Реванш Чёрного Короля

1929 год       — Арктурус… Я тобой недоволен. Крайне, — глава рода Блэк выделил последнее слово интонацией, максимально подчёркивая данный факт и заставляя своего старшего сына слегка поёжиться, словно нашкодившего мальчишку — несмотря на то, что этому «мальчишке» было уже, без малого, двадцать восемь лет. — И не потому, что ты, сын мой, не сумел удержать свои честь и достоинство в штанах. Не всем быть примерными семьянинами. А потому, что ты, сын мой, не позаботился о последствиях сразу. Глупость. Глупость, непозволительная тому, кто однажды станет главой Блэков и должен будет дальше вести наш род к процветанию. Глупость, которая могла бы сойти с рук мальчишке, но не взрослому мужчине. Я ясно выразился?       Под жёстким взглядом Сириуса II наследник рода невольно опустил голову и отступил на шаг назад, прислоняясь к двери отцовского кабинета.       Сириус про себя хмыкнул, наслаждаясь произведённым на сына эффектом. Арктурус прекрасно знал, что покаянным взглядом за свою глупость не отделается. Но, тем не менее, сейчас всячески выражал своё раскаяние, надеясь, видимо, на смягчение наказания. Выражал, лицедей, весьма умело — чёрноволосая голова была покорно склонена вниз, синие блэковские глаза смотрели в пол, а руки (вместе с источником проблемы) прижаты к груди. Сын умел играть на публику, а для будущего главы чистокровного рода подобное качество было необходимо.       «Толк из него выйдет. В будущем. А дурь… дурь исправим. Со временем».       — Однако… стоит отдать тебе должное. По крайней мере, ты притащил их ко мне раньше, чем об этом узнала твоя супруга, — Сириус встал из-за своего стола и подошёл к сыну, взяв из его рук свёрток. Он действовал с осторожностью. Не потому, что боялся навредить новорождённому — лишь потому, что ненавидел детский плач.       Правда, конкретно этот ребёнок, похоже, и не собирался плакать. Он вообще вёл себя подозрительно тихо и практически не шевелился — лишь смотрел на происходящее своими лиловыми глазами.       Глазами не Блэка, а бастарда-полукровки, каким он, по сути своей, и являлся.       Сириус за всю свою жизнь ни разу не изменял своей жене. Во-первых, потому что любил и уважал её. Во многом их брак можно было назвать счастливым, да и сам Блэк, человек старой, аристократической закалки, считал ниже достоинства мага втайне бегать по любовницам и затем заметать следы своих преступлений. Если ты не можешь, как в старые времена, делать это открыто — не делай вовсе.       Чего нельзя было сказать о его сыне, который время от времени совершал походы на сторону. Втайне от супруги, разумеется — Мелания Блэк, урождённая МакМиллан, была не из тех дам, которые стали бы молчать, узнай они про измену мужа. Особенно если учесть поддержку сильного магического рода, который бы непременно вступился за своего члена.       Арктурус изменял своей жене чаще всего с маглокровками или полукровками — Сириус мог с этим смириться. В конце концов, пока это оставалось тайным — это оставалось личным делом его сына. С чем Сириус мириться НЕ собирался, так это с тем, что в этот, последний раз (а он действительно будет последним, поскольку после этой оплошности сыну явно придётся прекратить походы на сторону), его наследник совершил сразу несколько ошибок, которые иначе как идиотскими назвать было невозможно. И которые, если не принять меры, грозили бы скандалом и очень серьёзным охлаждением отношений с МакМиланами, чего Блэкам точно не было нужно.       Во-первых, Арктурус то ли по неосторожности, то ли в порыве страсти (иначе говоря — по собственной глупости), забыл позаботиться об отсутствии последствий, и треклятая грязнокровка Грейнджер забеременела.       Во-вторых, что происходило из первого обстоятельства, после короткого романа молодая и наглая ведьма не удовлетворилась весьма щедрыми откупными «за молчание». То ли влюблённая в Арктуруса, то ли жаждавшая справедливости, но девчонка пригрозила, что расскажет о похождениях Блэка только-только родившей сына Мелании.       Учитывая характер последней, а так же то отягчающее обстоятельство, что Арктурус изменял ей во время беременности, подобное «раскрытие глаз» могло обернуться крайне неприятными последствиями. К счастью, у наследника хватило мозгов оглушить девчонку и притащить её вместе с новорождённым сыном к Сириусу раньше, чем она осуществила свою угрозу.       — У неё есть родственники? — спросил глава рода, передав малыша обратно и наклоняясь над лежащей на полу девушкой, всё ещё пребывающей без сознания.       