Once upon a time in Paris

      2000 год       Уже утром стало ясно, что от этого дня стоит ожидать одних только неприятностей. Это интуитивное чувство охватило Тарью ровно в тот момент, когда на нее рухнул целый книжный стеллаж в холле отеля. На том вереница утренних происшествий не окончилась: после у номера Тарья поскользнулась на ровном месте, набила синяк размером со сливу о дверной косяк и случайно разбила зеркало, за которое позже пришлось отдать около пятидесяти евро (владельцы дешевых мотелей всегда требуют несоразмерно много за возмещение испорченного имущества). В ее голове уже крепла мысль отложить репетицию, но, вспомнив, как позавчера Туомас осудил за ее безалаберное отношение к своим обязанностям в группе, Тарья передумала и, размышляя о грядущих семи годах неудач, дарованных ей битым зеркалом, поспешила на улицу, где ее ждало такси.       Несмотря на раннее время, на улице перед мотелем было очень людно. Утренняя прохлада оглушительно ударила в нос, и Тарья почувствовала, как к горлу подступила тошнота: наспех выпитый на пустой желудок кофе просился наружу. Перед репетициями девушка никогда ничего не ела, редко пила эспрессо, чаще — воду, но с началом мирового турне кофе стал жизненной необходимостью, что в итоге привело к его регулярному употреблению. Тарью всерьез волновало то, как кофеин сказывается на зубной эмали, но эта проблема меркла по сравнению с приобретённой хронической сонливостью и частым ворчанием Туомаса по этому поводу.       Тарья села в такси и по-английски сообщила адрес водителю. Тот развернул карту города на соседнем сидении, включил радио и нажал на педаль газа. Машина незамедлительно тронулась с места.       Тарья тяжело выдохнула, пытаясь унять усиливающуюся тошноту. Мысли снова и снова возвращались к Туомасу. Вчера он был крайне недоволен ее опозданием на репетицию, под конец дня это недовольство вылилось в спор тет-а-тет, в котором он обвинил ее в дилетантском отношении к музыке и группе в частности. Спустя полчаса, конечно, извинился, ссылаясь на нервное напряжение и волнение перед грядущим весьма масштабным концертом, но осадок все равно остался. Тарья смутно догадывалась, что срывался он на ней лишь потому, что она не могла ответить, максимум — влепить пощечину и заплакать. Туо, как зверь, чувствовал неуверенность и щемил, наступал, прижимал к стене. Что им руководило в такие моменты — Тарья не понимала. Еще неприятнее было осознание того, что никто за нее не станет заступаться: вступать в конфронтацию с лидером никто не горел желанием. Более всего Тарью уязвляло и злило то, что подобное поведение Туомас позволяет только в ее отношении. Впрочем, Тарья допускала, что он так ведет себя со всеми представительницами женского пола. Наверное, поэтому у него не было девушки (по крайней мере, Турунен о ней не знала). Туомас не распространялся о своей личной жизни, много работал и пил. Неужели девушки станут обращать внимание на такого разгильдяя? Тарья закатила глаза: лично она бы не стала.       За окном мелькали дома и парки, люди сливались в бесконечно длинную цветную полосу, машина мерно катилась по шоссе, изредка притормаживая на светофорах. Тарья со скучающим видом изучала пыльные витражи на стеклах, краем уха слушала радио и глубоко дышала носом, все еще надеясь, что тошнота отступит, но та, подпитываемая тряской салона, только усиливалась, грозя вывернуть желудок наизнанку. Через несколько минут отчаянных попыток прийти в чувство Тарья поняла, что еще чуть-чуть и она наверняка испачкает кресла своим псевдозавтраком, и, чтобы предотвратить малоприятную ситуацию, попросила высадить таксиста на ближайшей остановке. Сунув водителю пару смятых от нервного волнения купюр, Тарья пулей вылетела из машины на тротуар. Вспотевшее лицо обдало холодным воздухом, к горлу подступил ком, и Турунен уже собиралась открыть рот и прокашляться, как тошнота притупилась, а спустя пару коротких вдохов и вовсе пропала. Тарья оглянулась и обнаружила, что такси и след простыл. Взглянув на наручные часы, она тихо выругалась: репетиция начиналась через полчаса, а Тарья решительным образом не знала, в какую сторону ей двигаться. «Туомас расчленит меня и подаст остальным на ужин под сырным соусом», — с тоской подумала девушка, осматриваясь в поисках указателей. Через несколько мгновений, когда она поняла, что все таблички в поле ее зрения исключительно на французском языке, Тарья уже вслух сказала: «Черт бы побрал этих гребанных французов!» Тогда она решила обратиться к какому-нибудь прохожему, питая слабую надежду на то, что хоть кто-то в Париже говорит по-английски. Отступив на край тротуара, Тарья схватила за плечо первого попавшегося человека и заглянула ему в лицо.       — Прошу прощения, вы говорите по-английски? — француз испуганно отпрянул от нее, вжимая голову в плечи. С секунду он, поджав губы, буравил Тарью взглядом, а после ловко вывернулся и почти мгновенно растворился в толпе. Турунен только и успела, что развести руки, как бы говоря: «Вы это серьезно?» В это короткое мгновение она отчаянно возненавидела всю французскую нацию, недолюбливающую английский язык. Покрутившись волчком на стремительно заполняющейся народом улице, Тарья не придумала ничего лучше, как перейти дорогу и присесть на скамейку возле зеленых клумб. Острое чувство страха пересиливало необходимость в срочном порядке узнать дорогу, если не до концертного зала, то хотя бы до стоянки такси. Таксисты, даже если не говорили по-английски, всегда без труда понимали, куда нужно ехать, — своеобразный спасательный круг для туриста, страдающего топографическим кретинизмом.       «Везение — это мое все», — подумала Тарья, борясь с подступающей паникой.

