«Эдельвейс»

— Влюбилась?.. «Нет. Нет!» — затрясла головой девушка, отгоняя подальше страшные догадки. Этого не может быть! Она любила Мишу, чуткого, доброго Мишу, но даже та любовь не принесла ей ничего кроме горечи и разочарования. Анна присела на стул и взглянула в окно. «Сумерки уже сгущались, растворяя дневной свет в чернилах ночи. Анна стояла, вцепившись в березу, не чувствуя боли, не замечая как жесткая, холодная кора царапает руки. Вот уже почти четверть часа она была здесь и все ждала, все надеялась, что судьба избавит ее от этой неподъемной тяжести послушания, от горькой участи ненужного ребенка, и она сможет, наконец, расправить крылья и улететь туда, где, никогда не будет знать ни слез, ни сожалений. — Анна… — тихий голос разбил стоявшую тишину. — Вы… вы пришли, — она выдохнула страх и повернулась к нему, — Миша… — Я получил ваше письмо и как только смог, сразу приехал, — ответил Репнин и подошел ближе, — Анна… Вы отважились писать мне? Сами?.. — У меня не было выбора, — ответила девушка, протягивая ему руки, — Я в ужасном положении! Отец… он задолжал Корфу большую сумму, и теперь… ах, Миша! Теперь я обязана выйти замуж, — в отчаянии прошептала она. — Замуж? За Корфа? — ужаснулся князь, сжимая в руках ее пальчики. — Да, — Анна еле сдерживая слезы, опустила голову, — Он… ужасный человек, он не оставил нам выбора. Отец не может сейчас выплатить полагающуюся сумму, а Корф не намерен ждать! — в отчаянии воскликнула она и вскинула глаза, посмотрела в лицо молодого человека, — Отец говорил с ним, просил… Барон настаивает! Я не знаю, что делать, отец вынужден согласиться, — Анна вздохнула, — Я в безвыходном положении. Никто, никто не может мне помочь… Репнин отпустил руки девушки и отошел на шаг. — Анна, я… — Миша… Вы говорили, что я могу положиться на вас… что ваши чувства… — девушка смущалась, понимая, что сама предлагает ему способ избежать нежеланной участи. Это было ужасно, но она была в отчаянии. — Анна, — выдохнул князь и, подойдя, притянул ее ближе, — Анна… — Миша, спасите меня! — в отчаянии воскликнула она, — Мы можем… я знаю, это ужасно расстроит мою семью, но я доверяю вам, — падая к нему на грудь, заплакала бедняжка, — Мы можем уехать… убежать… — шептали дрожащие губы. — Анна… Анна… — беспомощно шептал Михаил, ошарашенный ее словами, — Анна, это невозможно. Я люблю вас, но… — Что? — подняла головку девушка и всмотрелась в лицо Репнина, — Миша, что вы говорите? Подумайте! Я погибну… — Выслушайте меня, — опуская руки, взмолился князь, — Это неразумно! Мы не можем подвергать сомнениям вашу репутацию! Мы должны найти другой способ! Я поговорю с родителями… — Но… Вы ведь уже говорили, — отступая на шаг и сдерживая рыдания, покачала головой Анна. — Я поговорю еще раз! — с пылом воскликнул князь, — Они поймут. Они должны понять! — Миша, — тихо прошептала Анна, — Миша, у меня нет времени ждать. Репнин обернулся и секунду молча, рассматривал заплаканное личико, а потом затряс головой: — Но ведь мы не можем!.. Синие глаза потухли и, вздернув подбородок, Анна спокойно сказала: — Вы правы, мы не можем… не можем дольше задерживаться здесь. Прощайте, князь, — холодно сказала девушка и, повернувшись, быстро пошла к дому». Владимир посмотрел как закрылась за ней дверь и, вздохнув, сел за стол. Улыбнулся и вдруг задумался. «Еле отвязавшись от назойливости княжны, которая, затеяв развеселую игру в шарады, побежала с другими барышнями готовиться, Владимир улизнул из беседки. Анна снова не участвовала! Эта красавица, как непокорная вода, перетекая, выскальзывала из рук. Она умело пряталась от любого внимания, и Владимир, порой просто не знал, как заставить ее очнуться, просто открыть глаза и увидеть… увидеть его. Скрывшись в аллее, он решил, что у реки скорее найдет свою скромницу. Юный барон определенно тревожился. Репнин сегодня снова весь день опекал Анну, чему она, кажется, была только рада. Вспомнив нежный взгляд, которым обменялась пара после обеда, Владимир чертыхнулся и, выйдя к поляне, отодвинул ветки. Первое, что увидел, это светлое кружево девичьего платья в плену рук Михаила. Присмотревшись, Владимир похолодел — Анна… его маленькая Анна, которую Владимир хотел защищать от всего мира, о которой мечтал заботиться так, как никто и никогда не заботился о ней, его Анна позволяла князю обнимать себя! ЕГО Анну целовал Репнин! Свет померк, в глазах поплыли темные пятна, а в руках появилась противная, предательская дрожь. Моментально оглохнув от шума в ушах, он, как рыба, беспомощно