На закате дня

«Ты носишь своё мужество так легко и естественно, и легко забыть о том, что на закате дня ты снимаешь его, всё ещё ощущая раны, которые оно оставляет на твой душе». — Тодд Ла Берже, «Ненаписанные письма к тебе»

Когда она впервые снимает при нём туфли, он почему-то чувствует растерянность. Она делает это так непринуждённо — просто сбрасывает их, подцепив за задник, аккуратно ставит рядом со столом и забирается на диван с ногами. Снова она надевает туфли лишь на следующий день, и Билл с удивлением обнаруживает, что она меньше, чем ему всегда казалось. Она принимает утром душ и выходит из кабинки в пушистом халате, с мокрыми волосами и без макияжа, и это окончательно его добивает. Ему уже доводилось прежде видеть её в халате, но даже если бы и нет — они с Лорой прошли вдвоём через слишком многое, чтобы стесняться друг друга. Дело вовсе не в этом. И даже не в том, что она выглядит хуже без привычного лоска — вовсе нет, пожалуй, такой она нравится ему даже больше, простой и естественной. Он польщён и горд её доверием, тем, что она позволила ему увидеть её с этой стороны, хотя и знает, что это вопрос необходимости, а не желания. После второго сеанса лечения долоксаном он находит её в своём отсеке, свет выключен, Лора спит, беззащитно свернувшись на диване и накрыв глаза тряпицей, и в этот момент Биллу становится страшно. Всего час назад она провела пресс-конференцию; её голос, спокойный и уверенный, звучал так, словно всё полностью под контролем, и Билл с облегчением поверил в это. А теперь она лежит здесь одна, в темноте, сняв туфли и пиджак и по-детски подложив ладони под голову. Даже когда она потеряла Билли; даже когда она подтасовала голоса на выборах; даже когда она почти умирала в медицинском отсеке, она держалась, сохраняя поистине президентское достоинство. Но не сейчас. Он думал, что знает Лору Розлин. Оказалось, что внутри неё прячется совсем другая женщина, с которой ему не приходилось до сих пор встречаться. Он был знаком с министром Розлин, он был знаком с президентом Розлин. Но сейчас перед ним не та и не другая. Он впервые задумывается о том, сколько работы потребовалось для создания этого образа, сколько усилий ей приходится прикладывать для его поддержания. Биллу казалось всегда, что это её настоящее лицо, — но лишь потому, что он никогда прежде не видел трещин в её броне. Он считал, что ей легко даётся быть сильной, но оказалось, что она просто не позволяла ему увидеть, насколько это тяжело. Он проходит в отсек, вытаскивает из ящика комода плед и бережно укрывает Лору. Она бормочет что-то неразборчивое в ответ. — Всё в порядке, — говорит Билл, — ты в безопасности. Она закутывается плотнее в плед, словно в кокон, и засыпает обратно, и Билл знает, что она действительно чувствует себя в безопасности. Утром, пока она принимает душ, Билл звонит в медотсек и узнаёт у Коттла, когда следующий сеанс лечения. Он не говорит, что планирует отменить все свои дела на это время, но подозревает, что док, скорее всего, догадался и так. Он ничего не говорит об этом Лоре: она непременно сказала бы, что ему не о чем беспокоиться и она справится сама. И это было бы правдой — Билл не сомневается ни секунды, что она смогла бы пройти через это без него. Но это не значит, что так и должно быть. Он приходит в медотсек несколько часов спустя. Лора лежит на койке, бледная и измученная, её явно тошнит после процедур, и Биллу стоит немалых усилий не показать, как ему страшно. Он садится на стул рядом с ней, открывает книгу и начинает читать вслух. Он читает, и напряжение постепенно отпускает её, позволяя заснуть. Он остаётся беречь её покой. А потом она просыпается, убирает волосы с лица и превращается обратно в президента. Билл не имеет ничего против. Это останется их секретом.