bye-bye, little butterfly

      Новорожденная дочь Адриана громко вопит ему в уши, пока он стоит на коленях у больничной кровати Маринетт, обхватив ее руку своей.       — Ее давление…       — Тише, милая, я знаю, ты хочешь к маме, но…       — …лемический шок, нам нужна кровь…       — Пожалуйста, — шепчет Адриан, достаточно тихо, даже для того чтобы услышать это своими ушами, не то что Маринетт, пока их ребенок истошно вопит. Его взгляд затуманивается слезами. Он не может сказать, все еще смотрит ли на него жена или нет. Он просит, умоляет.       Если бог существует, пожалуйста. Пожалуйста.

***

      Адриан сидит в кресле, в одиночестве. Роддом все еще движется и все еще суетится, люди болтают и мир продолжает вращаться.       Мари…       Он держит свое лицо руками. Он не может перестать плакать.       Такое ощущение, что мир погас.       Он не может пойти в детскую комнату. Он не может смотреть на своего ребенка. Он не может.

***

      Тикки и Плагг пришли к решению, что Тикки пора уйти.       — Я должна найти нового владельца камней. Адриан, мне жаль.       Адриан кивает в признание факта, чувствуя себя оцепенелым. И когда он смотрит на себя как на Кота Нуара рядом с новой Ледибаг и вместе с этим он наконец чувствует что-то еще — чистейший ужас. До глубины души.       — Хорошо, Тикки. Но тогда… Я думаю, я вынужден уйти в отставку.       Адриан никогда не забудет как два безрадостных квами машут ему на прощание. Это последний раз, когда он видит их.

***

      Это второй день после возвращения Адриана домой, который кажется сейчас таким пустым — и он не может войти в их с Мари спальню, он спит в комнате для гостей, которую они переделали в детскую комнату для его дочери — она стояла, улыбалась и смеялась в этой комнате всего лишь три дня назад, три дня назад, как она может уйти? — когда входит его отец.        — У тебя красивая дочь.       Адриан не может посмотреть на нее, не видя Маринетт.       — Спасибо.       Тишина прерывается спокойным дыханием спящей дочери Адриана. Взгляд Габриэля ненадолго задерживается на кровати, — сын, — в конце концов говорит он, возвращая свой взгляд на него.       — Да, Отец?       — Похороны Маринетт через две недели, верно?       Адриан сглатывает и давится комком горя, живущем где-то в животе.       — Да. Двадцатого. Я… сделал бы это раньше, но приедут ее родственники из Китая.        — Понимаю, — пробормотал его отец. — Я расчищу свое расписание на этот день.       Адриан посмотрел на него с удивлением.       Габриэль приподнял брови, но в остальном же не потерял официального вида, — она была моей невесткой, Адриан, — мягко сказал он. — И также подающим надежды модным дизайнером в моей компании. Конечно я буду присутствовать.       — …верно.       Теперь наступил другой момент молчания — несмотря на то, что Адриан больше не был подростком, он и его отец все еще испытывали напряжение при нормальном разговоре.       — Адриан, — наконец говорит Габриэль.       — Да?       — Ты осознаешь, что можешь поговорить со мной.       — …да.       — Я имею в виду, что, — говорит его отец, смотря прямо в глаза Адриану, — в любое время, когда ты пожелаешь позвонить, я охотно тебя выслушаю.       Адриан уставился на него. Он не сможет помочь с этим.       — Разве у тебя не плотный график?       — Я могу уделить время, — Габриэль подходит к Адриану и похлопывает его по плечу. — А сейчас я должен идти на встречу. Я больше тебе не нужен, ведь так? Адриан качает головой, сбитый с толку.       Габриэль кивает, — Адриан, я знаю, что терять тех, кого любишь, тяжело. Но жизнь продолжается. Будь хорошим отцом. Твоя дочь нуждается в тебе.       Адриан снова сглатывает. Это ближайшая точка, к которой подходил его отец, признавая, что совершил ошибку. Видя серьезное сострадание в глазах Габриэля, напоминает ему о других похоронах, почти два десятилетия назад, и внезапно странное предложение и совет кажутся не так уж и не к месту.       Это понимание того, что Адриан однажды подумал, что он никогда не будет как его отец — и, если честно, он все еще не хочет этого.       «Я не разрушу жизнь моей дочери таким же образом», — думает Адриан, охватываемый решимостью. Мари не хотела бы этого. А вообще, она бы наваляла мне даже за мысли об этом.        Я не совершу его ошибку.

