Никого нет дома

За окном уныло и серо. Это всё дожди — неделю идут почти непрерывно. Тучи затянули небо, пряча солнечный свет, и утро плавно переходит в вечер так, что практически не замечаешь пару часов короткого осеннего дня. Мы сидим рядом, глядя, как капли стекают по оконному стеклу, обгоняя друг друга, сливаясь друг с другом и создавая причудливой формы дорожки, что вскоре исчезнут под наплывом очередных струй дождя. А после исчезнут и они. Мы сидим рядом. За последние недели — или месяцы, не знаю точно, проблемы со сном искажают восприятие времени — это вошло в привычку. Она улыбается, глядя на свои грязные босые ноги, и греет руки о стакан с чаем. Я пью. Кажется, в свою кружку я забыл добавить заварку: вот и последствия бессонницы. Нужно вовремя ложиться спать, но я сплю плохо — долго не могу уснуть, всё время кажется, будто кто-то ломится во входную дверь, а ночью просыпаюсь от странных шорохов за стеной. Они стихают, когда появляется моя гостья. Мне хорошо с ней. В конце концов, она единственная, кто навещает меня. Остальные давно позабыли об этом заброшенном доме, я же не вправе покинуть его насовсем. Я говорил уже? Я миролог. Мирологами были мой отец, мой дед, другие предки. Мы изучаем окружающий мир, наблюдаем, стараемся узнать как можно больше о нём. Это монотонная работа. Каждый день одно и то же: анализ воды, грунта, воздуха, осмотр леса, поиск редких зверей. К сожалению, таких уже не осталось, а деревья вырождаются. Но я просто делаю то, что должен. Это может оказаться важным для будущих поколений. Вот только дни теперь всё больше похожи один на другой, и работа превратилась в тягучую рутину. Серость дней разбавляет лишь она — моя подруга, что живёт по ту сторону леса. Я не спрашиваю, почему она ко мне приходит. В конце концов, я рад ей, кроме неё здесь больше нет никого. Я восхищаюсь её смелости — она не боится идти через весь лес. Я же... Мне кажется, ночью лес оживает, тени деревьев начинают двигаться, откуда-то из глубины слышатся шаги. Мне кажется, лес зовёт меня. Нет, не так — скорее выманивает, хочет затянуть в ловушку. В лесу холодно и довольно опасно, хоть там и не водятся хищники. Ведь можно заблудиться, можно зацепиться о выпирающие корни деревьев и разбить себе голову, могут искусать комары. Я выхожу только днём, но всё чаще мне снится, что я просыпаюсь посреди леса в одной ночной рубашке и со свечой в руке. Кажется, будто ветви деревьев сплетаются в уродливые крючковатые руки, а снизу, из высокой травы слышится сопение и сдавленные всхлипы. Я всегда просыпаюсь после этого в доме, но иногда мне кажется, что это был не сон — я нахожу в запертых комнатах следы с частицами еловых иголок и глиной, кучи листьев, отпечатки ладоней на стенах. Всё же здесь слишком много хлама. Может, именно поэтому в моей голове такая путаница? Когда-нибудь, когда полностью закончатся запасы еды, мне придётся выбраться из дома и пройти через весь лес, сквозь самую чащу... Но нет, это будет не сейчас. Сейчас же мы сидим рядом. За последние дни — или месяцы, точно не знаю — это уже вошло в привычку. Моя гостья стучит ложкой о край стакана, размешивая сахар. Сахара осталось немного, я не употребляю его — может, и зря, говорят, что он полезен для умственной деятельности и внимания, а мне в последнее время сложно сосредоточиться: мысли перескакивают с одного на другое, сложно вспомнить последовательность событий. Даже наши встречи я помню очень отрывочно. Пора бы записывать их в дневник, но я привык пользоваться им очень редко, чтобы экономить страницы: всегда казалось, что этот дневник неким образом влияет на мою жизнь, и когда я испишу его до конца, она оборвётся. Я вспоминаю, что девочка исследует мой дом так же пристально, как я — окружающий мир. Да, здесь много странных, старинных и необычных вещей, и ей интересно их предназначение. Она удивлённо вертит в руках подзорную трубу, трёт пальцем рисунок на карте, стучит по котлу, ковыряет края плитки в ванной. Кажется, будто она никогда не видела предметов, созданных человеческой цивилизацией. Многие вызывают у неё удивление, некоторые — искренний восторг. Хотя стоит признать, что нагромождение их в моём доме выглядит довольно нелепо. Стоило бы поубирать. Вот, к примеру, огромные весы в человеческий рост. Зачем они здесь? А скелет? Огромное чучело? Ростомер? А впрочем... Весы мы используем как качели. Девочка садится на одну чашу, а я на вторую. Я тяжелее, потому качается только она, я же пружиню на ноге, то перевешивая, то отпуская свою чашу вверх. Я вскользь касаюсь её руки — руки у неё холодные и тоже грязные. Ничего, всё в порядке. Она улыбается. Вообще, она и не говорит ничего, у нас взаимопонимание без слов, как будто бы каждый из нас является частью другого. Наверняка у