Вернешься, любимый?

И вновь в тишине опускается палевый вечер, И шепчет она в темноту чье-то милое имя, Смотрит, как оплывают восковые толстые свечи, Повторяя: «Вернешься, вернешься, вернешься, любимый?» Птицы ночные забили крылами по травам, И пьют лунный свет серебристые тонкие ивы. Она вспоминает шаги его, танец их старый, Повторяя: «Вернешься, вернешься, вернешься, любимый?» Жарок огонь, разведенный руками другого, Горячи его губы, в объятьях любовь не остыла. Но она холодна, безучастна, и снова безмолвно Повторяет: «Вернешься, вернешься, вернешься, любимый?» Поплыли туманы по саду рекою сиренево-серой, И в сумраке летней ночи рассыпается смех ее сына. Но она, как струна, с исступленной неистовой верой Повторяет: «Вернешься, вернешься, вернешься, любимый?» Бьют часы, провожая еще один день в бесконечность, И полна одиночества вязкая страшная вечность. По другому пути и с другой улетел тот единственный, милый, Замели их следы листопады, укрыли морозные зимы. Но несется в туманы, во тьму и в надзвездную млечность Тихий шепот: «Вернешься, вернешься, вернешься, любимый?»… (с) Lilofeya

***

Блейз вышел из камина в «Утренней Звезде», поместье семьи Делэйни, весь обсыпанный золой, споткнулся об решетку и чертыхнулся. Он не любил наносить визиты к Делэйни, своего дементор-знает-сколько-юродного кузена с трудом выносил еще с молодости. С возрастом Элфрид становился все неприятнее в общении и словно костенел в своем ничем не обоснованном высокомерии и мнении, что вокруг одни глупцы, кроме него. А от его двуличности и постоянной, словно въевшейся в кожу лжи по любому, даже самому малейшему поводу хотелось заклясть дорогого кузена каким-нибудь особо изощренным темным проклятьем. Блейз посещал его дом только из-за Пэнси, которая, в отличие от мужа, искренне была рада видеть его и встречала с неизменным радушием. Он очистил свою мантию от золы, спрятал палочку и с удивлением огляделся. Комната была пуста, домовик, который должен был объявлять о приходе гостя, не показывался. Он прошел до дверей, заглянул в холл, такой же пустынный и тихий. То ли хозяев нет дома, то ли они безумно заняты и даже не обратили внимания, что из камина кто-то вышел. Он прошел дальше в одну из гостиных, где чаще всего можно было встретить Элфрида, но и там никого не было. Зато обнаружился домовик, усердно полирующий серебряную статуэтку и подпрыгнувший от звука его голоса. - Доложи господам, что пришел с визитом Блейз Забини. - Хозяина Элфрида нет в поместье, - испуганно пропищал домовик, судорожно прижимая к себе статуэтку, - и хозяина Эдварда тоже. А хозяйка велела не беспокоить ее. Блейз с досадой и в то же время с облегчением вздохнул. Элфрид был ему нужен для переговоров по делам трастового фонда, но если его нет, то и дементоры с ним. Неприятно было смотреть в его бегающие глаза, припирать к стене фактами о мошенничестве и слушать насквозь лживые заверения, что все это наветы, и он невинен, как младенец. - Где Пэнси? - В Музыкальной гостиной, - домовик жалобно круглил глаза, - хозяйка велела не беспокоить. Кобби плохой домовик, Кобби сказал, где хозяйка, хозяйку побеспокоят, - он начал биться головой о закругленный край стола. Блейз не обратил внимания на уродливое существо и вышел из комнаты, намереваясь увидеться хотя бы с Пэнси и предупредить о том, что муж за ее спиной проворачивает финансовые махинации с трастовым фондом их сына. Музыкальная гостиная так называлась лишь по наличию зачарованного рояля в ней и больше ничем не отличалась от других. Распахнув двери, Блейз окинул взглядом небольшую комнату и вначале решил, что домовик солгал, и Пэнси здесь нет. Но затем в глаза бросилось темное пятно платья на светло-сиреневой обивке дивана, стоявшего за роялем. Пэнси лежала в странной позе – вниз лицом, руки скрещены под грудью, словно бросилась с размаху на диван и так и не