Меж двух берегов

Сзади ржала и в агонии била копытами по воде умирающая лошадь. Она то и дело окатывала спину Альчхона мутной, грязной водой, в которой глина со дна смешалась с человеческой кровью. Он взмахнул мечом, вспарывая живот врага, и оружие прошло через дешёвый солдатский доспех, не замедлившись ни на мгновение. Впрочем, именно этот доспех, бесполезный против клинка хварана, не дал внутренностям раненного вывалиться из открытой раны в воду под его ногами. Альчхон, не глядя, полоснул чужого солдата по шее, и кровь фонтаном ударила из перерезанного горла, щедро окропив доспехи командира «Крылатых магов». С его стороны это скорее был акт милосердия, нежели стремление добить врага в горячке боя. Он уже видел, насколько долго и мучительно умирают люди с глубокой раной в животе, как безнадёжна и бессмысленна их предсмертная мука. На него набежал ещё один, Альчхон отчётливо видел его перекошенный от крика рот и абсолютно безумный взгляд. Альчхон уклонился от широкого замаха мечом, ударил куда-то прямо в полыхающие неистовством глаза. Его противник завизжал, бросив оружие, и схватился за окровавленное лицо, но добивать Альчхон не стал — скорее ощутив, чем увидев, как кто-то из его отряда уже возник за спиной обречённого. Двигаться быстрее мешала мутная жижа, в которую превратилась небольшая речушка, в чьих водах сошлись солдаты двух враждующих стран. В лицо Альхчона плеснуло тёплым и красным, с железистым привкусом, но у него не было времени и возможности умыться. Вокруг кипел бой, и вода, бурлящая под ногами, казалась такой же недостижимой, как и безопасный берег, до которого они, скорее всего, так и не смогут добраться. Рядом кричали, давясь и захлёбываясь, падали раненными, бились в агонии и умирали свои и чужие, а Альчхону всё казалось — в воде они становились одинаковыми, как близнецы. Откуда-то сбоку раздался мальчишеский крик. — В круг, все в круг! — и Альчхон с ужасом понял, что государыня в опасности, а он находится так далеко, что может не успеть умереть до того, как увидит её смерть. Ноги мгновенно налились тяжестью, словно кто-то под водой держал его за лодыжки, не давая сделать ни шагу. Он закричал, пытаясь отдать приказ, но вместо звука с его губ слетал лишь шёпот. Сзади его ударили в плечо, и, уже теряя равновесие, Альчхон почувствовал, как кровь горячими толчками начала выплёскиваться из раны. По воде вдруг начал разливаться огромный алый круг, и время будто замедлилось, останавливаясь, когда после второго удара Альчхон начал валиться вперёд, в своё искажённое отражение. Но даже падая, он продолжал облегчённо и счастливо улыбаться — у него всё-таки получилось уйти раньше неё. Вода резко навалилась на него, не давая вздохнуть, Альчхон оттолкнулся от дна руками… и проснулся. Тишина и прохлада покоев мгновенно успокоила и привела в чувство — такие сны не были редкостью для тех, кто хоть раз побывал на поле боя. Альчхон знал: Юсину тоже приходится видеть подобное во сне. Ещё он знал, что и её величество тревожно спит и мучается бессонницей. Она, в отличие от Юсина, никогда не рассказывала ему о подобном, но разве возможно что-то скрыть от своей тени?.. Альчхон вдруг понял, почему кошмар вернулся к нему именно сегодня — вся комната была заполнена цветочным ароматом, проникшим через открытое окно. Никто другой не почувствовал бы его, но Альчхон безошибочно отличал этот запах среди тысячи других. В этом мире не было более ненавистной ему вещи — цветка с нежным и тонким благоуханием, от которого у него что-то болезненно сжималось и разжималось в груди, мешая дышать, говорить, даже думать. Цветка, один вид которого воскрешал перед глазами образ принцессы, давно забытой всеми. Девушки такой же нежной и утончённой, как этот ранящий сердце аромат. Он подошел к окну и плотно, тщательно закрыл его, не давая себе вспоминать тот день, и вход в пещеру, и охапку цветов, которую он прижимал к груди, чтобы унять боль, терзающую его изнутри. На свете не было ничего, что Альчхон ненавидел бы сильнее фиалок.