просто жить;

      Я не хотел быть Мастером того, что у нас осталось. Не мог взвалить на себя эту ношу, но мне пришлось. Безумно повезло, что Мира не бросила меня и осталась в «Хвосте Феи». Одна из немногих, кто был рядом со мной и всячески поддерживал. И я её тоже. Иначе и быть не могло.       После битвы с Акнологией мы потеряли почти всех. Проще назвать имена тех, кто выжил. Я, Мира, Венди, Кана, Бикслоу, Эвергрин и Люси. И всё. Нас осталось всего семеро. Все остальные полегли на поле битвы. Тогда я стоял на коленях, перепачканный в копоти, крови и собственному поту, и кричал в голос от бессилия, от собственной ненужности. Я ещё чувствую эту боль внутри меня, хотя та за пять лет поутихла и позволила мне начать жить хоть какой-то жизнью. Однако та бойня навсегда перечеркнула меня, оставила множество шрамов не только на теле, но и в душе.       Куда большая рана образовалась в моей груди, когда я узнал, что Хартфилия бежала из Магнолии. Та добрая и наивная девочка сломалась. Единственная, кого я должен был оберегать по наказу Драгнила, сбежала в неизвестном направлении. Всем было больно, но мы остались в гильдии и поклялись сохранить идеалы, которые так рьяно защищали наши погибшие друзья. Я бы хотел сказать, что Люси должна была остаться с нами, но это большое заблуждение. Люси никому и ничего не была должна. Она потеряла слишком много, чтобы легко взять себя в руки и продолжать жить дальше. Я знал, что у неё и Нацу были большие планы на будущее. Я знал, как сильно она любила его.       Люси была не единственной, кто потерял свою Судьбу в той битве. Я не уберег Локсар. Должен был защитить её, но не смог. Более того — это она спасла мою жизнь. Бросилась под смертоносное пламя и сгорела заживо на моих руках. Она до последнего любила меня, до последнего старалась сделать всё, чтобы я мог жить. И у неё получилось. Хотя я никому такой жизни бы не пожелал.       Венди потеряла Ромео. И то чувство, которое зарождалось между ними, сгинуло в небытие. Венди замкнулась в себе. И даже её лечебное колдовство не способно врачевать такие раны. Первая настоящая любовь маленькой девочки была похоронена на кладбище дорогих сердцу людей. Ромео стал кормом для червей под землей.       Мира потеряла Фрида. И это после того, как тот всё-таки сделал ей предложение руки и сердца. Они хотели сыграть свадьбу после финальной битвы, но тогда никто даже представить не мог, что пышного торжества не будет. Старшей Штраус от жениха осталось только кольцо и стопка потертых фотографий. Я знаю, что она часто плачет, когда никто не видит. Мире очень тяжело отпустить Фрида и начать жить полной жизнью.       Бикслоу потерял Лисанну. Девушку, которая готова была принять его совершенно любым. Девушку, ради которой Заклинатель Душ готов был отправиться на край света. Она значила для него совершенно всё. И он потерял её за какую-то долю секунды. Я помню этот момент. Всё произошло на моих глазах. И если бы я стоял хоть немного ближе к ней, то смог бы спасти. Лисанна упала замертво, глядя в глаза Бикслоу. А в моих ушах навсегда застыл его душераздирающий крик.       Эвергрин потеряла Эльфмана. И это после многолетнего пути рука об руку. Никто ведь из них так и не признался гильдии в том, что они состояли в отношениях. Упрямо делали вид, что ничего друг к другу не испытывают, но все всё прекрасно знали. И когда Эвергрин узнала о том, что Штраус не выжил, она просто не устояла на ногах. Впервые в жизни я видел, как Эв рыдала. В голос, без всяких прикрас. Это была настоящая женская боль, с которой ей предстояло научиться жить дальше.       