Осколки искажённых отражений

      Ночь. Опять. Темнота, поглощающая контуры всего знакомого, искажающая его во что-то пугающее. С каких пор я вообще боюсь ночи? И её ли боюсь вообще? Вряд ли, что так. Ночь, тьма... Она последнее время была моим союзником, укрывая от опасности, даря защиту. Но не от всего она может защитить. И не только я могу её защитой пользоваться.       У всего есть своя цена. Я всем своим естеством надеюсь, что в моём случае это всего лишь страх. Страх остаться одной. Остаться одной совсем. Когда совсем некому будет в какой-то безнадёжной ситуации сказать, что всё будет хорошо, хоть и ясно, что на самом деле всему кирдык. Порой такие, казалось бы, глупые и бесполезные слова заставляют улыбнуться, чувствовать, что ты кому-то нужен и кто-то нужен тебе, напоминают, что у твоей жизни есть смысл. Без этого я не смогу. Не смогу ни жить, ни существовать, вообще ничего.       Ужасно ощущать себя бессильной.       Люди на Земле так страдают, когда умирает близкий или любимый человек. Не все знают, что тело — лишь материальная оболочка души. А близкие даже после физической смерти будут рядом. И даже если после неё они теряют друг друга, всегда есть возможность вновь встретиться. В другой жизни, в другом мире — неважно. У них эта возможность есть. В этом я им завидую.       А ведь душу, духа тоже можно убить. И это уже будет почти необратимо. Почти. Но как это исправить, мне не известно, и я сейчас на такое точно не способна. И зная это, ни на секунду не могу полностью успокоиться, расслабиться и надеяться, что всё обойдет нас стороной.       На меня вновь смотрят кристально-чистые глаза с лёгким укором и грустью. Смотрела бы в них вечность, теряясь в бесконечной лазурной дали, но в чувство приводит родной голос.       — Чего ты... — мой вздыхает, проводя тёплыми пальцами от моей щеки до затылка, аккуратно прижимает к себе и тихо шепчет почти на самое ухо:— Никогда тебя не брошу. Ты же знаешь.       Знаю. По своей воле не бросит. Но если его...       Тряхнув головой в попытке прогнать жуткие мысли, от которых мороз по коже, цепляюсь покрепче за тёмную зелень рубашки, обхватывая шею и зарываясь пальцами в шелковистые волосы. Холодно. Но Он согреет.       После нежного прикосновения к моей спине лишь сильнее прижимаюсь к тёплому телу самого родного и дорогого мне мужчины.       — Обещай, что никуда не уйдёшь отсюда без меня, — шепчу, уткнувшись носом в его шею, как всегда приятно пахнущую травами и лесом.       — Не уйду, обещаю, — шепчет мой, щекоча дыханием ухо. И на этот раз в голосе нет сомнений. Уж явно не шутит.       — Тал...       В ответ меня крепче обнимают, скользя пальцами вдоль спины, заставляя прогибаться под прикосновениями. Самостоятельно удержаться на ногах я уже не могу, но уже всё равно — мне не дадут упасть. По телу бегает приятная дрожь, голова безвольно отклоняется вбок, и вовсе не хочется сопротивляться нежным касаниям губ к моей шее. В голове уже нет ни единой связной мысли, но так даже лучше. Я безмерно Ему благодарна. За то, что хоть на время заставляет забыть об опасности и том, что каждое слово, взгляд, прикосновение как последнее. И страх в эти моменты надо мной не властен.