And you’re singing the songs Thinking this is the life And you wake up in the morning and you’re head feels twice the size Where you gonna go? Where you gonna go? Where you gonna sleep tonight?
Она рисовала на полях тетрадки. Рисовала раздольный морской ветер. Рисовала чистое небо и потом пачкала его толстым жирным фломастером. Рисовала мёртвое солнце. А ещё она была влюблена. Влюблена, естественно безответно. И естественно в того, в кого влюбляться вовсе не стоило. Как в сопливых любовных романах. Почти безнадёжно. И ещё она рисовала его. Ага, столько вокруг парней. И обязательно нужно было влюбиться в учителя физики. Другого подыскать - не вариант. Да, похоже это уже вполне тянет на очень розовый и сопливый уличный роман. Но ей было на это плевать. Ей было не плевать на него. А потом звенел звонок. И она шла домой. Потом на дополнительные. Ложилась спать. Ложилась спать и позволяла себе маленькую слабость: представить себе его карие, прекрасно-карие глаза. Острые скулы. Насмешливую ухмылку и тёплый взгляд. Всём позволено. Даже ей. Пай-девочке. Всём позволено иногда помечтать о любви. Её родители ей всегда все запрещали. В первые она услышала слово «нельзя» всего в пять лет. — Мама, — подбежала к молодой женщине маленькая девочка. — мамочка, а можешь мне купить пожалуйста пирожок? — Александра, нет конечно! Он не пойдёт тебе на пользу, ведь это не укрепит организм. Зачем он тебе? Ты приедешь домой и поешь нормального борща! И чтобы я от тебя такого больше не слышала! После смерти отца мать отгородилась от неё ещё больше. И все ей запрещала. В конце концов, ей уже восемнадцать лет, она имеет полное право ходить по ночным клубам и гулять после школы с друзьями, а не точно к сроку подходить к угрюмому личному водителю, которого ей наняли ещё в первом классе - мать никогда не отводила её в школу. С отцом Александра была очень близка. Папа любил её, всегда защищал, в том числе от порой назойливой жены. Нельзя сказать, что он её сильно баловал, однако позволял некоторые слабости - и это, как ни странно, все же пошло Саше на пользу, и хотя мать всячески отрицала это, в в глубине души все же признала, что у них с папой прекрасные отношения и даже пыталась быть ближе к дочке... Все же она скучала по тем временам, когда маленькая Саша легла к ней на колени, чмокала в щечку и нежно говорила: "Мам, я люблю тебя!"... С детства характер у девочки был мягкий, покладистый и мечтательный, но мать этим воспользовалась, и теперь девушка была просто подчинена, но в душе сохранились мечты, что дали ей силы вырваться из цепких когтей неволи. В самом детстве малышка очень любила лежать с родителями в обнимку и мечтать... Мечтать о далеких зелено-голубых морях, где глубоко под искрящейся водой в тишине плавает большая загадочная рыба - луна, о больших и могучих кораблях, бороздящих просторы океана, которые завораживают одним своим видом, о экзотических тропиках, где журчит, переливается далекая Амазонка и поют маленькие птички - колибри. А если хорошенько прислушаться, то можно услышать тихую поступь пантеры, что пробирается меж зарослей за бегущей ланью... Но все это было, пока жил отец. А потом снова день сурка. Будильник. Школа. Сегодня физики нет в расписании. Но она все равно видит его в коридоре на переменах. Тонет в его безумно-карих насмешливых глазах. И снова идёт дальше. Снова рисует на полях потрепанной тетрадки. Пишет нецензурные слова. А потом приходит домой. Собирает вещи. Берет деньги, её мать живет в достатке и позволяет брать ей деньги на личные расходы, да и сама она подрабатывая продажей вышивки неплохо подходила. Мать ещё на работе. Прекрасно. Вызывает такси. Едет в один из самых дорогих магазинов. Красное бархатное платье, чёрные лаковые туфли, малахитовое тяжёлое ожерелье, капроновые колготки. Теперь салон красоты. Короткая стрижка. Радужные волосы. Темно-красная помада. Блестящие тени для век, густые ресницы. Не блядь, но и не паинька. И да, как она могла забыть, то, о чем она мечтала. Второе по счету, естественно, после него. Увесистый, аккуратный скейтборд. М-да, к бархатному платью и шпилькам что-то не очень подходит. Снова в бутик. На этот раз за потрепанной толстовкой, парой футболок, кедами и подранными на коленях джинсами. Все. Теперь идеально. Всё это дело пока домой. Теперь пора оставить запреты: сейчас в клуб. А школа… Да черт с ней, со школой! Она достойна провести эту ночь нормально, как она мечтала.***
И через день снова будильник, но теперь уже не тот, да и нету над ухом раздражающего маминого голоса: «Александра, вставай немедленно, ты же сейчас опоздаешь в школу! Кто за тебя экзамены сдавать будет?» И да, сегодня первым уроком физика.POV Алксандры
Я открыла глаза. Вспомнила, что сегодня первое занятие - физика и улыбнулась. Вскочила и начала одеваться. К сожалению, (А к сожалению ли?) я на неё опоздала. Открыла дверь в кабинет, боясь столкнуться со взглядом холодных насмешливых глаз. Но ничего не происходило. В классе стояла жуткая шумиха. Я подняла голову, оказалось, что его ещё не было. Странно, при всем его раздолбайстве его черта была пунктуальность. Я прошла на свое место и села за парту и начала раскладывать свои вещи. Минут через десять в кабинет вошла директриса. — Всём тихо! Немедленно прекратите шуметь! Давид Маркович сегодня уволился, так что физику теперь у вас будет вести Константин Александрович. — Она указала рукой на примерно пятидесятилетнего мужчину. - Надеюсь, вы с ним поладите и будете его слушаться. Я мало сказать охренела, я была в шоке. Или, как сказала бы моя мама — крайне обескуражена. Было обидно, что вчера я ничего даже не подозревала... Хотя возможно, это и к лучшему...Конец POV Александры
Начался урок. А она сидела и рисовала на полях потрепанной тетрадки потухшее солнце. Постойте, разве автопортреты ещё в моде? Ну да ладно. И вновь звенит злополучный звонок, теперь предвещающий уже конец уроков. Вот она тащится домой, то есть в престижную гостиницу, хотя какое теперь это имеет значение. Теперь рядом не будет его. Надоело. Всё надоело. Заебали все. Похер. Надо закончить эту жизнь. Нет, на суицид ещё рано, если он уволился, это ещё не значит, что весь мир обрушился. Надо продолжать жить.POV Александры
Опять опоздала. Как и тогда. Открываю дверь в кабинет физики и спрашиваю заученной наизусть ещё с первого класса фразой: «Здравствуйте, извините за опоздание, можно вой…» — поднимаю голову и сталкиваюсь с пронзительно-карими глазами, однако теперь уже без тени насмешки… — Здравств… — Здравствуй, Кабалевская. — Грустно отвечает он. — Можешь зайти.