поменяла положения, хоть оно было неудобным. В своем платье, траурно-черными мятыми складками раскинувшемся вокруг нее, она походила на птицу с изломанными крыльями. Блейз ощутил глухое чувство беспокойства. Он очень редко видел Пэнси в столь личной обстановке и никогда не видел в таком виде. Она просто спит? Пьяна? Или потеряла сознание? Он быстро прошел вперед, присел на корточки рядом с диваном и осторожно дотронулся до плеча женщины. - Пэнси? Эй, ты меня слышишь? Пэнс, просыпайся. Женщина медленно подняла голову, встретившись с ним взглядом почти на одном уровне, и он едва не отшатнулся. Ее лицо было тусклым и пустым, кожа туго обтянула скулы, волосы, не собранные в обычную строгую прическу, разметались по плечам. Она моргнула, словно недоумевая и не признавая его. Он снова коснулся ее плеча. - Что случилось? Пэнси, ты меня слышишь? Она посмотрела на него все тем же неузнавающим взглядом, потом разлепила пересохшие губы и выдавила: - Не разрешили. А ей хуже. Блейзу стало не по себе. Пэнси явно была в каком-то помрачении. Куда делся, дементоры его сожри, Элфрид? - Кому, Пэнси? И что не разрешили? Пэнси неуверенно приподнялась и села на диване, глаза ее медленно оживали и оттаивали, словно вода ото льда. - Я подавала ходатайство на помилование мамы. В тринадцатый раз. Была согласна на все условия, лишь бы забрать ее из Азкабана. Сегодня ходила к Поттеру с прошением. Не разрешил. А она уже не встает. Блейз покачал головой, присел на диван рядом с ней. - Мне жаль. Я могу чем-то помочь? - Нет, уже ничем… Она отвернулась, и по ее трясущимся плечам и прерывистому дыханию он понял, что она плачет, тихо, безудержно и надрывно. Он отвел от неловкости глаза, встал, чтобы уйти, но она, видимо, поняв, сделала знак подождать. Он знал, что Пэнси действительно пыталась облегчить участь матери, подавала апелляции и ходатайства, добивалась разрешений на посещения, не боясь преследований со стороны победившей стороны. В каком же она была отчаянии, если решилась идти на унизительный поклон к ненавистному Поттеру, к тому, кого считала грязным маглолюбом и воплощением всего ей чуждого и отвратительного, о котором никогда не говорила без пренебрежительной или презрительной гримасы на лице… Никогда они с Пэнси не были особо близки, хотя росли вместе с детства и многое знали друг о друге. Чаще всего они перекидывались язвительными колкостями или нещадно высмеивали подмеченные слабости. Они были слишком разными, и в детстве и юности между ними была пропасть, мостом через которую был только и единственно лишь Драко Малфой. Даже сейчас, когда за их плечами далеко позади остался Хогвартс и отгремела война, когда утихли подростковые глупые задирательства, и Пэнси действительно рада была видеть его в своем доме в редкие его визиты в Англию, а он терпел махинации Элфрида только ради нее, они всегда были сдержанны друг с другом. Она с достоинством несла свою ношу – родителей и зятя, осужденных как Пожиратели Смерти и заключенных в Азкабан; слабую, вялую, болезненную сестру, которой всегда приходилось помогать, а после войны тем более; мужа, который не баловал вниманием и особой заботой. Блейз искренне не понимал выбора Пэнси ни тогда, ни сейчас. Их свадьба была скоропалительной, спустя совсем недолгое время после знакомства (неприлично недолгое, как поджимали губы светские кумушки). Элфрид, которому после старших братьев досталось от наследства лишь немногим больше, чем ничего, сделал удачную партию, но что искала Пэнси в этом браке? Счастливой она не выглядела ни сразу после свадьбы, ни спустя десять лет после нее. Но она никогда не жаловалась. Он не помнил, были ли у нее близкие подруги. В их компании, сформировавшейся еще в детстве и сугубо мужской, она была единственной девушкой и никогда не тащила в нее других. С сокурсницами - Миллисентой Буллстроуд, Дафной Гринграсс, Мораг