«Эдельвейс»

В поместье они въехали на вечерней зоре, когда вдоль горизонта разлилась закатная палитра и только на севере небо все еще оставалось чистейшим перламутром. Анна, выглядывая в окошко кареты, не могла сдержаться, ей казалось, что лошади бегут слишком медленно, что сама она уже давно была бы на крыльце и обнимала бы сына. Владимир, наблюдая за ней, только по-доброму усмехался и сам выглядывал в окошко вслед за женой. Лето стояло жаркое и от разогретой за день земли немного парило. Со спелых лугов летели негромкие, пропитанные пряным запахом трав, крестьянские песни, а он по-хозяйски оглядывал простиравшиеся просторы, подмечая про себя где следует объехать поля самому, а где можно положиться на старосту. В доме их, разумеется, не ждали, и неожиданный приезд хозяев моментально навел шуму и суеты. Слуги быстро высыпали на крыльцо, улыбаясь, кланялись и любопытно глазели. Варвара выплыла на крыльцо одной из последних, сразу вслед за тетушкой, с полотенцем на плече, и тут же бросилась почтительно кланяться. А Надежда Николаевна, не замечая никого вокруг, молча подошла совсем близко к племяннику и, обняв его лицо ладонями, заглянула в глаза, словно что-то искала на дне серых глаз. Потом, отступила на шаг и также молча обняла Анну. Она что-то бормотала, тихонько поглаживая плечи молодой женщины и тут же повернувшись к прислуге, строго велела: — Приготовьте маленького барина. Отец вернулся. Матрена, выбравшись их кареты, важно оглядывалась, уперев руки в бока, лениво прогибала спину, словно после тяжелой работы, не забывая тут же командовать Василием, который вместе с Григорием снимал сундуки. Нетерпеливой Анне показались вечностью все эти объятия и суета, и как только ее отпустили руки тетушки, тут же бросилась в дом. Взлетев на второй этаж, она побежала к детской и, распахнув дверь, застыла на пороге. Казалось, ей не хватает сил подойти к кроватке, Анна вдруг испугалась, что сын не узнает ее. И этот страх, такой странный и такой неуместный, внезапно лишил ее сил. За спиной послышались шаги, и она отмерла, оглянувшись на мужа, который, как и она, остановился на пороге комнаты. К кроватке сына они подошли вместе. В колыбели на белой простыне и небольшой, плоской подушечке спал туго запеленатый малыш, посапывая и приоткрыв ротик. Анна вдруг не смогла вздохнуть, непонятно отчего горло перехватило спазмом, а на глаза навернулись совсем непрошенные слезы. Она взглянула на мужа и увидела хмуро сведенные брови. Отчего то он тоже молчал и к ее сердцу по спине снова, как когда-то в юности, стал подбираться холодный омерзительный страх. Анна только и смогла беззвучно шевельнуть губами, пытаясь понять мужа, как тут же раздался его негромкий голос: – Почему он связан? Анна выдохнула и зажмурилась, рука только потянулась к тонким волосикам ребенка, как Таисия оказалась рядом: – Чтоб сам себя не будил, барин. Он же ручками во сне двигает, по личику попадает и пугается. – Не надо. – сухо произнес Владимир, потом судорожно вздохнул пару раз и уже мягче добавил, – Не надо его пеленать. Я хочу, чтобы мой сын рос счастливым мальчиком. Спустя несколько часов, после бани и уютного, домашнего ужина, когда уже совсем стемнело и на дворе зажгли фонари, Анна с Владимиром еще раз зашли к сыну. На это раз кормилицы в комнате не нашлось, за то в кресле довязывала что-то маленькое и ажурное тётушка. Оказалось, что за то время, пока отсутствовала мать, они с Таисией установили четкий порядок дежурств в детской. Днем кормилица была с малышом почти неотлучно, за то ночью, ее сменяла тетушка, отпуская молодую женщину к мужу. Сама же Надежда Николаевна велела поставить в углу комнаты для себя легкую походную кровать, из тех, что пользовались в армии. Они провели в детской около часа, и подробно расспросив тетушку о сыне, к себе ушли далеко за полночь. Утреннее солнце хозяйничало в кабинете барона, и Анна разбирала саквояж мужа, с интересом поглядывая на Владимира с сыном. Барон Корф с присущей ему рачительностью, на следующий же день, засел в кабинете проверять домовые книги. Сегодня утром она нашла Владимира в кресле у рабочего стола. Одной рукой он держал