Он так сильно её ненавидит.

Он ненавидел в ней абсолютно всё. Ненавидел её рыжие, вечно растрёпанные волосы. Вот и сейчас видя, как она запускает в свои лохмы пальцы, имитируя расчёску, у него возникало одно единственное желание. Ему хотелось намотать их на кулак и дёрнуть так чтобы всё рыжее великолепие осталась у него в руке, но он просто смотрит. Стоит прислонившись спиной к стене и наблюдает. Рядом с ней вьётся еще народ, но разве ему есть до них дело? Нет. Взгляд устремлён только не неё. Она весело рассказывает что-то своим друзьям. Так оживлённо что всем хочется послушать. Он ненавидит её голос. Он бьёт по перепонкам и словно пошатывает его давно устоявшийся мир. Ему хочется вырвать её розовый, вечно болтающий язык, чтобы она не могла больше издавать подобных звуков, но он продолжает смотреть. Пепельная прядь упала на лицо, но он быстро её отбросил. Глаза не на секунду не отрывались от лица рыжей. Она принялась жестикулировать что-то объясняя подружке с куцыми хвостиками. Её руки описывали в воздухе неясные фигуры. Он ненавидел её руки. Эти тонкие запястья и длинные, почти музыкальные пальцы. Ему так хотелось переломить тонкие косточки и просто выдернуть их из тела. И смотреть как она корчиться от боли, но он просто глядел на то, как она тусуется со своими друзьями. Как она до сих пор не почувствовала его взгляд? Или просто делает вид что не чувствует? Рядом кто-то закопошился. Дейла уставилась на него во все глаза, но стоило немного шикнуть как её след уже простыл. Он снова мог вернуться к излюбленному занятию, Скользя взглядом по фигуре рыжей снизу-вверх он вдруг наткнулся на её глаза. Они смотрели прямо на него. Чуть зашуганно с лёгкой опаской. Верно, он должен внушать страх. Почему она не трепещет от ужаса? Почему смотрит так внимательно как он минуту назад? Он ненавидел её глаза. Синие, как васильки. С вкраплением некой голубизны. Они всегда улыбались. Он мечтал выколоть их и смотреть как по бледным щекам будут стекать алые струйки. Как она будет молить о пощаде. Как она ослепшая будет ползать у его ног. Как она будет зависеть только от него. Что? Разве ему это нужно? Он зажмурился отгоняя непрошеные мысли. А когда снова открыл глаза, девушка всё еще смотрела на него. Вот теперь там появилось не просто опасение, а настоящий страх. Видимо что-то изменилось в его лице. О, он ненавидел в ней абсолютно всё. Он закрывал глаза и на обратной стороне век появлялась картина как он погружает в её тело нож раз за разом, видит, как по полу, текут реки алой жидкости. Как она умоляет о пощаде. Как она медленно умирает. Как бездыханное тело лежит у него под ногами. И что это он делает? Наклоняется и проводит рукой по лицу, из которого ушла жизнь. Медленно поднимает её голову и слегка чуть дотрагивается её губ своими не ощущая дыхания. Тут же выныривает из мыслей и снова принимается наблюдать. Раз он так её ненавидит, то зачем смотрит? Почему подмечает все мельчайшие детали? Почему жестокие картинки только у него в голове? Она улыбается. Откидывает волосы назад и полностью поворачивается к подружке феи демонстрируя свою спину. Только вот она у неё прямая, как жердь и напряжённая. Она знает, что он смотрит, а значит всё веселье напускное. Значит она его боится. В груди что-то трепетно сжимается от…предвкушения? А от него ли? Так уж ему нужен её страх? В голове что-то упорно твердит что да, но проскальзывает и тонкий голосок который говорит: Нет. Он так её ненавидит! А за что? Ответа на этот вопрос он дать не мог. Он так хотел её заполучить. Именно так и никак иначе. Но он продолжает смотреть. Можно ли одновременно желать причинить боль и при этом чувствовать зарождение идеи защищать, так чтобы никто кроме него её не тронул? Видимо можно. И он стоял разрываемый двумя противоречивыми чувствами, а Василиса со своими друзьями медленно двинулись из залы. Он сверлил её спину пока за ними не захлопнулась дверь.