Венера

Натаниэль Куртцберг, имевший немецкое происхождение, считал свою любовь к искусству и живописи в какой-то мере иронией. Ведь очаг живописи, страна, породившая эпоху величественного Ренессанса – это солнечная Италия. А не хмурая Германия. Нет, никто не смеет спорить, что Германия имеет свое собрание живописи, свои музеи, своих великих художников… Да взять хотя бы Альбрехта Дюррера и его поражающее воображение произведение «Битва Александра Македонского с царем Дарием». И это только один из примеров. Немецкая школа живописи занимала далеко не последнее место в искусстве. Однако с итальянским Ренессансом не может сравниться ничего. Рафаэль Санти, автор знаменитой фрески во Дворце Папы Римского «Афинская школа»; Микеланджело Буонарроти, автор алтарной фрески «Страшный Суд» в Сикстинской капелле, а так же тот, кто спроектировал купол Собора Святого Петра; Бернини, знаменитый итальянский скульптор, архитектор фонтана четырех рек на Пьяцца Навона; Леонардо да Винчи, великий гений в области живописи, архитектуры, инженерии и медицины, тот, кто подарил миру портрет «Джоконды» или «Моны Лизы»; знаменитый портретист Тициан с его блестящими работами «Даная», «Любовь небесная и Любовь земная»; Браманте, который руководил строительством Собора Святого Петра; Тинторетто; Перуджино; Ботичелли с его картиной «Рождение Венеры»… Их так много. Всех и не упомнить… Натаниэль Куртцберг любил изучать эпоху Возрождения, в частности итальянского, ездить по выставкам (тем более что от Франции до Италии не далеко, и родители, в общем-то, не против отпустить сына со старшей сестрой на недельку-другую). Натаниэль сам старался создавать свои картины в стиле художников эпохи Возрождения. Но копирование этого всего – просто Классицизм. Такое уже было в XVIII веке. А Натаниэлю хотелось быть оригинальным художником, выработать свой стиль, а не копировать это у Микеланджело или Рафаэля. Хотя в детстве Натаниэль то и дело срисовывал известные произведения живописи. И даже сейчас, в свои пятнадцать, являясь лучшим учеником среди всей художественной школы, он по прежнему не ценил свои работы. Натаниэль Куртцберг не видел вдохновения. Он ведь, по сути, рисовал с натуры. Рисовал природу, архитектуру города, животных и людей. Просто срисовывал. Не рисовал. Срисовывать может каждый. И именно срисовыванию, по большей части, учат в художественных школах. Должна выработаться техника. Нужно набить руку. Но с этим у Натаниэля все было в порядке. Однако рисовал он от скуки, чтобы хоть чем-то заняться. У него не было вдохновения. Маринетт Дюпен Чен была отличной музой… пару месяцев назад. А теперь, когда «влюбленность» остыла, Натаниэль призадумался. Муза… Мифологическое существо вдохновения, хранительница искусства и науки. Где же его или ее взять? А ведь в мифах их, если он не ошибается, девять: Каллиопа, Мельпомена, Талия… и еще шесть незапоминающихся женских древнегреческих имен… Где хоть одна? Конечно, это все шутки. Натаниэль прекрасно понимал, что в реальности нет никаких муз, это все мифы, в которые он, будучи современным человеком, не верил… Где ж ее искать-то, эту музу? - АЙ! – прозвучал несколько визгливый девичий голосок где-то справой стороны чуть поодаль. Натаниэль резко обернулся. Он внезапно вспомнил, что находился в школьном дворе. Уроки кончились, но юный художник решил остаться, чтобы набросать парочку эскизов архитектуры здания школы, а так же сада. А помешала его величественным думам о прекрасном искусстве и философии живописи никто иная, как Хлоя Буржуа. Школьная самопровозглашенная «принцесса», на деле заносчивая девчонка с завсегда накрашенным лицом. Натаниэль поморщился. Слишком много на ней было косметики. А ведь ей только пятнадцать. Девочки в этом возрасте не должны так ярко краситься. Это… простите, вульгарно. Хотя зная Хлою… Натаниэль старательно отмахтвался от образа девочек-на-одну-ночь в клубах, который ассоциировался у него с Хлоей. Эти девушки живут в своих розовых мечтах, вряд ли имея какую-то конкретную цель, на деле являясь просто… пустышками, с которыми не о чем поговорить. По крайней мере массовая культура рисовала образ таких дам именно таким. – Ты все пораскидал, идиота кусок! – Натаниэль особо