, и каждый из них находит за этими дверьми то, что заставляет его тело бороться, пока душа пребывает в небытие. Ты отказываешься смотреть своё кино, а значит, ты отказываешься бороться. Неужели тебе нечего искать за этими дверьми?! - Я устал. - Настолько сильно? Настолько твоя усталость сильнее тебя, что ты готов сдаться? Готов остаться в этой пустоте, с пустой головой, без сигарет, так тобою любимых?! - голос постепенно срывается на крик. - Эгоистом был, есть и больше не будешь! Устал он! Все устали, всем надоело, но это жизнь! Жизнь, которую мы сами выбираем. Ты выбирал сам, загляни в двери и убедишься в этом. - У тебя знакомый голос, - на всё это говорит он. Минута молчания, две минуты. - Всё! Только посмей подойти хоть к одной двери! Твоя усталость всё, что может быть важно. Отдыхай, не думай ни о чём..! - Я не могу, - перебивает он, тяжело вздыхая. - Мысли уже в моей голове, они как паразиты. Не думать ни о чём я больше не могу, Кай. Голос замолкает снова и уже больше чем на две минуты. А он думает, думает о том, что вернуть пустоту уже не получится, что это небытие уже заполнено криками возмущения, его усталыми фразами, дыханием из той единственно открытой двери. - Эй, Кай! Я бы в любом случае узнал твой голос. Чего молчишь? Но в ответ тишина. - Ты обиделся? Я понимаю, моя усталость и безразличие неприятны. Не обижайся! Кай? Тишина в ответ. «Его больше здесь нет», - приходит в голову. И эта мысль как сигнал. Небытие снова становится собой, все возмущения исчезли вместе с голосом, усталые фразы растворились, а дыхание ветерка больше не чувствуется. Он оборачивается к той двери, но её нет. И одна за другой двери исчезают. Его время истекло. Всё заполняет пустота. В отчаянии он бросается к последней оставшейся и дёргает ручку. Но ведь он хотел этого небытия, почему тогда он пытается выбраться? Он хочет курить всё так же, а ещё он всегда боялся одиночества, всегда. И остаться в одиночестве навсегда — хуже, чем то, что за дверью. - Быстро же тебя выписали, - улыбаясь, хлопает по плечу Миху Басти. - Да, - тоже пытается улыбнуться Райн, но получается криво и неправдоподобно. Басти всё понимает и отходит к машине. Райн ищет глазами басиста, тот стоит в сторонке, опираясь спиной о дерево, и смотрит в небо сквозь крону. Фронтмен думает, стоит ли. И всё-таки решает, что да. Он подходит к Люттеру и покашливает в кулак, привлекая к себе внимание. - Чего так скромно? - удивляется басист, переводя взгляд с неба на Райна. - Я ненавижу твой голос. И вообще ты ещё та сволочь, но… Спасибо! - быстро говорит Миха. Кай удивлённо смотрит на него. К выходкам Райна он уже привык, тот иногда и не такое говорит не по делу. Но вдруг взгляд басиста проясняется, и он улыбается. - Да не за что, - отвечает Кай. - Иначе бы ребята меня убили, ну и ещё толпа фанатов растерзала. Райн смеётся. И в смехе этом, да и в самом мужчине больше нет той усталости в двести тонн. Клиническая смерть, как ни парадоксально, сказалась на нём скорее положительно, чем отрицательно. - Я всегда боялся одиночества, - вдруг тихо говорит он и подмигивает своему голосу из прекрасного далёка.