6
14 августа 2017 г. в 18:00
— И почему я должен таскаться повсюду вместе с вами?
Гото, управляющий машиной, украдкой взглянул на Якумо, скрестившего руки на груди. Его недовольство было обоснованно. Гото и сам не думал, что ему стоило приводить на расследование гражданского. Однако дело невозможно было решить без помощи Якумо. Исследуя охватившего Макото призрака, они столкнулись с делом серийного убийцы, но у него не было и мысли о том, как одно связано с другим. Причина, по которой Гото просил Якумо сопровождать его, состояла не в том, что у парень мог видеть призраков. Его проницательность и здравый рассудок прекрасно подходили для расследования.
— Не говори так. Ты ведь сам не можешь оставить всё, как есть, — изо рта Гото торчала сигарета, а руки лежали на руле.
— И вы — тот, кто заставили меня это чувствовать, Гото-сан. И да, если вы её подожжёте, я уйду домой.
— А, виноват.
Якумо действительно придирался ко всему. Возможно, раздражать людей было его хобби.
После того, как они переехали мост через реку Тама и пересекли торговую улицу перед станцией, они увидели плакат со словами <Больница Киношиты: Приём родов и Отделение гинекологии>.
— О, это здесь, — Гото включил поворотки и припарковался на обочине дороги за парком.
Трёхэтажное здание было выкрашено в белый, а его крыша была плоской. По размерам оно было схоже с многоэтажным домом. Вид у него был достаточно солидный для частного госпиталя, также используемого в качестве места постоянного проживания.
Гото вылез и машины и направился ко входу в госпиталь. Якумо последовал за ним, продолжая жаловаться. На стеклянной двери висела табличка с надписью <Не принимаем>, а занавески были закрыты. Гото согнулся, пытаясь заглянуть внутрь через окно, но ничего не разглядел. Тогда он повернул ручку двери, и она поддалась без сопротивления — было не закрыто.
— Мы входим, — предупредил Гото, перешагивая порог госпиталя. В вестибюле не было ни души. Гото взял из шкафчика тапочки и переобулся, прежде чем ступить на застилающий комнату чистый линолеум.
— Похоже, сегодня здесь не принимают, — важно заговорил Якумо, следуя за Гото. Тот лишь удивлялся, разглядывая приёмную. Тут тоже было пусто. Госпиталь, в котором никого не было, казался каким-то сверхъестественным.
— Есть кто? — громко прокричал Гото, и его голос эхом отразился от стен госпиталя.
— Простите, но мы сегодня не принимаем, — дверь смотровой комнаты, что находилась дальше по коридору, открылась, и оттуда показался мужчина в белом.
— Вы — доктор Киношита?
— Да, всё так, но…
Киношита был человеком с приятной внешностью, овальным лицом и полуприкрытыми глазами. У него были впалые щёки, а под глазами образовались тёмные круги — он казался абсолютно истощённым.
Он был отцом первой из жертв серийного убийцы.
— Меня зовут Гото. Я из уголовного отделения полиции, — Гото показал удостоверение. Киношита вздохнул так, будто был готов в любой момент заплакать.
— Что вам от меня нужно?
— Я хочу расспросить вас о случившемся.
— Ясно. Прошу, входите, — Киношита дружелюбно улыбнулся, отчего его выражение стало совершенно непохожим на прежнее, и пригласил их войти в смотровую комнату. Гото вошёл внутрь вместе с Якумо. Это была навевающая тоску комната с одним лишь столом и кроватью. Отделённая перегородкой часть комнаты, должно быть, предназначалась для осмотров.
Киношита поставил два круглых стула напротив своего стола и предложил им сесть.
— Прошу меня простить. Сегодня все медсёстры отдыхают, я здесь один. У меня плохо выходит обращаться с гостями… — Киношита несколько раз виновато поклонился.
— Не волнуйтесь об этом. Мы здесь не на дружеской встрече, — Гото махнул рукой так, будто отмахивался от мухи.
Хотя Киношита сказал, что все медсёстры взяли перерыв на самом деле, возможно, дела обстояли по-другому. Гото слышал слухи о том, что все они просто перестали приходить после случая с его дочерью. Печально, но таков был мир. Даже при том, что Киношита стал отцом девочки, убитой серийным убийцей, не по своему желанию, он выслушивал обвинения от людей, не заботящихся о его душевном состоянии.
