Торт на завтрак

— И сколько их, гм, всего? — спрашивает Барбара. Вот она — её жизнь, спешите видеть. Сидеть на кухне огромного загородного дома и вести светские беседы с наёмными серийными убийцами. Возможно, длинные семейные чаепития готовили её именно к этому? — Двадцать восемь, — отвечает Зсасз. У него по локоть закатаны рукава чёрной пафосной рубашки, и на руках от запястья до локтя — короткие зарубки: группками по четыре параллельных и одна поперёк. Где-то в этом доме есть глава мафиозной семьи, дон Фальконе, и жених Барбары, Джим Гордон, наверняка вместе с напарником. Они решают судьбы — свои, её, всего Готэма. На кухне пахнет сладкими кексами. Барбаре даже неловко, но у неё немного тянет в животе: она не позавтракала, слишком нервничала. — Как-то мало, — говорит она. Желание втянуть голову в плечи — инстинктивное, Барбара едва его перебарывает. Зсасз не замахивается, не бьёт по лицу, и она медленно выдыхает. — По одному на каждого убитого. И не говори, что я убил мало, — Зсасз улыбается своим лягушачьим ртом. — Во-первых, больше, чем ты. Во-вторых, убийства — это вообще не мой профиль. — А что? Подработка? Хобби? — Барбара нервно смеётся. Вряд ли она хочет знать, что за «профиль» у этого типа. Вряд ли это вязание крючком, если только из чужих кишок. — А порезы что же? Наказание? Зсасз качает головой, всё ещё улыбается — как будто Барбара ужасно, невыносимо забавная. — Награда? — пробует Барбара ещё раз. А что? В колледже она встречала и более странные вещи. — Нет, — говорит Зсасз. — Не совсем. — Но это приятно? — с нажимом спрашивает Барбара. — Скорее да, чем нет. Зсасз очень информативен. Совсем как Джим в свои лучшие дни. Барбаре хочется плакать и обещать самой себе, что если с Джимом не сложится, то никогда, никогда больше она не свяжет жизнь с эмоционально подавленным мужчиной. Хоть бы Джим выжил, думает она после этого. — Тогда почему всего двадцать восемь? Зсасз склоняет набок голову, смотрит по-птичьи, в глазах, кажется, не хватает прокручивающегося колёсика загрузки. Попробуйте повторить вопрос позднее или перезагрузите машину. Барбара пытается. — Если это приятно, почему бы не резать руки чаще? Это какая-то обратная психология, ей-богу. Барбаре кажется, что она слышит в голове голос терапевтки, с которой воевала в старшей школе, и переиначивает каждое её слово, выдавая Зсасзу полную противоположность. Тонкая психологическая диверсия. Или ей просто скучно, потому что Джим вершит судьбы Готэма, а она сидит на кухне в маленьком чёрном платье, и даже с кексами ей помочь не разрешили. — Это как торт, — говорит Зсасз. — Торты вкусные, потому что ты ешь их один раз в год, на день рождения. Барбара подаётся к нему ближе, понижает голос до заговорщического шёпота: — Тебе не говорили, что взрослый человек — это тот, кто может позволить себе торт на завтрак, обед и ужин каждый день? * * * — Вот здесь, — говорит Зсасз, и прижимает её пальцы к своей груди. Грудь у него белая, гладкая и безволосая — Джим так не выглядит, даже когда сбривает всё подчистую. Ещё он определённо хорошо сложен, и на нём меньше шрамов, чем Барбара предполагала. Наверное, это значит, что он хороший спец. Барбара думала, они ограничатся руками, но Зсасз оказался против. Руки, сказал он, для ведения счёта; я же не рисую в твоей чековой книжке? Барбара не стала спорить. В руках у неё — кухонный нож, маленький и острый, для чистки фруктов. Даже таким крохой можно убить человека, если постараться, Барбара смотрит на живот Зсасза, мягкий и беззащитный — воткнуть и провернуть, протащить с силой до паха, оставляя расходящиеся розовые края болтаться, зацепляя и вытаскивая кишки; но Зсасзу хватит секунды, чтобы схватить — сломать запястье, сломать шею. Она может успеть — а может даже царапины не оставить. И потом ещё нужно как-то убежать, минуя всю охрану... Риск того не стоит. Она это знает, а Зсасз знает, что знает она, и поэтому берёт её руку в свою и помогает нащупать ребро. Никаких важных сосудов, никаких нервов близко к коже, и даже если рука дрогнет — Барбара вряд ли пробьёт нечаянно кость. Барбара старается не думать, как они выглядят — Зсасз в расстёгнутой рубашке с закатанными рукавами, полусидящий на барной стойке, и Барбара, склонившаяся к его груди с ножом. Не так она представляла себе этот день. Интересно, чем занят сейчас Джим? Возможно, пьёт с Фальконе чай. Возможно, уже мёртв. Барбара делает первый надрез. Зсасз даже не вздрагивает, просто смотрит вниз — на узкую полоску, вздувшуюся тёмными багровыми пузырьками. Тонкая струйка медленно, неохотно тянется по груди вниз, бежит по складочкам на теле, как горный ручей по извилистым склонам. — Ну надо же. Красная, — ухмыляется Барбара. — Вопреки расхожему мнению, я не земноводное, — отвечает Зсасз спокойно. Барбара смотрит ему в глаза — чёрные, поблёскивающие на свету маленькими нефтяными лужицами, потом вниз — на добежавшую до пупка кровь и на ширинку, слегка приподнятую проявившим интерес членом. Определённо не земноводное. Барбара думает, каковы её шансы сыграть в красавицу и чудовище, очаровать убийцу, предаться порочной страсти на кухонном столе и сбежать, пока Зсасз будет приходить в себя. Зсасз улыбается краешком губ — Барбара догадывается: никакие. Она проводит ещё одну полоску, параллельную первой, на ребро выше. У Зсасза какие-то невероятно трогательные розовые соски, и будь момент другим — Барбара бы не устояла лизнуть. Укусить. Джим обычно одобрял. Джим не одобрял, когда Барбара лезла в его дела, и посмотрите, к чему это привело. Барбара чувствует, как противно свербит в носу, щиплет глаза. У неё пальцы в крови, она понимает это очень остро, зачем-то суёт один в рот, слизывает солоноватую жидкость. — Ох, господи, — раздаётся от дверей. Зсасз мгновенно стекает со стойки. * * * — Извращенцы, — говорит Лайза, хлопая дверцами шкафчиков. — Нет, ну что же вы перестали! Как будто вам мешает аудитория, право слово! Зсасз пожимает плечами, прижимая к ранкам на груди пропитанный красным платок. Барбара сидит на стуле, кусает губы — чувствует себя неловко, как нашкодившая школьница; и откуда только в этой женщине, в этой девчонке, такие знакомые, совсем материнские повадки, каждое слово — как из её собственной памяти достали? — Ваше счастье, — продолжает Лайза, — что этого не видел дон. Ещё раз застукаю, Виктор — непременно ему донесу, чем ты занимаешься с гостями, так и знай. Она сгружает в посудомойку чайный набор и уходит, гордо подняв голову, цокая по мраморным плитам каблучками. Оставляет их наедине. — Без праздника, — говорит Зсасз весомо, — торт — это просто закуска к чаю. Он застёгивает рубашку. Джима всё ещё нет.