не вслушивался в ее ругань, а просто перевел взгляд ниже. Она наступила на пластмассовую палитру, что он так неосторожно и беспечно отставил позади. И пластик, как и ожидалось, треснул. Самое забавное, что сделала она это не специально. Иначе так бы не ругалась по поводу своих «заляпанных твоими дурацкими красками» туфлях. Натаниэль усмехнулся. Ну и поделом. Смотреть надо, куда идешь. - Что?! – взвизгнула она, - я еще и виновата? Да ты тут все пораскидал, ненормальный! – ой, кажется, последние слова Натаниэль сказал вслух. - Ты сама виновата, что не смотришь под ноги. Я извиняться не буду, - спокойно ответил Натаниэль, пожав плечами. - Да ты… - Ну я, - усмехнулся он, - Хлоя, неужели ты ничего сказать толком не можешь? У тебя такой маленький словарный запас? Занимайся лексикой в свободное время. Ах да, у тебя ведь его не так много. Я и забыл. Какая уж тут лексика и, уж тем более, чтение, когда твое расписание под завязку забито косметикой и примеркой шмоток, - выплюнул он, сжимая кулаки. И отвесил себе мысленный подзатыльник. Что на него только нашло? Это не похоже на всегда спокойного Натаниэля. Ой, что сейчас будет… Но реакция Хлои удивила его. Она не начала истерично визжать и бездумно угрожать. Она изогнула брови, на лице её читалось удивление, а затем прищурилась. Ее лицо приняло серьезное выражение лица без намека на насмешку или даже надменность. - Ты все еще ненавидишь меня за тот случай? – спросила она. - Что? – ошарашено переспросил Натаниэль. - Ну, - Хлоя одернула подол короткой юбки, но взгляда не отвела. Она не Маринетт, чтобы робеть. – Когда я всем показала твои рисунки комикса, где ты изобразил себя героем, а Маринетт принцессой. И из-за меня над тобой смеялись, - сказала она даже не пряча глаза. Ей, видимо, совсем не было стыдно. Ну, может только чуть-чуть, но она умело это скрывала. - Охренеть, и тебе ведь даже не стыдно, - поражено выдохнул Натаниэль, - мне даже… противно? - Это мне должно быть противно, что это еще за слова такие «охренеть»? Ты же художник. Где эстетика? – фыркнула она, осторожно присаживаясь подле него. Натаниэль отметил, что сделала она это так легко и изящно, что он даже не заметил ничего «лишнего» из-под юбки. И тут надо было отдать должное этой не в меру неадекватной женщине. Как вообще можно сесть в такой короткой юбке перед парнем, чтобы ничего не было видно? Мистика… - Ты сама ругаешься, - не остался в долгу Натаниэль. - Ну… я же «избалованная пустышка», - усмехнулась Хлоя. Натаниэль одарил ее ничего непонимающим взглядом, - мне можно. Мне причитается так себя вести. Как всем богатеньким девочками, так ведь нас все видят. - Ты не… ты… не пустышка, - тяжело выдохнул Натаниэль, - ты просто так одеваешься, красишься и так себя ведешь. Не пробовала изменить стиль? – он красноречиво посмотрел на неё. - Почему я должна меняться, чтобы соответствовать чьим-то ожиданиям? - задалась вопросом Хлоя. - Не моя проблема, что мир считает уверенных в себе ярких девушек пустышками. - Маринетт бы смутилась… - неосознанно вырвалось у Натаиэля прежде, чем он понял, что только что сморозил вслух. Да что с ним такое сегодня? - А Адриан бы не стал советовать нечто подобное в силу того, что это, во-первых, неприлично, во-вторых, неуместно, - хмыкнула Хлоя. - Я не Адриан. - А я не Маринетт, - улыбнулась Хлоя. На какое-то время между ними повисло молчание. Но уходить Хлоя не спешила. А Натаниэль предпочитал не думать, кто эта женщина, что сидела перед ним, и куда она дела настоящую Хлою Буржуа. Потому что настоящая Хлоя Буржуа ни за что бы не стала с ним разговаривать! Сломала палитру, унизила, и была б такова! Женщины… странный народ, все же. А может, это было связано с тем, все уже разбежались по домам, остались лишь те, кому заняться нечем? Как вот Натаниэлю. - Я сломала твою палитру, – констатировала факт Хлоя, - нечего разбрасывать свои вещи, - она передернула плечом, - но я перед тобой все равно виновата. Так что, я куплю тебе новую. - Не стоит, - отмахнулся Натаниэль. - Стоит, я же ее сломала… - Нет, эта на самом деле и не палитра, - на удивленный взгляд своей одноклассницы Натаниэль поспешил пояснить, - в том смысле, что пластик, из которого эта штука сделана, не отмывается