МакДугал - она всегда была в отстраненно-ровных отношениях. Девятнадцатилетнему Блейзу казалось, что Пэнси Паркинсон он знает как свои пять пальцев – безразлична и холодна, как лед, ко всем, кроме Драко Малфоя, на язык острее, чем жало скорпиона, и невыносима в тесном общении. За эти прошедшие семнадцать лет он узнал ее с другой стороны. Она оставалась злоязыкой и саркастичной, но стала любящей матерью, умела быть удивительно заботливой, терпеливой и внимательной, сохраняла верность тем, кого сейчас ее лицемерный супруг предпочитал даже не вспоминать, и всегда открыто говорила о них. А еще она звонко хохотала, как девчонка, когда они в редкие моменты вспоминали детство и школьные годы, и забавно морщила нос в смущении, когда он припоминал ее выходки. Пэнси справилась с собой, повернулась, и он деликатно протянул платок. Она скривилась, подняв взгляд: - Выгляжу, наверное, ужасно. Красный нос и опухшие глаза. Никогда не умела плакать красиво, как Одисса Эйвери. Блейз пожал плечами. - На моей памяти она никогда и не плакала по-настоящему. У нее все было продумано для того, чтобы лишить поклонников спокойствия и заставить их плясать под свою дудку. Пэнси невесело усмехнулась, собирая волосы в низкий узел и закалывая их наколдованными шпильками, и он невольно залюбовался ею. Прошедшие годы почти не отразились на ней. Она все так же была по-девичьи стройной и изящной, кожа оставалась свежей, лишь с тонкими, почти незаметными лучиками морщинок в уголках глаз. С распущенными волосами она вообще выглядела все той же девятнадцатилетней девчонкой, и он даже пожалел, что она снова подобрала их. - Спасибо, - она положила маленькую ладонь на его и улыбнулась своей редкой улыбкой, которую он видел, лишь когда она смотрела на сына, - жаль, что ты наткнулся на меня в таком виде. Но иногда и Пэнси Паркинсон может сорваться. Он отметил, что она назвала себя по девичьей фамилии. И это снова напомнило ему о причине визита. - Где Элфрид? - После моего возвращения закатил скандал из-за приема у Поттера и с оскорбленным видом отправился к брату в Фалерно вместе с Эдом, - она вздохнула и откинулась на спинку дивана, - наверное, и к лучшему. Если он был сейчас в поместье, мы бы разругались насмерть. Боюсь, моего терпения, выдержки и вечно закрытых глаз на его штучки уже не хватает. - Собственно, по этому поводу я пришел, - осторожно сказал Блейз, - мои бухгалтера недавно провели небольшую проверку, и как выяснилось, Элфрид выводит немалые суммы из трастового фонда Эдварда. Тебе… нам нужно принять меры, если мы не хотим оставить Эда без причитающихся ему фондовых денег. - Знаю, - в голосе Пэнси не было и толики удивления, - я неплохо стала разбираться в финансовых делах, Блейз. Особенно в финансовых махинациях. На днях мне порекомендовали толкового человека, юриста и финансиста, думаю, с его помощью мне удастся спасти хоть что-то. Она снова вздохнула. Ее лицо все еще было бледным и усталым, и Блейз невольно почувствовал свою вину в том, что прибавил груза к ее заботам. - Ты можешь положиться на меня. Мои люди помогут тебе. - Спасибо. Я очень ценю это. Правда, - Пэнси полурассеянным движением вновь прикоснулась к его руке, и от этого у Блейза почему-то разлилось тепло по коже там, куда невесомо легли тонкие пальцы. - Кто бы мог подумать, да? – ее голос был каким-то сумеречно-тихим, а взгляд отстраненным. - Что? – Блейз невольно вдохнул поглубже, ощущая, как в давно забытом быстром ритме забилось вдруг сердце. - Что мы с тобой будем когда-нибудь сидеть вот так, взрослые, серьезные, и говорить о совершенно взрослых проблемах. Что будем доверять друг другу. Что не будем спорить по любому поводу и не брызгать ядом каждые пять минут. - О, в Хогвартсе мне такое даже в голову не приходило. Ты была невыносима, Пэнс, просто невыносима. Только воспитание и понимание того, что ты девочка, удерживало