Лис и кролик

- Рукия-чан так жестока… - ноет Ичимару, с трудом разгибая спину. – Да я в жизни столько не работал, а тут уже месяц впахиваю как раб. Сакэ не пью, - начинает он загибать пальцы, - хурму не ем. Даже в бордель не ходил ни разу. – Он с удовольствием жмурится, наблюдая, как краска заливает лицо Рукии. – Вот, - подытоживает он список своих бед. – Отпусти меня хоть на один вечер, ужасная Рукия-сан. - Во-первых, - она тоже загибает пальцы, - ты действительно мой раб, Ичимару. Во-вторых, сакэ вредно для здоровья. И, в-третьих, я уже пообещала тебя отпустить на два дня, когда ты закончишь проверять инвентаризационные списки. - За триста лет! – картинно взвыл несносный кицунэ. – Я умру раньше. - Не умрешь, - и Рукия хладнокровно продолжила писать. Признаться, ей уже и самой хотелось все бросить, да гордость не позволяла. - Малявка, привет! – Конечно, это Ичиго бесцеремонно ввалился в кабинет, нарушая такую приятную рабочую атмосферу. – Погода такая на улице, а ты тут над бумажками сохнешь! - А ты что вообще тут делаешь, придурок? – Рукия по привычке отвесила другу подзатыльник. – На кого Каракуру оставил? - Меня Ямамото-сотайчо с докладом вызвал. А в Каракуре с тех пор, как побили Айзена, стало тихо и скучно. Пустые совсем притихли. Кстати, что там с этим недобитым Ичимару? Его еще не казнили? - Какая черная неблагодарность, Куросаки-кун, - тягучий голос будто затянул комнату паутиной. – Жаль, что я не убил тебя тогда… Хотя нет, бесценная Рукия-чан, наверное, оплакивала бы тебя, а я не выношу женских слез. Ичиго подскочил, как ошпаренный. - Что это он тут делает? - спросил он у Рукии, не решаясь обернуться. - Мне помогает, - спокойно пояснила девушка, едва сдерживая смех. – Мой личный помощник Ичимару Гин. - Бррр, - не стесняясь присутствия в комнате бывшего капитана третьего отряда, Ичиго поежился. – Тогда тебе тем более надо отсюда сбежать. Рукия задумчиво оглядела гору бумаг на столе. - Ты же только на день? – Ичиго кивнул. – Ладно, работу и завтра можно доделать. - А меня Рукия-чан оставит задыхаться книжной пылью? – ехидный голос, к которому она так привыкла за этот месяц, отвлек девушку от раздумий. - Даже я не настолько жестока, Ичимару, - Ичиго с удивлением услышал в голосе подруги ехидные нотки. – До завтрашнего утра можешь быть свободен. Выпей сакэ, закуси хурмой. Сходи в бордель, в конце концов. Главное – не ввязывайся в заговоры по захвату мира. Не хотелось бы потом отвечать перед командующим. - Когда это ты научилась язвить? – спросит у нее Ичиго некоторое время спустя. Она только рукой махнет. - С кем поведешься, от того наберешься. Вечером, проводив Ичиго, она все-таки идет в отряд, мучимая угрызениями совести. «Вот немножко поработаю - и домой», - думает Рукия, входя в кабинет. В кабинете невыносимо воняет сакэ. - Заходи, Рукия-чан, - он растягивает слова еще больше, чем обычно. – Хорошо, что ты вернулась. Одному пить как-то неприятно. - Ты совсем обнаглел, Ичимару?! Пить на рабочем месте, да еще и напиться до такого свинского состояния! – Рукия готова была влепить ему подзатыльник. – Хоть бы до своей комнаты дошел, идти-то недалеко. - И всегда-то ты злая, Рукия-чан, - говорит он укоризненно. Рукия в это время считает бутылки. Пять, шесть… Да как он вообще еще может разговаривать?! – Даже после визита Куросаки-куна добрее не стала. - Ичимару, не меняй тему. И вообще, иди в свою комнату. Завтра утром все уберешь. - Куросаки-кун хорошо целуется, принцесса? – внезапный вопрос сбивает ее с толку. - Да откуда я зна… Да какое твое дело, Ичимару? Ты пьян. Иди спать. - Она устало вздыхает. - Лучше бы ты в бордель пошел, чем тут напиваться и рассказывать мне всякую ерунду. – Она качает головой, наблюдая, как он пытается подняться с пола. – Давай помогу, предатель ты недобитый… - Она подставляет ему плечо во внезапном приступе сочувствия и помогает дойти до соседней комнаты. Вот только он все-таки очень тяжелый и в попытке помочь ему улечься, Рукия падает на футон сама. А Ичимару Гин падает сверху, выбивая воздух из легких. Он тяжелый, ужасно костлявый и очень теплый. – Сейчас, принцесса, я тебя освобожу от злого и коварного кицунэ, – он осторожно сползает с нее. - Ой, тоже мне злой и коварный нашелся, - она приподнимается на локте и смотрит на него сверху вниз. Взъерошенные серебристые волосы закрывают лицо и она вдруг тянется убрать их, наклоняется ниже, влекомая извечной попыткой разгадать тайну чужой души… Она обрисовывает пальцами его лицо – высокий лоб, тонкий нос, острые скулы. - Поцелуй меня, принцесса, - и она тянется к его губам, накрывая их поцелуем. Рукия не умеет целоваться – ну было пару раз по молодости с Ренджи, это же не опыт, да и дальше поцелуев они так и не пошли – но с ним все получается так естественно. Они дышат в унисон, и ей плевать на запах сакэ, ведь сквозь него пробивается его собственный запах – ромашкового чая и фиалкового мыла. Он обнимает ее крепко-крепко, как будто хватается за соломинку. А потом вдруг резко отпускает. - Принцессе пора домой, - он сопит ей в шею. - Я не хочу домой, - она капризно надувает губы, сходя с ума от безумной улыбки Чеширского кота. Тогда Ичимару берет ее руку и бесстыдно притягивает к своему паху. Она вспыхивает до корней волос. – Иди, - он осторожно отталкивает ее. – Иди, принцесса. По дороге домой Рукия приходит в себя и с ужасом думает, что же это, Ками все возьми, такое было и что же теперь делать. Ичимару Гин безмятежно спит.