***

      На первый день рождения его дочери, сердце Адриана просто разваливается на части. На улице раннее утро, когда он отводит ее в пекарню Тома и Сабины.       — Не могли бы вы, пожалуйста… присмотреть за ней денек? Подарить ей хороший день рождения? Я просто…       Сабина обнимает его, пока Том берет их сонливую внучку на руки.       — Все в порядке, Адриан, — шепчет она, голос его тещи так полон понимания и любви, что это заставляет глаза Адриана наполниться слезами. Когда они отпускают друг друга, он замечает, что глаза Сабины тоже немного в слезах.        — Ты уверен, что не хочешь остаться?       Пекарня владеет особенным местом в сердце Адриана — это было первым местом, в котором он действительно почувствовал себя как дома. Если бы это был любой другой день, то он бы остался.       — Спасибо… большое, Мама. Но я не думаю, что смогу.       Адриан проводит остаток дня прогуливаясь и бегая по крышам Парижа, безразличный к возможным заголовкам таблоидов завтра. Уже почти сумерки, когда он поднимается на третью платформу Эйфелевой башни и прислоняется к барьеру, чтобы посмотреть на заход солнца.       Он чувствует мучительную, безнадежную ностальгию. Он скучает по легкому ветерку, который, как он помнит, всегда ерошил его волосы, когда он и Мари игнорировали платформы ради выступа на высочайшей узкой металлической балке. Он скучает по тому уникальному супергеройскому отпечатку пренебрежения, такому простому, юношескому присутствию момента сейчас — здесь они жили среди звезд, и были единственными людьми на свете.       Но вид никогда не будет прежним. Адриан смотрит вверх — вверх, вверх, вверх, в поисках самой вершины — и думает, что может увидеть два призрака, красное и черное воспоминания, что танцуют и смеются среди выточенных железных балок.       Звезды полностью заполнили небо, прежде чем он наконец вернулся в пекарню.

***

      — Папа?       — Да, моя маленькая леди?       — Это моя вина?       Адриан испуганно смотрит на свою восьмилетнюю дочь, — твоя вина в чем?       Она сидит на земле позади него, перебирая в руках траву и медленно строя кучу из порванных травинок и листьев клевера. Она не смотрит на него, — и поэтому ты несчастлив.       — Конечно я счастлив! — Чтобы опровергнуть ее слова, Адриан сгребает ее в охапку и покачивает на своем колене, широко улыбаясь. — Почему я должен не быть, с тобой?       Его дочь хихикает, но быстро становится вновь серьезной, — ты всегда уходишь в свою комнату после моих дней рождений, — говорит она в конечном счете. — И иногда я делаю что-то, и ты не выглядишь счастливым. Ты выглядишь грустным.       Адриан на мгновение затих. Затем, он говорит: — Ты просто иногда напоминаешь мне свою маму, солнышко.       — Ты и Мама сильно любили друг друга, верно?       — Верно.       — Мама умерла, когда родилась я.       Адриан кивает.       Его дочь сильно хмурится себе в колени. — Ты ненавидишь меня за то, что я забрала Маму? — наконец спрашивает она.       Это заняло некоторое время у Адриана, шокированного вопросом, чтобы ответить.       — Обещаю, что нет, — говорит он, держа ее за плечи. — Я так сильно люблю тебя, солнышко. Это не твоя вина, что Мама умерла, клянусь. Мне очень жаль, если я заставил тебя так чувствовать.       Сказав это, Адриан обнимает свою дочь, и она обнимает его в ответ. — А теперь, — говорит он, когда они отодвигаются друг от друга, — самое время проведать твоих бабушку и дедушку. Думаю, это станет для них приятным подарком.       Его дочь охает, — опять этот причудливый торт?       — Ну, мы должны узнать у них перед приездом, — отвечает Адриан, подмигивая. Он встает, поднимая ее с бурчанием, а затем широко улыбается и подбрасывает ее в воздух, чтобы доставить ей удовольствие и услышать ее смех. Он несет ее на руках в машину, болтая о том, понравится ли их коту Плаггу угощение с пекарни. Как и сказал Отец, думает он, жизнь продолжается.       Но потом они внезапно застревают в пробке, и Адриан не может не чувствовать приступ острой боли от потери, когда он видит новых Ледибаг и Кота Нуара, парящих в воздухе.