меня от того, чтобы вызвать тебя на дуэль. - На шестом курсе я бы надрала тебе задницу, - уверенно заявила Пэнси, и краешки губ ее дрогнули от сдерживаемой улыбки, - заклинаниям самообороны меня обучала сама мисс Пернелла Бёрк. - О, ну если мисс Пернелла, - Блейз открыто засмеялся, откинувшись рядом с ней на спинку дивана, - тогда конечно, я был бы разбит в пух и прах. Через пару секунд к нему присоединилась Пэнси, и они хохотали, вспоминая уроки мисс Пернеллы, которые она давала «своим юным птичкам», по ее выражению, наивно стараясь уберечь их от «коварных альфонсов, сердцеедов и обманщиков». По иронии, мисс Пернелла Бёрк приходилась родственницей той или иной степени близости очень многим чистокровным семьям, и в ее доме проживало пятеро племянников разных возрастов, к которым постоянно приходили многочисленные друзья мужского пола. Выходя после уроков-наставлений, ее «птички» тут же упархивали в сад или разлетались по укромным уголкам большого дома и на практике изучали тлетворное влияние «коварных альфонсов, сердцеедов и обманщиков» на хрупкие девичьи сердечки. Идейной соперницей мисс Пернеллы была тетушка Фанни, которая не могла и дня прожить, чтобы не распланировать в подробностях чью-нибудь свадьбу или не наведаться с визитом, затевая очередное сватовство своих не менее многочисленных молодых родственников. Отсмеявшись, Пэнси покачала головой: - Да, бедная старая мисс Пернелла, похожая на какаду, швабру и черепаху одновременно. Сейчас мне жаль, что я когда-то так резко с ней обращалась и считала глупой, как лукотрус. Она умерла шесть лет назад. - Не знал. Блейз повернул голову, украдкой любуясь профилем Пэнси, словно прорисованным тонкой беличьей кистью на фарфоре. Бледная кожа, глубокая темная синева глаз под черными ресницами, чуть припухлые алые губы, блестящий черный шелк волос и трогательно маленькая раковина уха, выглядывающая из-под небрежно заколотой пряди. Она не была красавицей, в детстве и на первых двух курсах Хогвартса вообще была довольно упитанной девочкой, которую за спиной (а иногда и в лицо) дразнили «мопсом» и «поросенком», на что она тут же как-нибудь ядовито обзывала обидчика. Но, как часто бывает, детская пухлость сошла, девочка выросла и похорошела, правда, острый язык остался при ней. На старших курсах и в юности у нее уже было прозвище «Ледяная королева», но не из-за внешности, а из-за манеры вести себя гордо и с достоинством, не подпуская к себе никого на расстояние ближе, чем пара ярдов, за исключением некоторых. Однако удивительное сочетание холодного взгляда синих глаз и летящего разлета темных бровей, надменно сжатых алых губ и улыбки, которая иногда озаряла ее лицо рассветным сиянием солнца, ярких красок и дерзкого живого характера всегда привлекали к ней внимание. Блейз помнил, как злился и ревновал Элфрид, ловя взгляды других мужчин на свою тогда еще невесту, и как царственно-равнодушно пожимала на это плечами сама Пэнси. Было ли ей тогда дело до этих мужчин и до самого Элфрида, пусть и жениха, когда рядом был Драко Малфой? Блейз очень хорошо помнил, как Пэнси смотрела на Драко. И как Драко не смотрел на нее. Пэнси, не замечая его пристального внимания, задумчиво продолжила: - Она просто не проснулась однажды утром. Как будто устала от всех – от «птичек», «альфонсов», уроков, забот, необходимости жить так каждый день... каждый день… Она вдруг с ногами забралась на диван, обняла колени, обтянутые темно-лиловой тканью платья, уложив подбородок на них, словно девочка. Блейз искоса рассматривал ее, пытаясь уловить что-то тонкое, колкое, странным образом затрепетавшее и замерцавшее в сухом воздухе комнаты. Что-то исходило от Пэнси – словно горький, холодный и нежный аромат осени – непонятное, но оформившееся. Одернув себя, он встал и решительно откланялся, еще раз заверив Пэнси, что она может надеяться на него.