неё есть голос, наверняка приятный, но мне достаточно её редких улыбок. Она приходит нечасто, но когда уходит, в доме сразу становится очень холодно и пусто. Проводив её к двери и надёжно заперев все замки, я собираюсь спать, чтобы не было этого гнетущего чувства одиночества. Но уснуть не могу. Мне кажется, я забыл что-то очень-очень важное. Наверное, всё же пора записывать всё в дневник. Я обещаю себе утром найти его, но сквозь сон я слышу, будто кто-то стучит в окно, будто кто-то зовёт меня, пытается напугать и скрипит какими-то механизмами. В ответ я накрываюсь с головой одеялом и зажмуриваюсь. Когда утром я привожу себя в порядок, в доме на удивление спокойно. Ничто не тревожит меня — снаружи, я имею в виду. Внутри же вертится неясная мысль. Я решаю убраться в комнатах, это помогает привести мысли в порядок. Но кажется, что чем больше мусора, пыли и грязи я выношу, тем больше их становится. Попутно натыкаюсь всюду на небольшие скомканные бумажные листы, так похожие на страницы из моего дневника... Я жгу их в камине, не разворачивая. Много дней назад я нашёл один такой с описанием любопытной игры. Действуя по её правилам, я представил за окном лицо, и пришла она — моя гостья. Мне хорошо с ней, но до сих пор как-то не по себе — в дневнике никогда не было такой страницы, тогда откуда она взялась и кто решил со мной поиграть? ...Разве мой дом всегда был таким большим? Кажется, что кто-то меняет комнаты местами, добавляет новые, и я плутаю по ним бесконечно. Разве в этом крыле была лестница? А ещё всюду так темно, словно кто-то закрыл собою все окна. Где же гостья? Обессиленно падаю на диван и представляю за окном её лицо. Она появляется только ближе к вечеру, грустная, и впервые зовёт меня за собой. Шаг за дверь. Ещё шаг. Ноги будто прилипают к земле. Очень тяжело двигаться вперёд, словно что-то силой удерживает меня. Она старается не прерывать со мной зрительный контакт, всё время говорит что-то милое о птицах и бабочках. Впервые она говорит так много, и голос у неё приятный. Но я в какой-то момент отвлекаюсь и оглядываюсь назад. Там, за моим домом, появилось что-то, что никак не может быть природным явлением. Огромный силуэт, костистое нечто в серых лохмотьях. Оно кажется неживым, но плавно качается из стороны в сторону в такт моему дыханию. Я начинаю волноваться, дыхание учащается, и оно, соответственно, начинает колебаться с меньшей амплитудой и большей частотой. Теперь уже не девочка ведёт меня, а я тяну её, сорвавшись с места. Она почему-то противится и показывает в другую сторону, но я двигаюсь быстрее, и она едва поспевает за мной. В какой-то момент её ладонь выскальзывает из моей, но я уже не могу остановиться. Как же вокруг темно! Я никогда не забредал так далеко ночью. Лес кажется необъятным и в то же время словно сжимается вокруг меня: деревья становятся ниже, и ветки цепляют мои волосы, тропы сужаются, и ничто, кроме моих шагов, не разрезает неестественную для ночи тишину. Спустя долгие тягостные минуты блужданий, я выбегаю на окраину леса к человеческому жилью. Наконец-то! Я не думал, что кто-то ещё может жить по ту сторону леса так близко к нему! Из окон первого этажа льётся желтоватый свет, я подхожу и тяну дверь на себя — не заперто. В первую секунду кажется, что я вошёл не в дом, а в зеркало. На пороге моё отражение. Я поднимаю руку, чтобы прикоснуться, мгновением спустя отражение делает то же самое. Руки у отражения тёплые, в мозолях и царапинах. Не сговариваясь, мы переплетаем пальцы. ...Я просыпаюсь снова уставшим, с больной головой. Надо найти дневник, и я опять обещаю себе сделать это завтра. Ещё темно, но уснуть я уже не смогу, так что лучше сделать обход дома прямо сейчас. Под ногами хрустят пожелтевшие бумажные листы, но я не смотрю, что на них написано. Где-то в дальней комнате истерическим плачем заходится ребёнок, девочка вроде бы. И мне всё время кажется, что кто-то стоит за моей спиной, дышит в затылок, повторяет каждый мой шаг. На всякий случай я занавесил зеркало. Я придумал свою игру: если я чего-то не вижу, его нет; если я к чему-то не могу прикоснуться, его не существует; если в комнате кто-то спрятался, я не стану туда входить. Если я слышу странные звуки и голоса, это всего лишь лес. Стоит об этом подумать и закрыть уши, как всё тут же стихает. Это же так просто. Почему я не додумался раньше? Нет на полу следов и глины, в комнатах не шуршат сухие листья, холодок по спине просто от сквозняка, скрипы — это пол прохудился. Детский плач — всего лишь завывание ветра. За окном всё так же темно, наверное, ещё долго до рассвета. Я задуваю свечку и мигом ложусь в постель. Надо уснуть, пока всё затихло — тогда прямо сегодня, впервые за многие месяцы, я смогу выспаться. И не стучите там! Никого нет дома.