***

      Туомас в очередной раз украдкой взглянул на часы и шумно выдохнул, силясь не потерять над собой контроль. До начала репетиции оставалось пять минут. С мазохистским удовольствием Туо отсчитывал секунды, воображая, как в очередной раз выскажет Тарье все, что думает о ее опозданиях и неявках. Иногда ему даже хотелось ее ударить. Особенно когда в процессе очередного разбирательства она начинала плакать: ее лицо краснело, голос начинал дрожать, и тогда Туомас начинал испытывать настолько тяжелое и щемящее чувство стыда, что ему хотелось не просто провалиться под пол, а сразу уйти на дно Марианской впадины. Он ненавидел чувство стыда, и считал его в данной ситуации неуместным в отношении самого себя. Тарья была сущей эгоисткой, и Туомас не упускал ни единой возможности ее в этом упрекнуть.       Чтобы немного сбросить напряжение и случайно не сорваться на своих парнях, Туо выбрался на улицу и закурил. Ему не нравились сигареты в магазинах Парижа. Марко называл французскую табачную продукцию «пижонской», и Туомас был с ним согласен. В их понимании ни один настоящий мужчина не стал бы даже пробовать «голуаз» или «жетан». Впрочем, Туо давно задумывался о том, чтобы бросить курить. На сигареты ежемесячно уходила приличная сумма денег, а удовольствия они уже не доставляли. Несмотря на то, что при малейших признаках стресса рука автоматически тянулась за пачкой и вытаскивала набитую дешевым табаком бумажку, курение скорее было будничной привычкой, чем зависимостью. А привычки не менее трудноискоренимы, чем никотиновая ломка.       «Когда же это закончится?» — не успокаивался Туомас, искренне недоумевая над тем, насколько неблагодарным может быть человек. Он помахал руками, разгоняя облако сигаретного дыма, и, сунув руки в карманы, направился обратно в здание.       — Ну, что, явилась? — бросил Туо Эрно, как только вошел в зал. Тот отрицательно покачал головой. — А звонить пробовали?       — Вне зоны доступа, — отозвался из-за барабанов Юкка. — Я звонил в гостиницу, портье сказал, что она вышла больше часа назад, взяла такси. Уж не потерялась ли она?       — Ага, на такси только и теряются, — ядовито заметил Туо, усаживаясь за синтезатор. — Ладно, давайте начинать.