***

В следующий раз он явился с визитом к Делэйни меньше, чем через неделю, успев за это время управиться с собственными делами, вернуться в Италию и снова приехать, словно влекомый невидимой нитью к старому поместью, которое всегда недолюбливал. По письмам Пэнси и своего человека он знал, что Элфрид вернулся от брата, до сих пор считает ее виноватой в том, что она ходила к Поттеру, и всячески открещивается от махинаций с трастовым фондом сына, хотя проверка выявила, что фондовые деньги, доступ к которым мог иметь только он, с успехом прошли через офшоры и осели на защищенных счетах в гоблиновских банках Швейцарии, откуда вывести их было проблематичным. На этот раз он трансгрессировал на лужайке перед домом, и открывший дверь домовик сразу же доложил о его приходе. По странному совпадению Элфрида опять не оказалось дома, а Пэнси встретила его в своем маленьком отдельном кабинете. В комнате царила магическая прохлада, она сидела на кожаном диване, непринужденно поджав ноги под себя, а перед ней стоял придвинутый журнальный столик, сплошь заваленный свитками, бухгалтерскими счетами и приходными книгами. - Блейз! – удивленно-радостно воскликнула она, оторвавшись от испещренного расчетами свитка, и почему-то сердце в груди откликнулось на ее голос двойным ударом, словно сбившись с ритма. Она была в легком светло-синем платье, и солнце, струившее свой свет сквозь окно за ее спиной, золотило белую кожу, нимбом сияло вокруг головы, играя бликами на блестящих волосах. Сами волосы были небрежно подхвачены одной длинной деревянной шпилькой и грозили вот-вот рассыпаться. Она снова была похожа на девятнадцатилетнюю девчонку, которая ради забавы решила приняться за взрослые дела. Блейзу пришлось напомнить себе, что он пришел по делу. - А кого ты ожидала увидеть после объявления домовика о том, что «прибыл достопочтенный мистер Забини»? МакГонагалл, отплясывающую кейли и одновременно играющую на волынке? – делано удивился он, проходя в комнату и усаживаясь в кресло напротив стола. - Не язви, - усмехнулась Пэнси, выпрямляя ноги, поправляя подол платья и принимая более приличествующую леди позу. - Еще даже не начинал. А пока не начал, мне подадут в твоем доме чаю или чего-нибудь покрепче? Признаюсь, в горле пересохло просто зверски. Пэнси удивленно посмотрела на него, положила свиток на стол и позвонила в колокольчик. Тут же с щелчком появился домовик. - Так чаю или покрепче? – уточнила она. - Покрепче. У Элфрида неплохой огневиски. - Кобби, огневиски со льдом мистеру Забини, мне зеленого чая, - распорядилась она и осторожно спросила, - сейчас всего лишь без четверти двенадцать, не рановато? - С учетом того где я был, что видел и с кем общался – нет. Блейз откинулся назад в кресле, испытывая острое желание выговориться и выговориться именно Пэнси. Слишком долго он держал это в себе, слишком многое знал и о слишком многом молчал. А она единственная, кто поймет и поймет до конца. - Куда опять исчез Элфрид? – на всякий случай спросил он. Пэнси пожала плечами. - Понятия не имею. Сегодня к нему прилетала сова от Юбера Малфуа. Говорят, этот пройдоха сидит в камере предварительного заключения Визенгамота. Почему он был задержан, я не в курсе, но не удивлена. Возможно, Элфрид отправился к нему, чтобы оказать моральную поддержку. Хотя зная характер моего супруга, я бы не была в этом уверена. Скорее, он уже продумывает, как сделать вид, что с Малфуа он вообще не знаком. Появился домовик с подносом, на котором красовался натюрморт из чашки чая, бокала с огневиски и небольшого графина с ним же. Предусмотрительные домовики у Делэйни, отметил Блейз. Он взял низкий хрустальный бокал, поболтал тонко зазвеневшими кубиками льда, пригубил крепкий напиток, тут же ощутив огонь, пробежавший по жилам. - В кои-то веки замечательное умение Элфрида притворяться, что у него рыбья память, может оказаться нужным и полезным, - криво усмехнулся он. Пэнси настороженно посмотрела на него поверх своей чашки и аккуратно отставила ее в сторону. - У Малфуа неприятности с законом? – прямо спросила она, - дай угадаю. Наконец-то всплыли его темные грязные делишки, и Аврорат