спящего сына, при этом внимательно читая какие-то бумаги. На раскрытой домовой книге лежал листок с какими-то расчетами, и тут же рядом неаккуратной стопкой были выложены квитанции, расписки и распечатанные письма. – Ты решил превратить свой кабинет в детскую? – усмехнулась Анна, обнимая мужа и наклоняясь к малышу, – Здравствуй, сыночек. Владимир улыбнулся в ответ, – Барон Корф младший позавтракал два часа назад, и я решил, что пора бы нам и делами заняться. Кстати, вы вместе с Карлом Модестовичем прошлой зимой явно переплатили за мускус. А уж хлор и подавно можно было дешевле сторговать. – Я так и думала, – негромко призналась она и присела на поручень кресла, прижимаясь к его плечу, – Я совершенно не умею вести хозяйство. – Не сокрушайся, родная, не думаю, что тебе еще когда-нибудь придется этим заниматься. – Ты обещаешь? – улыбнулась Анна. Владимир молча прижал ее ладошку к губам. Они помолчали, и когда мужчина взял со стола следующую расписку, Анна, виновато уткнувшись носом в его плечо, прошептала: – Я всю свою шкатулку с твоими подарками продала. Тут же опустив бумагу на колени, Владимир повернул голову: – Зачем? – настороженно спросил он. Анна оторвалась от плеча, и опустившись на пол, молча посмотрела в лицо мужа. – Сколько ты заплатила за нас? – его голос был серьезен. – Я хочу, чтобы ты мне все рассказала, Аня. Все, до самых мельчайших подробностей. Утро уже плавно перетекало в солнечный летний день, Таисия уже унесла малыша в сад, тетушка, заглянув, велела подать в кабинет чай, а они все так же сидели у стола, тесно прижавшись друг к другу. Анна сидела на коленях и негромко рассказывала, иногда останавливаясь, чтобы ответить на его вопросы. – Серьезно? Ильич мне не говорил, – улыбнулся Владимир. – Ну а что он мог сказать? Я же ведь толком даже не представляла к каким людям я еду. Миша, конечно нам с Лизой рассказывал о Кавказе, но... – она запнулась, подыскивая нужные слова. – Но вы ему не поверили? Правильно? – Да нет, не то, чтобы не поверили, – вздохнула молодая женщина. – Просто понимаешь, сами офицеры... Они там совсем другие, не такие какими бывают тут, в Петербурге. Они снова помолчали, и Владимир вдруг совершенно не к месту сказал, – Знаешь, а мне понравился твой Репнин. Не ожидал узнать его с такой вот стороны. – Он не мой, – усмехнулась Анна, и обняла мужа за шею, – Он муж Лизы. Владимир сидел, откинув голову и закрыв глаза, только руки на ее теле держали крепко, время от времени слегка поглаживая ее по спине. Анна легонько дышала в его волосы, когда мужчина негромко сказал: – Мы остались без управляющего. – Правда? Карл Модестович приходил? – Приходил еще с утра. Взял расчет. Кстати, он женился. Знаешь на ком? – Мм? – ей лень было интересоваться управляющим, гораздо интересней было прижаться виском к его волосам и дышать родным запахом. – На Полине, – вздохнул Владимир и разжал руки. Потянулся к столу, открыл верхний ящик и достал довольно большую шкатулку. – Что это? Я ее здесь не видела, – заинтересовалась она. – Это я сегодня из саквояжа достал. Тут все для тебя. – Для меняя? – радостно протянула Анна, забирая шкатулку из рук мужа и откидывая крышку. – Эдельвейс! – негромко восхитилась Анна, вынимая из-под бумаг сухой стебель. – Это… – начал Владимир и Анна продолжила: – Я знаю, мне тетушка все про него рассказала. Это символ вечной любви. Она посмотрела в глаза мужу и улыбнулась, – Ты любить меня будешь вечно? – А ты как думаешь? – расплылся в улыбке Корф. – А что это? – отложив цветок, она взяла из шкатулки бумагу. – Это письма, которые я писал тебе, когда был абсолютно уверен, что ты их никогда не прочтешь. – Ты не хотел возвращаться? – Анна снова обняла его шею и прижалась губами к виску мужа. – Я надеялся не вернуться, – поправил он, перехватывая ее губы своим ртом. Поцелуй был нескромным. Медленным, вкусным, глубоким и Анна почувствовала, как снова начинает кружиться голова. – Обещай мне, что больше никогда ты не сделаешь ничего подобного, – требовательно сказала она, останавливаясь. – Обещай, что всегда будешь любить меня, – ответил он, снова прижимаясь губами к ее мягкому, податливому рту.