***

      Первым делом, как Туомас вернулся в гостиницу, он подошел к стойке администратора и сдержанно поинтересовался, возвращалась ли мисс Турунен. Весь его пыл разом иссяк, когда работник гостиницы заявил, что как упомянутая гостья покинула отель в двенадцать часов, с тех пор ее здесь никто не видел. Туомас изумленно взглянул на наручные часы: время близилось к девяти часам вечера. Все тело болезненно напряглось, а в голове мельком проскочила неприятная мысль, что с Тарьей могло что-то случиться. Чтобы развеять свои страхи, Туомас поднялся на этаж, где располагался номер Турунен, нашел нужную комнату и постучал. Но ответом ему служила мертвая тишина.       — Если ты думаешь, что, не открыв дверь, сможешь избежать разговора, то ты сильно ошибаешься! — возмущенно заявил он, тщетно дергая дверную ручку. Осознание того, что номер Тарьи действительно пустует, пришло лишь тогда, когда мужчина из соседней комнаты высунулся в коридор и пригрозил Туомасу вызовом администратора. Послав его в отнюдь не райские кущи Вальхаллы, Туо поспешил развернуться и покинуть этаж. Спускаясь по лестнице, он попробовал набрать номер Тарьи, но абонент был все так же недоступен. И тогда Туо ощутил страх. Молодая девушка, в чужой стране и не знающая языка! Что может быть более жутким? Мужчина в панике бросился к ресепшену и потребовал немедленно сообщить в полицию. Сердце Туомаса бешено колотилось в такт рваному дыханию, норовя выскочить из груди. Холопайнен ясно понимал, что необходимо немедленно что-нибудь предпринять, но в голову, как назло, не приходило ни одной адекватной мысли. Администратор вяло завозился за стойкой, будто ему только что не о пропаже человека сообщили, а о грязном полотенце в номере. Прошедшие десять секунд показались целой вечностью.       — Да твою мать, — не выдержав, рявкнул Туо, — ты можешь взять этот гребанный телефон и набрать номер полиции, идиот?!       — Сэр, держите себя в руках. Иначе мне придется вызвать охрану, — апатично заявил администратор, снисходительно косясь на него. Туо в бешенстве занес было руку для отрезвляющего удара по голове наглого сотрудника гостиницы, но вовремя вспомнил, что эта несдержанность может выйти ему боком, и отступил на пару шагов в сторону, лихорадочно соображая, что еще можно сделать.       — Черт побери, — сквозь зубы, процедил он, — если вы немедленно не сообщите о пропаже, я позвоню в финское посольство, и вам так прилетит от начальства, что до конца жизни будете чистить сортиры в этом дешманском отеле!       Впечатленный угрозой администратор весь сжался и, не глядя на Туо, схватился за телефон. Тем временем, Холопайнен уже вовсю думал, где ему раздобыть карту города. Дожидаться, пока полиция проинформирует патрульных, он не собирался. Ожидание убивало в нем абсолютно все. От одной мысли, что Тарья потерялась в этом большом городе, кишащим людьми ночью, как болото комарами, его прошибал холодный пот. Эмигранты, нетрезвые водители, вечер пятницы — причин для волнения было предостаточно.       — У вас есть карта города? — снова обратился Туомас к человеку за стойкой. Тот, не выпуская из рук трубки телефона, поспешно вытащил из кармана пиджака карту и положил на стол. Холопайнен смерил презрительным взглядом администратора. «И почему они начинают работать только после того, как им на хвост наступишь?!» — думал он, спешно покидая гостиницу.