схватил его за горло? Блейз снова усмехнулся. - Да. Но Аврорат не просто схватил его за горло. Аврорат в лице Поттера сделает все, чтобы Юбера с заседания Визенгамота прямым ходом телепортировали в Азкабан. Глаза Пэнси расширились. - Когда Юбер успел перейти дорогу Поттеру? - Когда выкрал сына Драко Малфоя от магловских опекунов, решил использовать мальчика, чтобы получить доступ к его наследству, и едва не прикончил его при помощи Темной твари, - зло сказал Блейз, чувствуя, как огненная лава гнева прокатилась по жилам. - Что-о-о-о?! Пэнси была шокирована. Она невольно поднесла ладонь к губам, в глазах ее был неподдельный ужас. - Но как? – обрела она дар речи, - как такое могло случиться? Как Поттер мог так недоглядеть? Юбер… вот же сволочь! - Ты же знаешь Юбера. Он проигрался вчистую, промотал и свое состояние, и состояние жены. Дом трижды заложен, всюду долги и кредиты. У него нет денег, чтобы оплатить даже школу дочери. А тут баснословное богатство и кому? Сопливому мальчишке, объявившемуся невесть откуда. А Поттер попал в ловушку с собственным законом о двойных опекунствах, я полагаю. - Расскажи все подробно! – потребовала Пэнси, оправившись от первого шока. И он рассказал все, что узнал от своих осведомителей и высокопоставленных знакомых. Пэнси слушала, не перебивая, на лице отображались все ее чувства, во многом повторяющие его собственные – изумление, недоумение, непонимание, гнев, злость. Под конец, не выдержав, она вскочила с дивана и прошлась по кабинету, не в силах сдержаться. - Это немыслимо! – воскликнула она, едва он закончил рассказ, - я просто не могу представить! Это же ребенок! Ему всего одиннадцать лет! Юбер просто конченая мразь! Тварь, сволочь, подлец! Мерлин, я думала, что утратила способность удивляться от человеческой подлости, но это превосходит все! Что же будет с мальчиком? Блейз, вставший, чтобы долить себе огневиски, успокаивающе коснулся ее плеча. - Я же сказал, что был утром в «Мунго». С ним все будет в порядке. Они привлекли лучших колдомедиков, да и Поттер задал им жару, поднял свои связи. И он далеко не мстительный злопамятный дурак. Поэтому я был уверен, что он сделает все, чтобы мальчик выздоровел. Сплин сказал, что все прошло успешно, но видимое улучшение станет заметно чуть позже. Пэнси остановилась рядом с ним, глядя в сторону. - Я бы собственными руками разорвала того, кто сотворил подобное с моим Эдом, - глухо сказала она, - такому нет оправдания и нет прощения. Она обхватила себя руками за плечи, словно озябла, помолчала и таким же глухим голосом сказала, повернувшись к нему: - Я никогда не спрашивала тебя об этом. Но сейчас… раз уж зашел разговор… Скажи, Блейз, - она заглянула ему в глаза, - ты знал… знал, что у них был ребенок? Блейз выдержал ее прямой взгляд, хотя неимоверно хотелось отвернуться. - На этот же вопрос я ответил сегодня Поттеру. Да. Я знал и о беременности, и о рождении Александра. Более того, они предложили мне стать его крестным. Крестины были назначены на конец ноября… так что крестным я так и не стал. Пэнси прерывисто вздохнула, глядя в точку над его плечом. - Мерлин и Моргана, а какие слухи тогда ходили… но никто, никто даже не допускал и мысли, что она могла быть беременна. А ведь это было самым естественным предположением. - Они скрывали, потому что на этом настаивали Люциус с Нарциссой, - тяжело продолжил Блейз, - говорили, что опасаются происков врагов. - Но как тогда… когда они погибли… а ведь они все погибли в Малфой-Меноре, как же ребенок попал к маглам? – пораженно спросила Пэнси, - почему его не нашли? Ах да, никто и не знал о нем. А ты? Блейз сделал глоток огневиски. Точного ответа на эти вопросы не было у него самого. - Как он попал к маглам, я не знаю, Пэнс, клянусь. Возможно, она отнесла его к ним, потом зачем-то вернулась в замок, а потом было нападение авроров. Либо кто-то из них сделал это, хотя я с трудом могу представить Нарциссу или Драко, разговаривающих с маглами. О Люциусе вообще речи нет. А я не мог ничего никому сказать о ребенке из-за Непреложного Обета. Я искал его все эти годы, но нашел только, когда ему исполнилось одиннадцать. Кто-то