Их настоящее

Сначала Эррол замечает зеркало в раме. Зеркала в рамах запрещены (список запрещенных вещей, пункт такой-то). Все, что хотя бы как-то отличается от стандарта, запрещено. Эррол не принимает прозиум уже два месяца и все это время пытается вернуть себе равновесие в мире без чувств. Ему приходится балансировать на грани, но здесь и сейчас не нужно притворяться. Мэри лукаво смотрит на него. — Хочешь, я поставлю тебе что-нибудь? Для этого надо перейти в другую комнату. Она пригласила его послушать музыку в свободное от работы время. Эрролу сложно притворяться бесчувственным, но пока он не видит иного пути. Чувства вспыхивают в нем одно за другим, они разные: он испытывает стыд перед теми, за кем обязан вести охоту, он испытывает ярость по отношению к тем, кто придумал убивать за проявление эмоций, а к Мэри он испытывает… Мэри целует его в губы. Сегодня они не дойдут до той комнаты, они не послушают Бетховена. Сегодня они признаются друг другу в чувствах и обретут смысл жить. Эррол берет Мэри на руки и несет в спальню. Они сбрасывают одежду как досадное препятствие на пути к цели. Простыни приятно пахнут чем-то… чем же? — Это лаванда, — шепчет Мэри и смеется — раскрасневшаяся, с разбросанными по спине и плечам черными волосами, алый рот приоткрыт. Эррол целует ее всю: лицо, напряженные соски, внутреннюю поверхность бедер, треугольник волос. Мэри дышит прерывисто, обхватывает ногами его талию. Кажется, она хочет большего. Эррол проводит ладонями по ее ягодицам и пытается вспомнить, как это делается: у него давно не было ни с кем, у него никогда не было так. Мэри берет его член и направляет в себя, и встречает его тихим стоном, который лучше любых слов: она тоже ждала этого дня — когда можно быть собой и наслаждаться взаимной любовью. Они лежат усталые — не опустошенные, но полные своей любовью. Им кажется, что стоит сейчас пошевелиться и они могут расплескать драгоценные капли забытых чувств. — У вас в Тетраграмматоне не принято заводить семью? — спрашивает Мэри. — На семью распространяется все те же ограничения. Близость по часам, двойная доза прозиума перед соитием. — То есть сегодня ты впервые?.. — Да. И я рад, что я с тобой. — Как же ты жил все это время? Без любви? Эррол задумывается. Затем смотрит на часы. Они сигнализируют о необходимости принять вечернюю дозу прозиума, но он, разумеется, больше не собирается подавлять свое настоящее. — Как часы, — отвечает он своей любви.