Интервью

Ночью Гидеону Грею снится кошмар. Он снова в Малых Норках, это снова день Жатвы. Толпа напуганных подростков перед зданием Дворца Правосудия. Ушки дёргаются, хвосты дрожат от страха. И блеющий голос мисс Барашкинс называет первое имя, это младшенькая из семьи Хоппсов. Совсем ещё крохотная крольчиха, на две головы ниже своих братьев и сестёр. Тигры в белой броне миротворцев выводят её вперёд, и тогда Джуди бросается к ним, кричит, пинается лапами, и вот уже к помосту ведут её саму. Джуди. Ну конечно же, кто ещё мог бы на такое решиться. Первый доброволец в истории Малых Норок. Гидеон смотрит на неё, и слеза стекает по его щеке. Джуди уже практически мертва, ей никогда не победить в Играх, и он думает, что видит её в последний раз. А потом мисс Барашкинс называет его собственное имя, и все мысли словно ледяной ветер выдувает из головы. Гидеон поднимается на помост, он шагает механически, как машина. Он глядит на толпу, мысленно прощается с ней. Он изо всех сил старается не показать отчаяния и страха, и пьяный вдрызг Дюк Хорьковиц, сидящий на стуле рядом с самым краем сцены, одобрительно улыбается, а потом вдруг злобно плюёт себе под ноги и тянется в карман за фляжкой. А потом их уводят, и массивные двери Дворца Правосудия закрываются за их спинами. Навсегда. И ничего уже нельзя исправить, ничего нельзя сделать. И тогда Гидеон наконец падает на землю без сил, не способный даже кричать. Гидеон сидит в комфортабельном кресле, яркий свет софитов слепит глаза. Изящный костюм подчёркивает переливы шерсти на морде и на передних лапах. Сама шерсть — волосок к волоску, стилисты трудились над ней сегодня несколько часов. В соседнем кресле — президент Зверополиса, великий и ужасный Леодор Златогрив. От него пахнет розами, а ещё — едва заметно — свежей кровью. Как и всегда. Знаменитый телеведущий Николас Пиберий Уайлд оживлённо жестикулирует перед телекамерой, непринуждённо шутит, обаятельно улыбается. Он умеет это делать как никто другой. Властелин умов, самый хитрый и ловкий лис Зверополиса. Гидеон не слушает его. Он знает, как пройдёт сегодняшняя беседа, знает каждую реплику и каждый тщательно заготовленный экспромт. Его роль — совсем небольшая, но очень важная. По крайней мере, так говорил Уайлд перед съёмками. Гидеон вдруг вспоминает этот разговор во всех подробностях. Это было всего несколько часов назад, он как раз был в лапах целой толпы стилистов и гримёров, маскирующих следы побоев и пыток. Уайлд разглагольствовал в своей обычной манере, как будто в помещении никого больше не было, кроме них двоих. Будь хитрым, так он сказал. Будь гибким. Не глупи. Мы ведь лисы. Просто веди себя, как лис, и всё для тебя закончится хорошо. Гидеон рывком возвращается в реальность. Уайлд только что задал ему очередной вопрос, и Гидеон автоматически отвечает, не думая над смыслом своих слов. Сопротивление… Джуди… Напрасные жертвы… Краем глаза Гидеон видит, как Златогрив смотрит на него из глубины своего кресла. Господин президент улыбается. Ему нравятся лисы, они такие же мошенники и манипуляторы, как он сам. Это приятно: как будто смотришь в зеркало. Совсем простая роль. Всего лишь несколько слов перед камерой. Солгать — что может быть проще для лисы? Гидеон глядит в безразличный чёрный глазок камеры — но видит лишь площадь перед Дворцом Правосудия. Лишь маленькую хрупкую крольчиху, которая не боится сделать шаг вперёд. Их разделяют сейчас многие сотни километров, они по разные стороны лживого телевизионного экрана. Между ними — непреодолимая стена. И тогда он отчаянно бросается на эту стену, и ему больше нет дела, что случится потом. Пусть его убьют, это уже не важно. Он слишком устал быть лисой. «Беги, Джуди. Они идут за тобой!» На камере гаснет огонёк — передача отключена, сценарий сломан и разорван на клочки. Златогрив встаёт из кресла, на его морде ярость. Он возвышается над Гидеоном, обнажив клыки в оскале. Откуда-то из-за края сцены появляются миротворцы с дубинками наготове, и Гидеон понимает, что, скорее всего, это конец. И тогда он начинает смеяться. Пусть из него вышел посредственный лис. Не слишком хитрый, не особенно пронырливый. Но всё-таки он их обыграл. Зверя определяет не только цвет его шерсти. Есть ещё то, во что он верит. И пока миротворцы за шиворот тащат его к выходу, пока грубо срывают дорогой костюм и надевают наручники, он продолжает смеяться. А потом его наотмашь бьют дубинкой по голове, и наступает тьма.