Аромат

Она была словно ребёнок. В с ног сшибающем потоке людей, одна из лучших выпускников Академии, она не имела голоса. И была буквально невидимкой. Воздух был до жути сухим, и горло буквально трескалось от жажды свежести, что Тина, слабо обхватив себя руками, медленными шагами отмеряла приближение своей неуверенности, росшей в ней непозволительно быстро отдельным холодным существом. Биение сердца, подгоняемое ненасытным волнением, пустыми ударами било по тонкой коже висков, делая только хуже. «Где же ты, Ку?» - подумала девушка, но вмиг все мысли растворились в кислоте шока, прибывшего волной в альвеолы её лёгких. Разум отшибло, когда острый нюх девушки учуял сладкую горечь вербены, розовыми бутонами вмешивавшуюся приторными лентами аромата в сухую свежесть древесной коры, и влага дождя, едва ли не каплями ощущавшаяся на раскрасневшихся акварельными пятнами щеках, – или это были слёзы? Перед глазами пеленой зелени и золота лучей, бьющих сквозь крону в дубраве, стояла картина её детства, и кожей ощущавшаяся магия водопадами обволакивала, бодрила до дрожи, притягивая к себе безнадёжно искавшую это буйство воспоминаний в серых газетных выписках Нью-Йорка Тину, неосознанно шагавшую вперёд, толкавшую недовольно бурчавших волшебников. Руки натыкались на грубость чужих плеч, скидывая ветви чужих рук, а глаза видели, врали – вокруг лес. И всё этот аромат. Таинственный, любимый, успокаивающий. Он рос соизмеримо проблескам в виноградно-фиолетовом небе молний, протягивая свои обжигающие сверкающей белизной и шумом объятия к потерянной Порпентине. Это был её запах. Его запах. Похолодевшие вмиг ладони, неконтролируемо тянущиеся вперёд, наткнулись на преграду, на эпицентр её сладостных мучений, и сухость воздуха была уже не преградой, когда она, как обезумевшая, не смогла остановить себя вовремя, вынырнув из омута ароматической памяти лишь врезавшись в кого-то. Кожу рук бурой лавой окутал кофе, и тогда перебивший запах жареных зёрен отрезвил её, заставив оттянуть запястье, с шипением потирая раскрасневшиеся суставы. Неуверенность вновь накинула на неё оковы. Она подняла взгляд слезящихся покрасневших карих глаз, тенями выцепив такого же цвета поглощавшее белизну рубашки пятно, а потом до её ушей донеслось тихое ругательство, но она предпочла его не расслышать. Мрак её расширившихся зрачков поглотил свет, и губы дрогнули, когда она увидела мужчину, стоявшего перед ней. Как щетинистой кистью по чёрному маслу на холсте волосы, мешавшие в себе оттенки проникающих в здание рассветных лучей, красивших блёкло-медовым цветом серо-коричневые глаза, не выражавшие ничего. Нахмуренные густые брови, недовольно поджатые губы, бледневшее золото кожи. И острота лесного аромата, витавшая в воздухе каплями воспоминаний, оседавших на плечи тяжёлым грузом, давя, топя в волнительном вихре. Прекрасен. И голос – грубость, густым сиропом мешавшаяся с мягким багровым бархатом, заставлявшим прикрывать глаза, скрывая образ так взбудоражившего её мужчины. -Вы оглохли, мисс?.. – недовольство, дунувшее на неё холодом, и снующие вокруг люди. Она резко распахнула глаза, осознавая, что ничего сказать же не может. Но глаза её подцепили нечто странное, когда она, в попытке объяснить ситуацию, подняла вверх руки: мужчина словно не видел её, он смотрел чуть в сторону, в никуда. -Ох, мистер Грейвс! – голос налетевшей на неё запыхавшейся сестры, так вовремя разбившей смущённое молчание Тины своим звонким переливом клавиш фортепьяно. - Да, это я, мисс Голдштейн, - он кивнул, вроде бы даже в сторону мягко улыбавшейся Куинни. -Вижу, вы уже познакомились с моей сестрой. – Тина только сейчас заметила, что кофейного ранения на рубашке уже и след простыл. Она смогла лишь кивнуть. – Ох, боже…Прошу извинить её! Она…Случайно. Она немая, и… Порпентина не очень любила, когда Ку врывалась розовым закатным вихрем в её мысли без разрешения, но сейчас это было просто необходимо. Благо, игривый блеск голубых глаз сестры, кажется, не был замечен мужчиной. -Надеюсь, в следующий раз это не помешает ей смотреть по сторонам, - достаточно резко ответил Грейвс, тронув растерянно скулу, и в голове девушки пронеслось тихим шелестом «Это испуг». – Извините, но мне нужно идти. Она не скоро забудет мягкость тёмно-синего пиджака, тронувшего её плечо. Удаляющийся силуэт, до боли выделяющийся в свете оконных бликов, ощущение, что она потеряла дар речи - хотя и была всегда нема. Тихий шёпот сестры над ухом. «Он слеп, Тинни» Тоже не скоро забудет. А ему ещё долго будет сниться давно забытое малиновое облако блестящих россыпью гранатовых камней ароматов вишневого пирога, ванилина и яблочного повидла, перебивших горечь въевшегося в его жизнь кофе, тронутых детской впечатлительностью и воображением, цветущих в памяти способностью видеть.