наложил на него столь мощные защитные чары, что они продолжали защищать его все время. Скрывали от всех – и от друзей, и от врагов, если они были. - Все это так странно. Я не понимаю. Чем больше размышляю, тем больше нахожу странностей. Драко… - Пэнси нахмурила брови, и голос ее беспомощно дрогнул, - Драко... Он даже словом не обмолвился, что у него родился сын. Поздравлял меня с рождением Эда, а сам... Мы же были друзьями… Он не доверял мне? Блейзу до безумия захотелось обнять ее, такой потерянной и уязвимой казалась она. Прошло столько лет, неужели боль ее сердца не утихла до сих пор? - Я думаю, он не доверял никому, в том числе и мне, - стараясь как можно осторожнее подбирать слова и быть честным, сказал он, - у меня было преимущество лишь в том, что я уже тогда перебрался в Италию и почти никак не был связан с… тем кругом, в котором вращались вы. Незадолго до того, как пал Лорд, у нас с Драко был разговор, который… в некотором роде касался того, чтобы вывезти его жену с сыном из Англии. («И он знал, что я приложу все силы для того, чтобы этот план осуществился, и скорее умру, чем позволю, чтобы Гермионе с малышом грозила опасность») Пэнси покачала головой и снова посмотрела на него. В ее взгляде он уловил горечь и смутные тени былого. - До недавнего времени я думала, что с прошлым покончено, и я его оплакала. Но появился этот мальчик, и с ним появились тайны, которые опять ворошат то, что хотелось бы забыть. Ты знаешь, Блейз, иногда я рассматриваю колдо-фотографии, и мне кажется, что все по-прежнему, как будто и не было этих лет. Не было войны, не было смертей, не было... Лорда. Я распахну двери, а за ними будет вечеринка, одна из тех наших, помнишь? Будет петь Одисса и аккомпанировать ей на фортепьяно Феб. Будут затевать свои глупые пари и приставать ко всем Саймон, Маркус и Тео. Будет сыпать своими знаменитыми остротами Кларенс. Опять одним своим видом будут выводить меня из себя Грег и Винс. Мы будем танцевать с Драко, а ты будешь высмеивать каждое мое слово. Все будет так, как и было. В голосе Пэнси были непролитые слезы. Она стояла всего лишь в нескольких футах от него – прямая, тонкая, сцепившая ладони и прикусившая губу, и он вновь едва сдержался, чтобы не привлечь ее к себе. Он никогда не прикасался к ней в более интимном жесте, чем целуя в щеку или пожимая руку при поздравлении на каком-либо торжестве. А сейчас так хотелось обнять ее по-настоящему, защищая и оберегая, вливая силы и надежду. - Но потом я закрываю альбом с колдо-фотографиями и чувствую себя зверем, выползшим из спячки, когда он озирается кругом и понимает, что все изменилось, - надломленным шепотом продолжала Пэнси, - все не так, как он представлял и помнил. И ничего уже не вернуть. Ничего... Блейз не выдержал. Он шагнул к Пэнси, обнял ее, прижал к себе. В кольце его рук подрагивали узкие плечи, и он незаметно прикасался губами к ее волосам, вдыхая их аромат, и с замирающим сердцем чувствовал, как верно и неотвратимо пускает в него крепкие корни (или уже давно пустила, а сейчас только проявляется, как очевидность?) трепетная и легкокрылая нежность к этой маленькой, хрупкой, но, как оказалось, очень сильной женщине. И расцветало восхищение ею – смелой и стойкой, полной горькой любви и верности, несущей так много в себе и способной на многое. Что тогда, в девятнадцать лет, помешало разглядеть в ней все это? Впрочем, не что, а кто. Те двое, которые всегда стояли между ними, которых давно уже нет в живых. Шпилька выпала из распавшегося пучка, и черные блестящие волосы рассыпались волной по ее спине, скользнули холодком по его рукам. Пэнси тесно прижалась к нему, глубоко вздохнула, положила ладони на его грудь (он чувствовал их жар даже сквозь ткань рубашки и пиджака), подняла голову, снова прямо и твердо взглянув на него. Темно-синие глаза ее сейчас были словно глубокие озера, и он с легким головокружением чувствовал, как его затягивает в них. - Мисс Пернелла сейчас одобрила бы мое решение, а тетя Фанни – нет. - Какое решение? – глухо спросил Блейз, боясь спугнуть то чувство, которое соединяло его сейчас с Пэнси. - Я начинаю процедуру развода.