Злейший друг

- Экий ты прыткий! – Брагинский вполне добродушно осклабился. – Пойдем.. – Интонация не терпела возражений, и Бальшмидт последовал за Россией, благоразумно решив, что сейчас ему лучше не раздражать «этого варвара». Брагинский привел Пруссию в кухню, где на столе уже дымилась миска непонятного варева. - Ешь. – Пруссия с сомнением посмотрел на миску, хотел подобрать по-возможности более вежливые слова для отказа, но желудок предательски заурчал. Гилберт покраснел от такого позора, сел за стол и недоверчиво поднес ложку ко рту. Варево оказалось на редкость вкусным. В голове Бальшмидта промелькнула мысль, что если убивать его пока не собираются, и даже кормят, можно не церемонится – вежливость и манеры он будет изображать, когда брюхо набьет. За странным супом, который Брагинский назвал «рассольник», последовал чай и какие-то лепешки. «Ну, что же,» - подумал Пруссия – «все не так уж плохо». Брагинский все это время стоял в дверях с неопределенным выражением лица, затем шумно вздохнул, сказал: «Я пошел по делам. Рыпнешься куда-нибудь – прибью». – развернулся и вышел. «И куда мне рыпаться?» - сыто подумал Пруссия. – «меня и здесь неплохо кормят. И вообще, меня – Великого, ничьем не проймешь. Даже стряпней этого варвара!» Однако вскоре Пруссия понял, что жестоко ошибался. В его замке поселился Брагинский – и этим все было сказано. От присутствия России, пространство, казалось, сжималось – Россия был везде. Хлопали двери, трещали лестницы, в комнатах до неимоверной духоты и жары топились камины, на кухонном столе была вечно навалена гора еды и выпивки, а в мойке – такая же, если не большая гора грязной посуды – Иван жил на широкую ногу. Бальшмидт, привычный экономить на всем, кроме войны и коллекционирования произведений искусства (эту страсть он перенял у своего правителя – старого Фрица), был просто в ужасе. Еще ужаснее было то, что когда у России не было дел в Европе и приходилось проводить время в маленьком замке, этот варвар буквальной пробовал на зуб Бальшмидтовскую коллекцию редких картин, фарфора, драгоценных механических игрушек… «***й ***ц!» - Гилберт скрипел зубами, наблюдая как Брагинский бесцеремонно тыкал пальцами в полотна именитых художников, вертел в руках хрупкий фарфор и механические безделушки. И вот, когда Иван принялся ковырять ногтем дорогие сердцу Пруссии часы в виде рыцарского замка, стремясь разгадать секрет движущихся фигурок, Бальшмидт понял, что если он не вмешается – его коллекции ***ц. С этого момента Пруссия стал для своего «гостя» экскурсоводом. Он показывал и рассказывал, показывал и рассказывал… Это было хуже, чем воевать – Гилберт совершенно вымотался. Времени ни на что не хватало. Какие уж там стратегические планы отмщения братьям – ближе к полуночи, Гилберт едва доползал до кровати. «***й ***й! И почему я? Почему этому варвару не надумалось воевать с Родерихом? Они бы быстро нашли общий язык.» - Вяло думал Пруссия. Сил не было даже на злость. Однажды Брагинский вернулся в очень скверном настроении. Хлопнув парадной дверью и выругавшись, он засел на кухне и начал снимать стресс – то есть по-просту напиваться. Густая темно-фиолетовая аура растеклась по всему замку, но Гилберта было сложно чем-то напугать, тем более, каким-то шестым чувством он понимал, Иван, пожив с ним под одной крышей, уже не станет причинять вреда. Россия был очень привязчив, и всех, с кем мало-мальски долго общался – считал своей семьей. Белобрысая макушка высунулась из приоткрытой двери. - А, ты здесь, прусачья рожа! Подойди – выпьешь со мной? – Брагинский уже изрядно наклюквился, но останавливаться не был намерен. «Почему бы и нет?» - Гилберт смело перешагнул порог и взял в руки налитый до краев стакан. Дыхание перехватило, Пруссия мужественно занюхал все рукавом под одобрительные кивки Брагинского. - Скажи, пруссак, вот чего они меня не любят? – Брагинский был готов расплакаться. - Да, сам не знаю. – Просипел Бальшмидт. – Меня тоже не любят. Это была чистая правда. С самого момента появления в этом негостеприимном мире Пруссию презирали, ненавидели, боялись. Гилберт не знал иного отношения. Вот и сейчас, его – Великого, отдали на растерзание «этому варвару». «***й вам! Просчитались, ублюдки!» - Пруссия налил себе еще. - Только ты меня и понимаешь! – Россия вздохнул и уставился на недопитую бутыль, будто гипнотизируя ее… Гилберт после выпитого почувствовал прилив сентиментальности, он вытащил из-за пазухи флейту – искусству обращаться с этим музыкальным инструментом он тоже выучился от старого Фрица. Полилась тихая, печальная мелодия. Россия слушал музыку, прикрыв глаза. - Мой правитель на скрипке любит играть, но у тебя лучше получается. – Словно очнувшись сказал он Гилберту. – Ты извини, если что. Завтра я отправляюсь домой. – Сказанное повергло Бальшмидта в легкий шок. Он уже привык жить с Брагинским. - А можно? Это… - Проводить, что ли хочешь? – Брагинский махнул рукой. – Валяй! Из замка они вышли утром. Россия словно и не пил всю ночь – размашисто шагал, вдыхая прохладный воздух. Пруссия едва поспевал рядом. Вдруг на горизонте замаячила знакомая фигура. - Родерих! – Гилберт сжал кулаки и посмотрел на Брагинского. Иван только пожал плечами. Уже через пару минут Австрия лежал на земле в порванной ожежде, сверху взгромоздился Бальшмидт и методично дубасил своего родственника кулаками. - Господин Брагинский! – Взмолился Родерих, - уймите уже своего подопечного! Мы же союзники… - Мы более не союзники. – Голос России звучал ровно и отчужденно. – Пруссия мне не подопечный, поэтому я не могу вмешиваться в ваш рыцарский поединок. Вы сами, кажется, просили меня не вмешиваться в европейские дела… Гилберт аж остолбенел на секунду от этих слов. - ***ц! Ну все ***ка! Я из тебя отбивную сделаю! За все ответишь, презренный предатель! – Каждая фраза сопровождалась глухим ударом и воплями Австрии. Наконец, утолив вспышку праведного гнева, Бальшмидт поднялся и хотел уже поблагодарить Брагинского, но того и след простыл. Австрия, воспользовавшись случаем, тоже по-тихому слинял. Постояв в нерешительности, Гилберт двинулся домой. В голове Великого зрела великая мысль. «Он отблагодарит Россию. Никто не посмеет сказать, что Великий не помнит добра. Тем более, что вчера он узнал сокровенную мечту Брагинского. Признание европейских держав. Будет ему признание! Эти ***ки будут бежать наперегонки, чтобы лизать подметки Ивану! Он, Великий, в лепешку расшибется, но это сделает!» - В глазах полыхнули алые отблески. – «А за одно, я проучу Людвига - мелкий засранец поплатится за свое предательство».