под пуховым одеялом живут мои черти.

обычно передозы хорошо не заканчиваются, так?

Скажите это, пожалуйста, снова. Девушкам без друзей, скребущих стены от новых приступов. Не важно, что за приступы, н е в а ж н о. Просто скажите им это так громко, чтобы они услышали и дали ответ, но только я не ручаюсь, что это будет адекватная реакция, потому что, ну, я бы в истерике разодрала лицо тому, кто сказал бы это. Потому что у меня под ногтями осколки звезд, которые я не могу вытащить, застрявшие там, словно слипшиеся с кожей при помощи вязкого арахисового масла с привкусом горечи. Вперемешку с задеревеневшей кровью. Или это просто мелкие осколки краски от кровати в больнице для психически больных¿ В больнице, где мне самое место. И я правда не знаю, что послужило причиной тому, что родители не оставили меня там гнить. Я же обуза. Я держу их. Просто выбросите мое свидетельство о рождении в окно, сожгите паспорт, перечеркните в своих паспортах мое имя, а фирмам, в которую обратитесь в поисках работы, говорите лишь о Джессике. Только скажите ей, что я просто нашла себе кого-нибудь и уехала. Она поверит мне. Верила всегда. Включительно с моим 'несусветным бредом', который я несу каждый день. Но это не бред. Я не знаю, каким видит она его, но для меня это тот, кто стал идеалом. Мое нездоровое сознание поигралось с образом парня с растрепанными волосами, сделав его идеальным. Психолог говорил, что мои мысли сейчас, в большинстве случаев, не дают чего-то цельного миру, но все то, что я вижу - это просто фантастика по сравнению с тем, в каком состоянии я сейчас нахожусь, приплюсовывая полуобморок длинною в жизнь. Но он же не снится мне. Не кажется. Всегда, когда я спрашивала у Сагга о том, какого цвета небо, он заглядывал в окно, называя первый попавшийся цвет. Отныне мое небо персикового цвета с голубовато-розовыми облаками со вкусом вишни с ванилью. -Каким будет мой последний закат? Не забудь взять меня за руку, когда крышку гроба будут закрывать, - еле слышно шептала я, разглядывая причудливых солнечных 'зайчиков' на наших руках, сомкнутых в замок. И я вновь чувствовала холод его ладоней, не понимая, почему же он все еще так легко одет. Он молчал, когда я читала книгу, лежа у него на коленях, и не просил вставать, когда в комнату заходила Джесс с двумя кружками какао. Одна кружка для меня, а вторая для него. Но Джо всегда отрицательно мотал головой, отказываясь от своей порции. Моим чертям доставалось больше. И это не стало намеком на то, что его нет. Потому что он есть. И Джессика верила. Она касалась его руки и хихикала, говоря, что волосы Джо слишком кудрявые для того, чтобы это было правдой. Но он не был кудрявым. Я не думаю, что это было важно, потому что наши пижамы были одинаково серо-синего цвета, в полоску. Только я носила шорты и рубашку, а ты был в штанах на резинке и майке. Твои плечи казались мне шире. Кожа в местах укусов этих прозрачных трубочек-кобр синела, а след в виде шрама иногда расходился. Мы в один голос удивлялись тому, что мне не давали спокойно спать на запачканных в крови простынях. В пустых бланках писали о том, что я вновь потеряла много крови, а он, все сидящий в кресле, взволнованно оглядывал мои руки. Но меня ведь не кусали эти глупые змеи, их привозят только раз в день. А все эти пуговицы на моей тумбочке, которые меня заставляли есть. В мультике их надо было пришивать на глаза, но мне почему-то не давали игл и нитей, объясняя, не жалея слов, что эти пуговки на самом деле ничто иное, как таблетки. Странное слово. Поэтому я не перестала искать приспособления для помещения пуговиц на их законное место. Мама много плакала после того, как мои тумбочки опустели, а змеи перестали кусать мою кожу на сгибе рук, в районе локтей, оставляя старые синяки в покое. Папа много держал меня за руку, объясняя, что они все делают ради меня. А Джесси очень редко посещала мою комнату. Она перестала видеть тебя, все чаще заявляя, что мне нужно стать нормальной самой. Но я ведь нормальная, так? Я же не сошла с ума. Нет. Просто у меня из комнаты убрали игрушки и занавесили окна фиолетовыми шторами, поэтому персиковое небо пропало из поля зрения. У меня чаще стали болеть ноги, поэтому мы много обнимались, чтобы я не чувствовала этого как можно дольше. Ты сидел ко мне очень близко и громко целовал мое лицо до последнего. И мне не хотелось тебя отпускать. Но в день, когда меня больше всего мутило, ты так и не пришел. Зато пришла мама, приведя в комнату какого-то мальчика. Парня. И он был очень сильно похож на тебя, Джо. Просто копия. Но его руки были теплыми, кожа загорелой, а по щекам катились слезы. Я так боялась слез. Маленьких речек, рассекающих разгоряченное лицо. Не помню, плакала ли я раньше, но если бы да - то и хорошо, что я все забыла. Этот парень трогал мои волосы, гладил меня по лицу, ладоням, спине, а я сидела на постели по-турецки, склонив голову к правому плечу, и искренне удивлялась тому, что вы так схожи. А он просто взял и поцеловал меня. Как целовал ты всегда. Только он был таким странно-горячим. И я даже не знала - отвечать ли мне. Я не помнила его, но, может, мы были влюблены немного ранее, так глупо и слепо, держась за руки в пустеющем парке и споря о том, какого цвета на самом деле звезды. Так делают все пары, включая нашу, немного странную и несуразную. Но мы лишь лежали на моей постели и смотрели в окно. Ты видел звезды красновато-желтыми, а я белыми. Были бы мы немножко серьезнее, можно было бы обратиться к справочникам, но я никогда не интересовалась у тебя - умеешь ли ты читать или нет. Но ты обещал, что не забудешь про меня, читая мою душу вдоль и поперек, разбираясь с неясной символикой ловко и без особых трудностей. и если бы ты хотел знать то Мой последний закат был фиолетового цвета. И ты держал меня за руку. Если только это не был тот парень, удивительно похожий на тебя, который тут же позвонил в скорую.

и мы умерли в один день, потому что ты был плодом моей фантазии.