***

      Спустя полтора часа безрезультатных поисков Туо оказался в небольшом парке. В каждом встречном он невольно пытался обнаружить Тарью, но мимо него мелькали и исчезали совершенно незнакомые равнодушные лица. Пару раз он доставал из паспорта фотографию Турунен и интересовался у прохожих, не видели ли они ее, но и здесь его настигала неудача: никто не говорил по-английски. Люди делали удивленные глаза, пожимали плечами и спешно уходили. Отчаяние Туомаса достигло своего апогея, он не мог уже ни говорить, ни слушать, тупо бредя куда глаза глядят. Все мысли были обращены к Тарье. Наверное, в этот момент ей было страшно так же как и ему. Оказаться одному в толпе ничего не понимающих людей. Что делать? Куда идти? Кого спросить? Туо нервно улыбнулся: ему всегда казалось, что такое бывает только в страшных сказках.       Почувствовав боль в боку, Холопайнен остановился и присел на первую попавшуюся скамейку. «Пора бросать курить», — подумал он, хмуро глядя на черное небо. Ни луны, ни звезд. Сквозь макушки деревьев пробивалось неоновое свечение рекламных вывесок, обезлюдивший парк полнился приглушенным рокотом машинных двигателей.       Ему обещали позвонить, как только полиция найдет Тарью, но телефон молчал. Туомас не хотел думать о плохом, но это получалось неважно: уныние удавкой сдавило горло, а воображение рисовало жуткие картины возможных неприятностей, в которые Тарья могла угодить. Сидя в одиночестве на скамейке, он мысленно ругал себя за то, что грубил Тарье, доводил ее до слез, и клятвенно божился все исправить, если только она найдется живой и невредимой. В неконтролируемом приступе паники он даже был готов поверить в Бога.       Туомас не помнил, как долго он проторчал в парке. Может, полчаса, может, час. Судя по ощущениям, это была целая вечность. Но, в конце концов, он заставил себя подняться на ноги и направиться обратно в гостиницу. «Не хватало самому потеряться в этом гребанном французском городишке», — в очередной раз проклиная Париж и французов вместе взятых, решил он. Совсем скоро выяснилось, что забрел Туо далеко, больше шести километров от проспекта, на углу которого располагалась гостиница. Для города такое расстояние, с его перекрестками, светофорами и подземными переходами, было огромно. И если бы не карта, Туомас вряд ли бы нашел дорогу назад.       На его глазах город оживал. Улицы снова полнились людьми, повсюду яркими пятнами выплывали указатели на круглосуточные магазины, кофейни и бары, далеко впереди высилась Эйфелева Башня, гигантским маяком из тысячи звезд, указывающей направление в никогда не спящий центр Парижа. Столичные города всегда напоминали Туомасу большой человеческий муравейник: грязно, шумно, не протолкнуться. Ни театры, ни знаменитые музеи и магазины не сглаживали это впечатление достаточно, чтобы в конечном счете попытаться проникнуться хотя бы симпатией к городам-миллионникам. Галдящие толпы, тонны пыли, извечно серое небо, потонувшее в смоге. В этом безумии сложно было б не свихнуться.       Туомас резко дернулся и остановился, почувствовав вибрацию в карманах брюк. Позади раздались возмущенные возгласы, и Туо внезапно понял, что его настойчиво проталкивают вперед. На ходу вытаскивая из узкого кармана телефон, он выскочил на тротуар и прижался к стене первого попавшегося здания. Яркость дисплея резанула привыкшие к легкому полусумраку глаза. Звонил Эрно. До Туомаса не сразу дошло то, что сбивчиво сообщил ему друг, лишь спустя несколько секунд в мыслях набатом прогремело одно-единственное слово: «Нашлась».       Сжав карту в руке, Туо ринулся вперед. Он расталкивал людей локтями, пытался лавировать в бесконечном человеческом потоке, не сбавляя скорости. Если б раньше Туомасу сказали, что он сможет пробежать четыре километра без передышки, он ни за что на свете не поверил бы в это.

***

      Когда Туо ворвался в холл гостиницы, она сидела недалеко от стойки администратора в окружении ребят и двух полицейских. Ее по уши закутали в плед, а в руки сунули большую чашку чая. При виде запыхавшегося, красного, как рак, Туомаса Тарья еще больше стушевалась и испуганно опустила заплаканные глаза в пол. Силясь выровнять дыхание, Туо направился к ней. Лохматая, с потекшим макияжем. Она дрожала всем телом, не в силах от пережитого ужаса даже пошевелиться.       Тарья открыла было рот, чтобы начать оправдываться, как Туо плюхнулся рядом и крепко обнял ее. От неожиданности Тарья даже расплескала содержимое кружки, окатив горячим чаем всего Туомаса, но тот будто не почувствовал этого.       — Ты нашлась… — с облегчением выдохнул он, носом утыкаясь в ее черные, пропахшие потом волосы. — Пожалуйста, не теряйся больше. Я так испугался.       Не выдержав, Тарья разрыдалась.