И, конечно же, Кана, которая потеряла Лексуса в том сражении. Потеряла любимого мужа и лучшего друга. Потеряла человека, который сделал её в своё время лучше. Они были второй женатой парой после Альзака и Биски. Лексус объявил о помолвке в гильдии совершенно неожиданно для всех. Только Мастер не был удивлен. Кана буквально светилась от счастья, обнимая Лексуса за руку и улыбаясь так, что в гильдии делалось светлее. Торжество действительно удалось. И мы впервые увидели невесту в стенах гильдии. На свадьбе Альзака и Биски в своё время нам погулять не довелось. Зато у Лексуса и Каны мы от души веселились. Сейчас я понимаю, насколько ценным было то время. И Кана не может вспоминать об этом без слез. Но она сама не осознаёт по сей день, какой подарок они с Лексусом сделали всей гильдии. Кана чудом выжила в битве с Акнологией и позже узнала, что беременна. Мальчика назвали Джастином.       С тех пор минуло пять лет. Гильдия понемногу оправилась от травм, ведь мы учились жить дальше. Как бы ни было тяжело, все старались быть сильными и стойкими. Не знаю, справился бы я с этим, если б рядом не было Миры. Она стала настоящим другом, который мог подставить своё плечо в трудную минуту, а таких бывало немало. Став новым Мастером, я почувствовал на себе всю ту ответственность, которую на своих плечах нёс Макаров. Ноша оказалась не из лёгких.       — Грей, — Мира окликает меня, стоя за барной стойкой. Я поднимаю глаза и смотрю на её личико, всё ещё очаровательное и светлое, но с определенным отпечатком жизненного опыта. Кажется, он оставил уродливый шрам в её сапфировых глазах. — Тут слушок по Магнолии прошёл, — Штраус опускает взгляд в стакан, который усердно протирает белой тряпкой. Я же прикладываюсь губами к своему напитку. Меня не волнуют слухи, и Мира об этом прекрасно знает, так что видимо болтают о чём-то действительно интересном. — Мол, Заклинательница Звездных Духов прибыла в город вчера вечером, — меня клинит. Рука, которая подносит бокал к губам, замирает на половине пути. Я пытаюсь понять, шутит так Штраус или нет. Не шутит. В глазах беловолосой дьяволицы появляется беспокойство. — Грей? Ты в порядке?       — Да, — я так и не делаю глоток, опуская руку обратно на стол. Бокал ударяется донышком о деревянную поверхность. — Думаешь…?       — Не знаю. Возможно. Или нет, — Мира забывает про бокалы, глядя на меня. Я же поджимаю губы. — Скорей всего нет, Грей. С чего бы ей возвращаться? Пять лет её не было.       — Может, она решила, что уже в состоянии вернуться? — я неосознанно кручу стакан в пальцах и судорожно прокручиваю в голове всё, что связано с Хартфилией. Все воспоминания, которые грели меня изнутри последние годы. Всю ту боль, которую причинило мне её исчезновение. За пять лет ни единой весточки. Весьма эгоистично и совершенно не похоже на Люси. — Или что-то произошло…       — Или это вообще не она, Грей. Люди просто говорят про кого-то с такой же силой, какая есть у Люси, — Мира за эти пять лет ни разу не допустила мысли, что Хартфилия могла погибнуть. Ни разу не подумала о том, что Люси могла встрять в какую-нибудь историю и исчезнуть с лица земли, а не просто из наших жизней. Знала, что стоит мне задуматься об этом, как я брошу гильдию и рвану на её поиски. А мне нельзя. Я ведь Мастер.       — Да, конечно, — я усмехаюсь и киваю. Мира права, однозначно. — Просто кто-то с такой же силой, — проще повторить эти слова как наставление, чем верить и надеяться, что Хартфилия снизошла до Магнолии. Так душа меньше болела, так внутренности реже сводило острой болью. Штраус тихонько выдыхает и снова начинает тереть стаканы. А потом кто-то подходит и что-то у неё просит из выпивки, и жизнь медленно возвращается в привычное русло.