— Могу я спросить, кто вас сопровождает? — Киношита с подозрением посмотрел на Якумо. Что ж, его недоверие можно было объяснить. Гото следовало заставить Якумо надеть костюм или что-нибудь хоть немного приличное.
— Он следователь, хотя может и не походить на него, — ответил Гото с очень деловитым видом. Недостаточно правдоподобная ложь может плохо повлиять на ситуацию.
— Следователь? Вы очень молоды, — Киношита стал потирать подбородок, будто задумавшись.
— Я — Сайто Якумо из уголовного отдела, — ответил Якумо, пытаясь избавить Киношиту от сомнений.
— Сайто… Якумо… — Киношита повторил его имя, будто припоминая что-то. Он вновь сузил глаза, и вскоре его лицо просветлело в осознании.
— Ваша мать случайно не Азуса-сан?
— Как вы узнали? — Якумо внимательно посмотрел на Киношиту.
— Тогда всё верно! Ты — Сайто Якумо! — счастливо, громким голосом объявил Киношита, сложив ладони вместе.
— Ты его знаешь? — прошептал Гото. Якумо недовольно покачал головой.
— А, прошу простить. Это так волнующе. Ты Якумо-кун. Ты так вырос. И я тоже, — Киношита эмоционально сложил руки и наморщил лоб.
— Эй, ты его всё же знаешь.
— Как я и сказал, нет, — ответил Якумо, отрезая этим любые вопросы. Так или иначе, в разговоре, похоже, образовалось недопонимание.
— Похоже, я тебя смутил — прошу прощения. Естественно, Якумо-кун уже забыл меня, — сказал Киношита, приятно улыбнувшись.
— Простите, но вы и правда меня знаете? — даже Якумо не смог скрыть того, что был сбит с толку.
— Да. Позволь объяснить. Я принимал твои роды.
«Эй-эй, ничего себе сюрприз».
— Вы были… — Якумо выглядел, словно подбитый голубь, что было для него крайне необычно.
— И всё же, у вас, похоже, хорошая память.
— Ну, тот случай оставил после себя яркое впечатление, во многих смыслах, — Киношита кивнул в ответ на реплику Гото. Он, возможно, говорил о глазе Якумо. Его красном левом глазе. Киношита был первым в мире человеком, увидевшим его.
— Ты сейчас прячешь его с помощью контактной линзы?
— Да, — Якумо чётко ответил на вопрос Киношиты. Сейчас изумление покинуло его лицо, но он всё ещё выглядел напряжённым.
«Оу, да это же карма…»
— Если честно, я счастлив, что ты так вырос. Прошу тебя выслушать меня без обид.
Якумо молча кивнул разговорившемуся Киношите.
— Когда ты родился, я подумал, что ты не выживешь. Отчасти по медицинским причинам, но важнее было то, что люди бывают невообразимо жестокими к тем, кто чем-то отличается от них… Ну, ты понимаешь. Многие люди, пока ты рос, должно быть, оказывали тебе поддержку.
Якумо горько улыбался, будто не понимая, о чём говорил Киношита.
— Моя мать пыталась убить меня.
— Пыталась убить? Ты, должно быть, врёшь, — глаза Киношиты расширились от шока.
— Нет, это правда, — прервал их Гото. Было ли это к счастью или нет, но Гото присутствовал при этом случае. Киношита жарко покачал головой, будто говоря, что не может поверить. Но как бы он не отрицал это, факт оставался фактом…
— Почему…
— Возможно, она возненавидела этот левый глаз, — ответил Якумо на отрицание Киношиты.
— На то должна быть причина. Я понимаю, так как сам потерял свою дочь. Родители ни за что не убьют своего ребёнка из-за простой ненависти. У неё должна была быть причина, чтобы совершать нечто подобное, — настаивал Киношита со слезами на глазах. Гото мог понять чувства доктора. С точки зрения мужчины, жестоко лишённого своей дочери, то, что кто-то хотел своими руками убить ребёнка, было непостижимо. С другой стороны, Якумо считал, что отношения между родителями и детьми не заслуживали веры. Если бы он сам не уверил себя в этом, предположения Якумо разрушились бы.
Печально, но в этом мире у каждого человека были свои ценности. Именно поэтому происходили преступления. Просто такова жизнь.
— Если бы я встретился с ней снова, я бы очень желал услышать, почему женщина может пытаться убить собственного сына, — кончики губ Якумо растянулись в улыбке, но его глаза не улыбались. Они смотрели вперёд с ужасающим напором.