до бела. И поэтому такую палитру приходится часто менять. И в этом нет смысла. Дома или на природе я обычно использую либо фарфоровую тарелку, которую можно отмыть, либо чистый лист жесткой бумаги, который потом не жалко выбросить. Но тарелку в школе мне никто под акварель не даст, а лишнего плотного листа бумаги у меня не нашлось. - Ясно, - кивнула Хлоя. Хотя по ее взгляду Натаниэль понял, что ни черта ей не ясно. - Хлоя, ты не пустышка. Кто тебя так назвал? - Да так, - неопределенно ответила она, - не бери в голову. Я не беру. И тебе не надо. - Но ты же запомнила это. Значит, ты думаешь об этом. Перестань краситься так ярко и одеваться в короткие юбки, которые едва ли прикрывают белье и в которых, я уверен, неудобно, и тебя перестанут считать той, кем обозвал какой-то некультурный человек. А даже если не перестанут, то и плевать на них. - А кем бы ты меня обозвал, если бы не знал? – внезапно спросила она, - хотя стой, ты ведь и так меня не знаешь. Меня настоящую, - Хлоя прикрыла глаза, - да и наверняка все вы меня как-то за глаза называете. Кем же зовешь меня ты? - Ты всегда была для меня просто назойливой девчонкой с плохом характером, - честно ответил Натаниэль. - Ого, конкретная личность с характером, а не просто кукла, - Хлоя усмехнулась, - ненавижу массовую культуру. - Почему? - Как бы объяснить. Ну, ты ведь знаком с картиной «Аллегория» Адриана Виллемса ван де Велде? - Невинность между добродетелями и пороками? – переспросил Натаниэль, уточняя полное название картины. - Да, - кивнула она, - вижу, что знаком. Так вот, в центре картины происходит вечное метание человека от добра к злу. От праведной Веры до искушения. С правой стороны женщину искушает проститутка, а с левой – праведница наставляет на пусть истинный. Вот кем бы ты меня изобразил, если бы тебе нужно было вписать мой портрет в эту картину? Проституткой, или праведницей? - Женщину, которая мечется между ними, не учитывать? – спросил Натаниэль. Дождавшись кивка, он, тяжело вздохнув, ответил, - проституткой. Не обижайся. - Все нормально, - улыбнулась Хлоя, - лучше быть проституткой, чем пустышкой. На нее обращают внимание те, кому это надо. С ней связываются определенной целью, она живет наслаждениями. Увы, ее век недолог, а жизнь лишена всякой морали. Но это лучше, чем просто фарфоровая кукла без души. Пустышка. Безмозглая стекляшка. Вот за что я ненавижу массовую культуру, она навязывкт нам только два возможных женских образа, развратница и скромница, какой старомодный бред. Наша современная культура не избавилась от привычки навешивать на людей, особенно на женщин, ярлыки, просто диапазон этих ярлыков расширился. - Но ведь ты… - Всего лишь соблюдаю свой имидж, - Хлоя кокетливо откинула прядку волос на спину. – Почему ты ничего не рисуешь? У тебя пустой лист бумаги. - Не хочу делать эскизы, - признался Натаниэль, - хотя я собирался этим заняться сегодня. - А нарисуй меня, - Хлоя подвинулась ближе, - пожалуйста. В стиле итальянского Возрождения, которое ты так любишь. - В искусстве итальянского Ренессанса было два наиболее известных женских образа. Это образ Мадонны, то есть целомудренной Девы Марии. И образ богини Афродиты. То есть Венеры, на римский манер. В качестве кого тебя нарисовать? - Сам реши, - ухмыльнулась Хлоя, - это ты ведь из нас двоих художник. Хотя, я полагаю, это вполне очевидно. Скажи, как мне сесть, или встать, или лечь. Но раздеваться я не буду, так что сам додумаешь детали, - она на мгновение расплылась в издевательской улыбке. Но это мгновение было столь недолговечно, что Натаниэль не счел нужным уделять этому внимания. Он лишь кивнул и попросил новоиспеченную модель прилечь. Хлоя послушно опустилась на траву, запрокинув руки под голову. - Опусти левую руку на низ живота, - попросил Натаниэль, усаживаясь поудобнее, чтобы видеть свою модель в нужном ракурсе. Хлоя без всякого стеснения так и поступила. А дальше атмосфера между ними потонула в молчании и каком-то предвкушении. Натаниэль, признаться честно, думал над тем, как бы изобразил свою музу. В образе Венеры или же в образе целомудренной и праведной Мадонны. Когда еще был влюблен в Маринетт, Натаниэль делал зарисовки, в которых изображал свою одноклассницу