***

      В Магнолии нашей гильдией гордились. Мы спасли мир от катастрофы, предотвратили ещё один конец света. И удивительным было то, что впервые никто не писал жалобные письма о том, что мы разгромили половину города. Нет. Ничего такого. Детей начали называть в честь героев. И каждый раз, когда какая-нибудь мамаша звала своё чадо домой криком «Нацу, живо иди кушать!», меня ощутимо передергивало. К этому за пять лет я так и не смог привыкнуть, с этим я не могу смириться.       И вот сейчас меня снова будто бьёт током от знакомого имени, которым нарекли девочку. Лисанна. И она проносится мимо меня в белом сарафанчике, звонко смеясь. Я замечаю, что эта девочка действительно похожа на покойную Штраус. На секунду я замираю и смотрю, как она бежит к матери и хватает ту за руку. У Штраусов не было родителей, а у этой Лисанны есть шанс жить полной и счастливой жизнью.       — Удивительно, правда? — голос знакомый и парализующий раздаётся прямо за моей спиной. Только вот я не нахожу в себе сил, чтобы повернуться. — Она умерла, но память о ней будет жить вечно. Как и о всех наших в принципе, — голос принадлежит блондинке, которая бесследно пропала из наших жизней пять лет назад. Голос изменился, но всё так же узнаваем. — Грей, посмотри на меня… — внутри у меня переворачиваются вселенные, рвутся на куски полотна реальности. — Пожалуйста, — интонация такая знакомая, такая родная, что я сдаюсь и оборачиваюсь.       Это Хартфилия. Изменившаяся за пять лет, повзрослевшая, но определенно та самая. Отросшие волосы собраны в хвост на затылке, одежда темная и совершенно чопорная. Исхудавшее лицо, мешки под глазами от вечного недосыпа, ярко выделенные скулы и бледные губы. Эта Люси отдаленно похожа на тень той, что когда-то я знал. Но всё равно это она.       — Ты так возмужал, — влага тихой волной наполняет её глаза, скапливается в уголках и грозится водопадом обрушиться вниз по щекам. Искусанные губы поджимаются. И я вижу, каких усилий ей стоит не расплакаться. Вот оно — то, что было её неотъемлемой частью. Чувствительность никуда не делать. И она всё ещё может расплакаться из-за какой-то мелочи.       Ей нужно было пять лет, чтобы появиться передо мной. Но даже их видимо не достаточно, чтобы сдержать эмоциональную бурю. Люси сделала первый шаг, объявившись на улице, показавшись мне. И теперь я делаю второй, обнимая её и притягивая к себе. Хартфилия сначала никак не реагирует, словно пытается принять тот факт, что я не убью её, но через несколько секунд сама крепко обхватывает меня и тихонько всхлипывает в ворот моей рубашки. Она всё такая же маленькая, я всё так же на голову выше. Подбородок упирается в её макушку, а пальцы мягко ложатся на светлый затылок. Люси рыдает. Как бы она ни хотела выплакаться где-то далеко от дома, а спрятать эти слезы от меня всё равно не получится.       — Всё хорошо, Люси. Теперь то всё будет хорошо… — у меня к ней много вопросов. Я годами складировал их в дальнем уголке своей черепной коробки. И теперь ей не сбежать от меня, не скрыться и не спрятаться. Я просто не позволю. — Наконец-то ты вернулась домой, — я прижимаюсь губами к её макушке и закрываю глаза. Люси неуверенно кивает на эти слова и пальцами стискивает мою рубашку на спине крепче.