хватал ртом воздух, не понимая как же еще жив, как солнце не погасло, и мир не канул в небытие. Медленно отпустив ветку, за которую он, оказывается, держался и отступив на шаг назад, он выдохнул медленно-медленно. Подышал ртом и, круто повернувшись, быстро зашагал прочь, словно бежал от невыносимой боли». Коридор был узким и темным с низкими потолками и маленьким окошком в самом конце. Комнаты в этой части дома отводились для прислуги, и Анна, постояв, привыкая к сумраку коридора, пошла вперед, когда из приоткрытой двери злой голос высказал: — И что он в ней только нашел? — Полина, уймись уже, — увещевал мягкий голос Матрены, — Что ж ты все забыть не можешь? Сколько раз тебе говорено — выбрось из головы; он барин, ты холопка. — Барин, холопка — звук пустой! Он моим был! — резко оборвала Полина. — Тебя послушаешь — ума лишишься, — вздохнула женщина, — Ну когда он твоим был? Ты по себе бери; вон Степан, вон хоть Григорий, а в деревне, сколько мужиков было, и чего тебе в город вздумалось? Ведь барин тебе вольную дал, приданое, могла б замуж выйти, да жить как люди. — Не нужно мне его приданое! — Вот ты послушай меня, — снова принялась втолковывать Матрена, — Я давно живу, всякого повидала, не было тебе с барином судьбы. Не твой он, сама ты его захотела, вот и взяла, да не по тебе кафтан. — Не по мне, говоришь? — злобным шепотом переспросила Полина, — А забыла кто в доме хозяйкой был при старом бароне? А не твоя ли сестра в шелка одетая, распоряжалась тут всем? И разве не из деревни, не крепостной была твоя Надежда? — Была Надежда, да вся вышла, — горько вздохнула Матрена, — нет теперь Нади, одна я теперь осталась… А молодая барыня добрая, не злобливая… хозяйка она, понимать надо. — Я должна была быть хозяйкой! Я, понимаешь? Я гадала на него! Я к Сычихе ходила! — Любит он ее, — протяжно вздохнул голос, — любит, а против любви не пойдешь. — И любовь можно в рог согнуть, — зло прошипела Полина. Еле оторвав ноги от пола, Анна перевела дух и отступила к лестнице. На кухне хлопотливая Варвара поклонилась и, увидев бледное личико, заволновалась: — Ой ты! барыня… вот присядьте, посидите чуток, я сейчас вот вам молочка… али чаю хотите? — Нет, нет, спасибо. Мне ничего не нужно, я просто… Темно там, я оступилась. — А, ну так не мудрено с непривычки-то. В доме, поди, не бывали, лестниц не знаете. Благодарно улыбнувшись, Анна встала и уже собралась уходить, как вдруг остановилась. — А Полина… я не видела ее, она горничная? Варвара закусила губу и нехотя ответила, — Она… Ее барин в город привез, в театр она собирается… Вот пока ждет, помогает шить. Согласно кивнув, Анна вышла из кухни. Большие напольные часы мерно тикали, вселяя умиротворение и, укрывшись шалью, девушка устроилась у окна. Анна была расстроена, расстроена так сильно, что соленая влага в глазах вот уже десять минут мешала рассматривать метель во дворе. Найти объяснение столь странному своему состоянию, она боялась, уверяя себя, что огорчилась по причине плохой погоды или изо того, что в срок не доставили платье, которое она заказала еще две недели назад, а вовсе не потому что услышала злые слова Полины. Полина… Вот оказывается, как зовут это ее волнение. Никогда еще Анна не испытывала тех чувств, какие узнала в этом доме. Впервые встретив статную горничную, Анна не могла понять взгляда, которым окатила ее дворовая девка, хорошо запомнилось только чувство, с каким молодая жена поспешила в свою комнату. Чувство странное, тяжелое, словно вина… Потом Полина пропала, и Анна забыла о ней. И вот сегодня оказалось, что девушка здесь, в городе, в этом доме. Почему Владимир позволил ей перебраться сюда? — Анна, вы здесь? — голос Владимира вывел ее из задумчивости. Девушка отвернулась и попыталась незаметно смахнуть слезы. — Боже мой! Анна, что случилось? — моментально оказавшись рядом, заглянул в глаза, — Что? Его забота вызвала совсем другую реакцию на которую, видимо, рассчитывал мужчина, вместо того, чтобы вытереть глазки и успокоиться, красавица вдруг разрыдалась. Обнимая худенькие плечики одной рукой, Владимир судорожно полез в карман за платком. — Ну полно, полно… — бормотал он, наклоняя к ней голову, — Не стоит так расстраиваться. Все обойдется, уверен, ничего страшного не произошло… Вдруг Анна, подняла на него глаза и замолчала. Засмотревшись в заплаканное, несчастное личико, он осторожно отвел за ушко светлую прядь, а проведя пальцем по нежной коже, совсем потерял контроль. Ее губы были нежными… нежными, как легкое перышко, парящее