в светлом и непорочном образе. Но Хлоя… она была другой. Она была яркой, взрывной, запоминающейся (даже против воли). Она олицетворяла Венеру. Красоту тела, а не души. Фарфоровая кукла. Пустышка. Какая глупость. Рука Натаниэля дрогнула над начертанными линиями на холсте. Он вновь взглянул на Хлою. Она прикрыла глаза, опуская взгляд. Кажется, она задумалась о чем-то своем. Натаниэль осмотрелся. Солнце садилось. Ничего себе, они тут засиделись. Но на это ему, по большому счету, было наплевать. Золотистые волосы некогда ненавистной Буржуа, раскидавшиеся по траве и плечам, переливались в лучах заходящего солнца. Это было прекрасно. Натаниэль сделал еще несколько линий, тщательно прорисовал лицо, после чего взялся за кисти. Нужно было успеть запечатлеть момент. Золотистые волосы Хлои были такими от природы. Она лишь миллировала их. В остальном светло-русый цвет, цвет колоса пшеницы, достался ей от природы. И сейчас, в свете заката, светлые волосы Хлои заиграли разнообразными оттенками. Закат всегда рисуют на теплых тонах, в отличие от рассвета. Поэтому Натаниэль добавляет в работу охру, оранжевый, желтый, коричневый (совсем чуть-чуть, там, где залегла тень у шеи)… Красиво. Натаниэль впервые за долгое время получает от процесса создания очередного портрета удовольствие. Хлоя Буржуа ведет себя, как пустышка. Но она не пустышка. Она Венера. Именно такой изобразил ее Натаниэль, проработав волосы, лицо, глаза, шею, ключицы и, О ГОСПОДИ, ОН ПРАВДА ЭТО СДЕЛАЛ(!), груди. Два аккуратных воздушных полушария молочной фарфоровой кожи, что на солнце отливали и красным, и оранжевым и коричневым. Натаниэль выполнил вообще всю работу в теплых оттенках. Он даже траву, что на солнце горела в огне, изобразил как мягкую перину, что удостоилась чести стать ложем для прекрасной, совершенной девушки. Венеры. Когда Натаниэль закончил, отложив кисть, на город опустились сумерки. Пора было уходить. Но картина была закончена. Осталось лишь подписать. Хлоя, как оказалось, задремала. Когда Натаниэль разбудил ее, она сперва не поняла, где находится. А когда вспомнила, изъявила желание увидеть свой портрет. Натаниэль без лишних слов протянул ей картину. - Это я? – удивилась Хлоя, осматривая портрет, - Очень красиво. Прям как Джорджоне, если я не ошибаюсь. Даная. - Венера, - поправил ее Натаниэль. Хотя он и сам не мог сказать, относилось ли это его «Венера» к названию картины великого художника, или же к самой Хлое, которую он, в процессе создания своей работы, признал не пустышкой, а образцом красоты женского тела. Венерой. - Да, верно, - кивнула она, протягивая работу обратно, - очень красиво. Ну, я пожалуй, пойду. А то поздно. Отец искать меня будет. - Ага, - Натаниэль положил работу в папку формата А3 и начал судорожно собирать свои вещи. Хлоя не спрашивала разрешения помочь. Она просто сделала это. Когда подростки вышли за ворота школы, на часах было уже половина десятого. - Проводить? – спросила Хлоя. - Это я должен спрашивать, - усмехнулся Натаниэль, - идем, провожу. Так они и дошли до гостиницы, в которой временно располагалась комната Хлои Буржуа. В полном молчании. - Если хочешь, я могу подарить тебе этот рисунок, - предложил Натаниэль. - Не стоит, - отмахнулась Хлоя, - мой папа не поймет, - она усмехнулась. - Может, в следующий раз ты нариауешь меня в каком-нибудь другом образе, увидемся. - Не пустышка, - выдохнул Натаниэль, глядя, как его новая муза растворяется в здании отеля. – Венера, - заключил он уверенно. Хлоя не Маринетт. И никогда ей не будет. И ей это ни к чему. Натаниэль поймал себя на мысли, что ему нравится Хлоя Венера. Хлоя Мадонна, пожалуй, не для него. Но Венера… Для Натаниэля она не была проституткой или пустышкой. Она была олицетворением красоты, энергии, яркости и жизни. Сегодня он увидел Хлою с другой стороны. Такая девушка просто не может быть пустышкой. Жаль, что завтра все будет по-старому. Но на утро следующего дня Натаниэля ждал приятный сюрприз. Хлоя Буржуа появилась в школе с накрученными локонами золотистых волос, с ярким и модным макияжем в стильной, но удобной одежде. Бесноватый огонек в её глазах прикрывал взгляд. Такая девушка не может быть пустышкой. Нет. Она не пустышка. Она Венера…