В чём-то он мог понять своего сына — девчонка была недурна собой. Правильные черты лица, каштановые волнистые волосы, чуть смуглая кожа…       Века три назад проблем она бы доставить не могла вовсе. Скорее всего, грязнокровку из числа простолюдинов просто взяли бы в дом Блэков в качестве наложницы, раз уж Арктурус не мог удовлетвориться одной женщиной. Но в те времена жёны были куда более покладистыми.       — Да, магловская семья. Живут в Девоншире. Она с ними порвала ещё после окончания Хогвартса, — пожал плечами сын, слегка презрительно хмыкнув.       — А среди наших? — Блэк достал из чехла волшебную палочку.       Сейчас от ответа Арктуруса зависело, будет ли жить эта красотка, или же её тело спустя какое-то время выловят из Темзы. А вполне возможно, что и не только её.       — Работала в ресторанчике на Косом, — младший Блэк успокаивающе покачал головой. — Не волнуйся, отец. Каких-либо интересных знакомых, которые могли бы начать её искать, у неё нет. Да и вообще знакомых. Рассказать она никому не могла.       — Хорошо, — Блэк-старший удовлетворённо кивнул и спокойно, без замаха, отвесил молодой ведьме пощёчину, приводя её в чувство и накладывая silencio прежде, чем та закричит. Карие глаза очнувшейся девчонки расширились в испуге. Рот беззвучно открывался, горло тщётно пыталось выдавить из себя хоть малейший звук. Грейнджер отпрянула от Сириуса, отползла, вжалась в стену.       — Ну, ну, девочка, — в какой-то мере даже ласково произнёс Сириус, хмыкнув и потрепав волшебницу по щеке. — Не стоит так пугаться. Мы же, в конце концов, не собираемся тебя убивать… Оbliviate.       Глава рода встал, более не обращая на смотрящую совершенно отсутствующим взглядом Грейнджер ни малейшего внимания.       Девчонке повезло… в какой-то степени. Она не успела ничего рассказать и не имела друзей в магическом мире, которые могли бы найти её и восстановить ей память, компрометирующую Блэков. А следовательно, нужда в радикальном устранении проблемы отпадала. Вполне можно было ограничиться стиранием всей памяти. Прекрасная страховка, что тайна останется тайной, с одной стороны. А с другой, не менее прекрасное наказание за наглость шантажировать Блэка. Красавице придётся провести оставшуюся жизнь в состоянии овоща. Если, конечно, найдутся люди, которые будут за ней ухаживать. Но шансы выжить есть, этого не отнять.       Что касается её сына с глазами, цветом совершенно не походившими на родителей…       — Кикимер, — по характерному хлопку поняв, что молодой домовик явился на его зов, Сириус указал рукой на заворочавшийся свёрток. — Приберись здесь. Девчонку выброси где-нибудь на окраине Лондона. Ребёнка положи на крыльцо дома в магловском квартале.       — Да, хозяин!       — И сделай мне чай.       Что-то делать с ребёнком было бессмысленно. Рассказать он точно никому не смог бы, да и вообще, в этой ситуации, виноват был меньше всех. Бастард будет жить, не имея никакого отношения к древнейшему и благороднейшему роду Блэк. Если он сквиб, тем лучше для него. Проживёт спокойную жизнь в мире маглов. Если же в нём есть та искра, что позволяет, как говорили раньше, «прясть вместе с богами нити бытия», то он поступит в Хогварстс как маглорождённый. Скорее всего, в одном году с маленьким Орионом. В любом случае, в отличие от его идиотки матери, у него будет шанс прожить нормальную жизнь.       — Ну, а теперь, — Блэк отпил душистый мятный чай, поданный услужливым Кикимером, и сурово посмотрел на съёжившегося сына. Просто выговором Арктурус за эту глупость явно не отделается. — Обсудим твоё наказание, мой наследник…

***

      Предрассветные сумерки постепенно сменялись утром, а ребёнок, завёрнутый в детское одеяло, лежал на крыльце дома, тихо смеясь. Смеясь, хотя в его возрасте дети этого делать ещё не умеют. Смеясь немного безумным, горьким смехом человека, повидавшего в жизни очень многое — и сейчас понимавшего всю злую насмешку судьбы, которая преподнесла ему так похожую на прошлое ситуацию.       — Это же надо! — детские, непослушные губы с трудом прошептали на ломаном английском. В словах новорождённого была горькая ирония. — Снова аристократы. И снова меня вышвыривают на помойку, как сломанную игрушку…       С трудом протянув слабую детскую ручку к росшему рядом розовому кусту и до крови уколов палец о шип, малыш, прикусив от напряжения губу, с усилием вывел кровью на краешке белоснежного одеяла:       Лелуш Ламперуж.