в солнечном луче, и сладкими–сладкими, как чистая, родниковая вода в полуденный зной. Он тянулся к ним, припадая и совсем теряя голову от этой беззащитной мягкости и теплой открытости. Оторвавшись на секунду, мужчина взглянул на девушку; головка откинута назад, будто коса, уложенная в прическу, была слишком тяжела для тонкой шеи, темные реснички трепещут, а прерывистое дыхание выдает волнение. Мужчина обнял девушку поудобнее, теснее прижимая к себе, и снова припал к ней. Губки дрогнули и открылись ему навстречу. Его язык скользнул между ними, прокладывая себе дорогу в сладкую глубину девичьего ротика, стремясь коснуться маленького язычка. Владимир гладил кожу за ушком, спускаясь к хрупкой шее, вызывая в девушке томную волну наслаждения. Анна, потеряв себя в руках этого мужчины, совсем забыла, что всего несколько минут назад отчаянно плакала. Теперь она могла только вдыхать его запах, упиваться его поцелуями и таять в его руках. Она тянулась за ним, когда он, переводя дыхание, отстранился и плавилась, принимая его губы, раскрываясь навстречу, и просила, безмолвно просила, оплетая руками его шею. Почувствовав ее желание, Владимир выдохнул — счастье накрыло его. — А… Что это было? — робко спросила Анна, растерянно моргая, будто после сна. Владимир рассматривал ее, стоя на коленях и все еще удерживая в руках ее плечи. — Почему вы плакали, — вдруг, спросил он, слегка нахмурившись. — Я… — потупилась Анна, — Просто глупости. — Анна, если вы мне сейчас же не расскажете, я… Анна вдруг стало весело, и робко улыбнувшись, она спросила, — Что вы сделаете? — Я расстроюсь, — серьезно сказал Владимир и, поднявшись, выглянул в окно, — Вы не доверяете мне? — Нет! — поторопилась ответить Анна и, сообразив, решила исправить свой ответ, — То есть да… Ну то есть я хотела сказать… Владимир внимательно посмотрел на нее сверху и, грустно улыбнувшись, покачал головой. Немного помолчав, собираясь с мыслями, Анна наконец отважилась: — Владимир, скажите… кто такая Полина? Она ваша крепостная? Корф напрягся, Анна поняла это по его лицу, которое вдруг заледенело. Заложив руки за спину, он отвернулся к окну, делая вид, что чрезвычайно занят экипажем, проезжавшим на улице. — Анна, это… — его голос звучал по-другому, отчужденно и почти сердито. — Простите мое любопытство, — девушка опустила голову, стараясь не замечать подступивших слез. Опомнившись, Корф вдруг резко повернулся и, опустившись рядом с ее креслом, взял худенькую ручку, — Анна, я хочу, чтобы вы поняли меня… правильно поняли, — начал он, — Полина талантливая актриса, ее место в театре, и сюда она приехала, чтобы начать свою карьеру. Она давно свободна, но остается в этом доме, потому что… потому что ей пока просто некуда идти. — А Матрена говорила… — смущаясь, Анна опустила реснички и стала разглядывать складки своего платья. Владимир держал в руке ее пальцы, — Анна… — выдохнул он и опустил голову, — Мы взрослые люди… у каждого из нас в прошлом была своя история, — он на миг запнулся, вспоминая ту злосчастную поляну в саду у Долгоруких и Репнина, сжимающего в объятьях светлое девичье платье, — Полина не плохая, она просто всегда хотела стать свободной, стать актрисой. Ею всегда восхищались у нас дома на спектаклях, — он отвел глаза, — Она образована, отец велел воспитывать ее в доме, и Полина мечтала… Отец не успел освободить ее, и так получилось, что свободу мог дать только я, — закончил он, не глядя на девушку. — Вы принудили ее? — замирая от ужаса, догадалась Анна. — Нет! — Владимир встал, — Полина сама решила, я к ее решению не имею никакого отношения. Да, она некоторое время была… — Владимир запнулся, подыскивая слова, — На особом положении. Но, вскоре все закончилось, и она получила то, что хотела… — Так вы просто продали ей свободу, — холодно произнесла она. — Ничего подобного, — пожав плечом, барон обернулся, рассматривая ее, — Откуда я мог знать о ее планах? Я и подумать не мог, что она пришла, только за тем, чтобы наутро потребовать свободу? Я тогда только вернулся с Кавказа и радовался дому и был счастлив, видя отца, я… — он вспомнил веселые визиты к Долгоруким, когда он с упоением ждал встреч со скромной красавицей, — Я ездил к вам в гости… — он замолчал, а потом продолжил, — В моей жизни есть моменты… я совсем не горжусь ими, — решительно сказал Владимир и снова уставился в окно, — Я хочу, чтобы вы, Анна, знали, я во многом раскаиваюсь. Она подошла и тихо стала рядом. Помолчав, положила руку на его плечо и мягко сказала, — Я не виню вас.