***

      Её возвращение как манна небесная. В гильдии словно делается всем легче дышать. Хотя все в шоке, что Хартфилия всё-таки вернулась. Никто не думал, что она может взять и появиться из неоткуда. Особенно радовалась Венди, которая после возвращения Люси вновь начала улыбаться. Ромео был чем-то похож на Нацу, и потери у девушек были равнозначными по масштабу. Венди почувствовала родственную душу и стала вылезать из своего кокона. В этом была заслуга Люси.       У Хартфилии ушёл год на то, чтобы привыкнуть к жизни в новом «Хвосте Феи». И я был рядом, помогая освоиться ей в том мире, который мы создавали вместе с Мирой. Люси не уставала говорить о том, какие мы молодцы. Её грустное восхищение пропитывало меня изнутри. Её присутствие вдыхало в меня какую-то глупую надежду.       Мы все изменились за прошедшие годы; Люси уверяла всех нас, что тоже поменялась. Но я отчётливо видел в ней прошлое, которое скользило в движениях. Видел веру в глазах. Казалось, будто Хартфилия сама не понимает, какой силой обладает на самом деле. Её возвращение сплотило нас за год ещё больше. Эта несносная блондинка была определенным звеном; она одним своим присутствием облегчала душевные муки каждого. Стоило ей улыбнуться, как воздух делался словно чище.       — Не собираешься домой? — Люси появляется в дверном проёме моего кабинета, который когда-то принадлежал Макарову. Она прижимается виском к дверному косяку и смотрит на меня, сунув ладонь в задний карман летних бридж. Я отрываюсь от бумаг и поднимаю на Хартфилию взгляд. Вся эта бумажная волокита отнимает очень много сил и времени. До сих пор не понимаю, как Макаров с этим справлялся так быстро и ещё при этом успевал уделять время всем в гильдии.       — Закончу с бумагами и на боковую, — я машинально киваю в сторону маленького дивана, который стоит в углу кабинета. Раньше его здесь не было. Из-за того, что я часто засыпал прямо за столом, Мира приняла решение, что в этой комнате просто необходимо что-то, на чём можно было бы вздремнуть, коль я отказываюсь идти домой.       — Спишь прямо здесь? — Люси всё-таки проходит в кабинет и оглядывается по сторонам. Раньше она никогда не заходила, даже не пыталась. Зато теперь идёт вдоль стены и разглядывает книги и благодарности, расставленные на полках.       — Иногда слишком много работы, — я слежу за её плавными движениями и не могу понять, что чувствую. Не так давно внутри меня тронулся лёд, когда я увидел её рядом с Каной и Джастином за одним из столов в гильдии. Люси что-то показывала мальчику, а тот внимательно её слушал, а затем рассмеялся в голос. Хартфилия засмеялась следом за ним. На секунду мне показалось, что не было никаких ужасов, что мы в полном порядке. Её смех занесло мне под ребра легким летним ветром, а после перелив колокольчиков не шёл из моей головы. — А ты почему ещё здесь? — Люси замирает у полки, на которой стоит фотография всей гильдии «Хвост Феи». Красивая красная рамка, а внутри счастливые лица победителей Великих Магических Игр. У меня не поднялась рука убрать эту фотографию в коробку. Я хотел помнить.       — Я вижу, как ты смотришь на меня, — Люси берет фотографию и снимает её с полки. Пальцы очерчивают фигуру через тонкое стекло. Мне не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, кого именно Хартфилия любовно оглаживает кончиками пальцев. Нацу Драгнила. Нашего героя. Я отвожу от Люси взгляд и складываю бумаги в стопку.       — И как же? — не то чтобы мне было это интересно, я и сам знаю как смотрю на неё иногда в последнее время. Штраус уже давала мне понять, что замечает подобное за мной многократно. Только что я могу с этим поделать? И без этого считаю, что держусь от Хартфилии максимально далеко, дабы не осквернить своими действиями память о Локсар или о Драгниле.       — Нацу так же смотрел на меня перед тем, как… — Люси не договаривает, зато резко ставит рамку с фотографией на место. — Я просто хотела сказать, что всё в порядке.       — Думаешь? — мне верится в это с трудом. Хартфилия пожимает своими тонкими плечами и отходит к дивану, на который присаживается. На самый край. Словно не уверена, что ей можно вообще здесь находиться. Так о каком «в порядке» эта девушка вообще может говорить?       — Шесть лет прошло, — её голос не дрожит, говорит Люси тихо, но спокойно и мягко. Кажется, она репетировала, а может это у меня уже фантазия разыгрывается так. — Мы не можем скорбеть по ним вечно, Грей.       — И ты думаешь, что это нормально, да? Предать память о Нацу, о Джувии? Ты считаешь, что это в порядке вещей? Я правильно тебя понял? — не знаю, откуда во мне эти эмоции. Уже долгие годы я не испытывал ничего сильнее раздражения. Люси будто запустила механизм внутри меня, и часы снова начали тикать. Хартфилия смотрит на меня своими большими глазами, хлопает длинными ресницами. Не ожидала такой реакции, видимо. Я замолкаю и встаю изо стола.       — А ты думаешь, они бы хотели, чтобы ты или я жили прошлым? — взгляд блондинки скользит в сторону, упирается в пол. А меня её слова приклеивают к полу. — Думаешь, хотели бы, чтобы мы винили себя и страдали? — всё ещё тихо говорит она себе под нос. Я же стискиваю зубы, отворачиваясь к окну. Конечно, я так не думаю. — Я действительно винила себя, Грей. И долго думала над тем, что любые отношения будут осквернять память о Нацу, но это не так. Я ошибалась. И ты помог мне понять это.       — Глупости, — слово срывается с языка как-то само.       — Нет. Не глупости. И я знаю, что мои чувства не безответны. Грей, не надо меня отталкивать. Мы можем жить дальше. Вместе, — её слова похожи на мёд, и очень хочется верить, что она права. Хочется осознать, что жизнь не может стоять на месте; она и без этого больше пяти лет никуда не двигалась. Теперь есть шанс начать с нуля. И Хартфилия говорит невообразимые вещи, мол она хочет строить что-то с нуля вдвоём. Слова застревают где-то в горле, и я не могу ничего из себя выдавить. — Просто подумай об этом, ладно? — надеждой сочится каждое слово Люси, а я даже не могу ответить ей. Скрип дивана невообразимо громкий. Дверь за Люси так и не закрывается, но когда я оборачиваюсь, то в кабинете её уже нет.

***

      — Грей, а ты не знаешь, куда пропала Люси? — Кана опирается локтями о барную стойку и наливает себе в стакан воды, пока Бикслоу таскает Джастина на спине. Маленькая копия Лексуса смеется в голос. Я смотрю на Альберону с непониманием. — Ясно, — брюнетка фыркает. — Если она сбежала по твоей милости, то я тебя прибью.       — Я то тут при чём? — я смотрю на Кану с лёгким прищуром, а та только закатывает глаза.       — Все мы знаем, о чём вы разговаривали три дня назад, — встревает Мира, а во мне просыпается желание перевернуть барную стойку к чертям собачьим. — Это мы с ней поговорили. Нельзя же вечно страдать по тем, кого с нами больше нет, Грей.       — О, да, конечно, — сарказм бьёт из меня через край, но я никак не могу это остановить. — Наверное, ты поэтому ни с кем не сошлась после смерти Фрида, да, Мира? — это удар ниже пояса, и я прекрасно знаю об этом. Просто слишком зол…на себя.       — Нет, просто ещё не встретила человека, который смотрел бы на меня так же, как ты смотришь на Люси, — Мира не злится, совершенно. И это выбивает меня из колеи окончательно. Кажется, Штраус даже улыбается мне глазами, потому что её голос нежный и ласковый. Она держит меня за какого-то ребенка, но в чём-то Мира, конечно, права.       — Чёрт, — я слезаю со стула.       — Знаешь, где она живёт? — Кана кричит мне вопрос в спину, но я не отвечаю, покидая стены гильдии.       Я знаю. Она живёт в доме Драгнила.