— Это правда. Причина не важна — это не то, что можно простить…
Киношита поднял глаза к потолку, чтобы избежать взгляда Якумо.
— Простите, но не могли бы вы отложить ваше душевное объединение на потом? — вмешался Гото. Из дальнейшего диалога не выйдет ничего хорошего. Им следовало отклониться от этой темы.
Их жизненные ситуации были абсолютно противоположны. Проблема была не в том, что кто-то был прав, а кто-то — нет; они оба говорили правду, но у каждого она была своя.
— Верно, — Киношита выпрямился. Якумо взлохматил свои волосы, словно отгоняя эмоции, но острый взгляд всё ещё не покинул его лицо. Ну, с этим ничего нельзя было поделать.
— На самом деле вы пришли, чтобы показать вам кое-что. Это может быть тяжело, но готовы ли вы сотрудничать с нами? — Гото вновь обратился к Киношите, и тот молча кивнул.
— Во-первых, фотография, — Гото протянул ему фото из Библии, принадлежащей Андо. На нём была изображена девочка с хвостиком, которая улыбалась и плакала одновременно. Знала ли она, что вскоре умрёт, когда делалось это фото? Гото внезапно задумался об этом.
— Аяка… — пробормотал Киношита, и его голос дрогнул. Его руки тряслись, а глаза раскраснелись.
— Вы узнаёте это фото?
— Впервые вижу его.
— Вы уверены?
— Все фотографии моей дочери хранятся в альбомах. Ошибки быть не может.
Не похоже было, что Киношита врал. Гото заметил на столе фотографию в серебряной рамке. Там была дочь Киношиты, Аяка-тян. Рядом стоял мужчина одного возраста с Киношитой.
Он поставил сюда эту фотографию уже после смерти дочери? Или она была здесь и до этого? Гото не мог спросить об этом.
— Вы знаете, когда это фото было сделано?
Киношита протирал глаза, сгорбившись и стеная. Гото не хотел давить на него, когда он был так расклеен, поэтому просто ждал, когда Киношита поднимет голову.
— Оно… это фото было сделано, когда моя дочь уже исчезла, — наконец, Киношита выпрямился и заговорил. Всё его лицо до кончиков ушей покраснело. Он был похож на воздушный шар, готовый лопнуть в любое мгновение. Он будто сдерживал внутри себя неудержимую ярость, и эти эмоции были столь сильны, что казались для Гото, не имевшего своего ребёнка, непостижимыми.
— Почему вы так уверены?
Киношита с силой прикусил свою нижнюю губу; казалось, она готова была в любой момент закровоточить.
— У неё пластырь на ухе. За ночь до своего исчезновения она проколола себе его. Вначале я был против, но она говорила, что так сильно этого хочет… Моя дочь никогда не просила многого, так что…
Киношита, возможно, перебирал воспоминания в своей голове. Он накрыл голову руками — он просто не мог закончить говорить. Этот человек винил во всём себя. Его дочь отобрали у него без особой на то причины, и негодование он выплёскивал на самого себя. Он калечил себя.
— Ясно… — Гото и сам не понимал, что ему было ясно. В этом не было особого значения. Ему просто нечего было больше сказать.
— Где вы нашли её? — спросил Киношита дрожащим голосом. Взгляд его был опущен.
— В настоящий момент я могу лишь сказать, что оно было найдено во время расследования.
Некоторое время Киношита просто смотрел на свои ноги. Гото ждал, пока он начнёт двигаться. Взглянув в сторону, он увидел, как Якумо серьёзно смотрит на Киношиту, приложив палец к брови. Этот парень что-то чувствовал, хотя Гото не мог знать, что именно.
— Понял, — наконец, Киношита поднял свои раскрасневшиеся глаза и сказал лишь это.
— По правде говоря, есть ещё одна вещь, которую я хотел бы вам показать, — Гото вытащил ключ из пластиковой коробки, лежащей в кармане его пиджака, и протянул его Киношите. Он так же был при Андо.
— Что это?
— Ключ, но мы не знаем, от чего. Он не кажется вам знакомым?
— К сожалению… — виновато пробормотал Киношита, возвращая ключ Гото.
Про ключ они так ничего и не разузнали, но если фотография действительно была сделана после похищения, они уже не могут сказать, что Андо не имел с этим делом ничего общего.
Дела принимают интересный оборот…
