Suffocation

Ты можешь попытаться убежать от своей жизни, но она всё равно найдёт тебя. Дженсен Эклз

Она – это вечные порезы на руках, потому что готовка – не дело IT-шницы. Он думает о её прохладных ладонях, когда кожа плавится, слезами сдирая татуировку на груди, ядовито разъедая края и подмешивая очередную таблетку боли в самые вены. Не кричать - единственный вариант, чтобы не сойти с ума. Она – это ароматный запах ванили, потому что это единственный аромат, на который у неё нет аллергии. Он заставляет себя почувствовать её запах, возродив еле уловимые вкусовые воспоминания, когда на губах ало горчит собственная кровь, а в нос ударяет тошнотворный смрад опалённого человеческого мяса. Теперь Оливер задумывается о здоровой еде и веганстве. Нужно же с чего-то начинать очередную новую жизнь. Она – это всегда накрашенные ресницы и яркие губы, потому что быть серой мышью – не её привилегия. Он представляет её острый взгляд, пронизывающий его кости инфракрасным сканером, когда проговаривает «правду» о себе перед Эдрианом-Прометеем-Чейзом. Оливер уверен, что он – точно не тот человек, который должен был это услышать. Но можно начать и с него. Она – это постоянная чистота и сосредоточенность, сногсшибательная пунктуальность и отменный порядок во всём, чего бы ни касались её точёные пальчики. Оливер сглатывает мысль о том, что не сможет теперь смотреть ей в глаза. Совершенно никогда. Потому что он безвыходно поглощён грязью, из жидкого лабиринта которой его никому не удастся вывести. Даже Фелисити Смоук, которая является его путеводным светом на все времена, не сможет достать нить Ариадны и провести его мимо собственного хоровода грехов, пережидая бунты мыслей в переулках. Сотни и сотни убийств затмевают мутными линзами пульсирующий в глазах Оливера позитивный огонёк, тускнеющий с каждым новым озвученным именем. Он – убийца, которым всегда хотел стать. Она – это неизменное понимание, прощение и трогательная чуткость, слетающая с губ озадаченным вздохом или выкриком. Он не знает, как показаться ей на глаза, потому что в нём насовсем погибла его лучшая часть, та, что защищала его самого от внутренней тьмы. Оливер чувствует, как эта стена истончается, как по ней начинают стекать чёрные дождевые капли и стирать преграду слой за слоем, не забывая ударить током по нервам, чтобы ослабить его и превратить в жалкое подобие прежнего человека, героя, мэра. Ему кажется, та жизнь так далека от реальности. Фелисити – это надежда, безмолвный крик о помощи, воплощённый в стройном теле, потому что иначе не было бы смысла жить. Он не может отдышаться изрядно побитыми лёгкими, когда лежит на впивающемся в лопатки полу, осознавая своё глубочайшее поражение. Стрела никогда не умел сдаваться, видя цель и достигая её любыми способами. Он всегда одерживал победу, даже если всё вокруг упрямо твердило, что он не справится. Теперь Оливер не знает, был ли когда-то прав. Поколебленная вера в себя – верный удар врага и первый признак безумия. Она – это жизнь, мерцающая на коже, потому что её дыхание способно воскресить мёртвого. Оливер никогда прежде не думал о Фелисити с такой теплотой, насыщенной нежностью и сочувствием. Это чувство, рядом с горячей ненавистью к себе и душащей яростью, контрастом показывает ему реальную границу между мирами. Вселенная Оливера, построенная на лжи, рушится каменным градом, когда он встаёт на ноги, а мир вокруг кружится листопадом серых, неживых листьев. Он не представляет, как она могла терпеть его. Как не видела монстра, медленного выпускающего свои чудовищные когти наружу. Как она могла любить его. Фелисити – это вековые потери, залитые дождём слёз и тоннами выпитого чая с мёдом. Её судьба не делала ей поблажек, каждый раз ударно испытывая её на прочность. И мисс Смоук выдерживала адский экзамен. Оливеру мерзко от того, что он так сделать не смог. Каждая смерть близких, каждая проблема будто бы забирала из фундамента его личности по кирпичику человечности, помогая дьяволу подсматривать за происходящим и ехидно усмехаться, ожидая нужного момента для эффектного появления. Стрела смахивал это на временную агрессию, усталость и заслуживших своё отморозков. Какое только оправдание ни придумаешь своим слабостям. Она – это лёгкий хрустальный стук каблуков по тонким ступеням. Оливер заставляет себя услышать этот звук, шаркая подошвами по сухому асфальту Стар-сити. Ему кажется, дорога слишком длинная и неровная, на деле же – идеальная, позволяющая переосмыслить весь жизненный путь идущего, помогая принять личные неудачи и промахи. Осознать свою ничтожность – неплохой вариант самопознания. Она – это медленное тепло, растекающееся по венам, кладезь энергии, которая уже на исходе. Он желает насытиться, подзарядиться при одном взгляде не неё, но чрезмерно боится увидеть в её глазах ненависть. Оливер захлёбывается уличным воздухом, который саднящим гелем стекает по сорванным связкам. Эти шестидневные пытки сделали его чувствительным ко всему, кроме темноты, в которой он не может найти себя. Проще задушить себя, чем признать своё жестокое альтер-эго. Фелисити – это управляемая паника, потому что иначе давно бы поехала крыша. Его не было шесть незначительных дней, которые превратились в шесть лет неизвестности и первобытного страха, скрываемого верой в незыблемую силу технологий. Оливер решительно заползает душой в штаб команды, боязливо поглядывая в глаза каждого. Ему кажется, малейшая толика недоверия или отвращения расщепит его на крошечные атомы и солью рассыплет по земле. На её лице он читает лишь эмпатическую боль от его ран и слов. Она одна видит его беспомощность перед жестокой правдой, его обречённость и дичайше непонятное смирение. Фелисити понимает, что он окончательно разочарован самим собой и тем фактом, что он ещё жив. Она наблюдает это в его замерших глазах, излучающих адскую боль и безысходность. Он знает, что от себя не убежать даже на какой-нибудь остров. Но слыша её «Оливер?» ему катастрофически хочется верить, что она сможет его спасти. Хотя бы на время.