***

      Я не был в этих местах города с той самой трагедии, которая нарядила нас всех в траур. Если честно, то я вообще был не частым гостем в доме Драгнила. Обычно просто не было возможности, всё время были в гильдии. Зато у Хартфилии были причины, чтобы вернуться именно сюда. Именно здесь у неё должна была начаться настоящая семейная жизнь, которую блондинка планировала. Не сложилось. Ни у кого из нас не сложилось.       Я замер на пороге, не зная, имею ли право вообще стучать по этой двери. Я уже поднял руку, сжатую в кулак, когда сообразил, что возможно всё это того не стоит. В груди начал ворочаться червь сомнения. Нужно было его давить. Я сглотнул ком в горле и всё-таки постучал по неровному дереву.       Сначала с той стороны стены стояла тишина. Я даже подумал, что Люси уже сбежала из города. Снова. Но мои мысли не оправдались. За дверью послышались быстрые шаги, словно кто-то бежит по ступенькам, а затем дверь открылась.       — Грей? — она удивлена. Я вижу это в её шоколадных глазах. Хартфилия почти растеряна. — Прости, я… совсем не ждала тебя, — замешательство мешает ей думать, но она всё-таки отходит в сторону и пропускает меня внутрь. — Проходи.       Я не собираюсь отказываться от такого предложения, поэтому делаю шаг, переступая порог и тем самым отрезая себе путь назад. Пока я со всех ног бежал к этому дому, в моей голове мелькнуло много разных мыслей. Одна из них «что я буду делать, если она снова оставит меня?». Ключевым было «меня». Оказывается, мне было совершенно плевать, что будет с остальными, я был уверен, что пострадаю без неё в первую очередь.       — Извини, я просто вообще никого не ждала, так что тут небольшой бардак, и… — я смотрю на чемодан, который валяется посреди гостиной. В нём уже лежат какие-то вещи. До меня медленно доходит, что она и правда хочет уехать. Люси замечает мой взгляд раньше, чем я успеваю высказаться по поводу увиденного. — Не подумай ничего плохого. Я бы обязательно со всеми попрощалась. Не поступила бы, как тогда.       — Зачем? — я не идиот и могу догадаться, но ответ всё равно хочется услышать именно от неё. Люси тяжело выдыхает и садится на диван, рядом с которым валяется чемодан. — Зачем это делать снова?       — Жить здесь и смотреть, как ты хоронишь себя вместе с Джувией? — Люси болезненно нахмурилась, глядя на меня снизу-вверх. — Смотреть, какую боль испытываешь глядя на меня? Наблюдать безграничную вину, застывшую льдом в твоих глазах? Грей, я не всесильна. И если ты не можешь попробовать, то…       — Я могу, — я смотрю на неё и вижу, как меняется светлое лицо. Непонимание проступает в каждой знакомой черточке. Определенно, моё появление здесь того стоило.       — Что? — она даже не говорит. Губы просто изгибаются, а нужное слово я разгадываю сердцем. Она смотрит и не верит. Мне хочется сказать, что всё это далеко не чудо, не видение. Хочется объяснить ей, что это то самое «в порядке». Но вместо этого я тяжело опускаюсь на диван рядом с ней и беру её руку в свою.       — Я не знаю, выйдет у нас что-то или нет, Люси, — я смотрю на аккуратные пальцы Хартфилии, которые слегка огрубели за эти шесть долгих лет. — Я не обещаю, что всё будет легко и просто. Но ты права. Я смотрю на тебя и понимаю, что хочу смотреть каждый день, хочу быть ближе к тебе. Смотрю и понимаю, что я скучал по тебе, Люси. И я хочу просто жить с тобой. Это и правда то, чего я хочу, — она улыбается, несмело и робко. Я помню эту улыбку. Именно такой Люси всегда была, именно эта Люси олицетворяет собой весь «Хвост Феи». — Я влюблен в тебя. Впервые за столько лет я влюблен.       — Тогда… — она сама сжимает мои руки своими и придвигается ближе. — Давай начнём с чистого листа, Грей. Давай просто жить.       И я согласен.