***
Гермиона Грейнджер жила прежней жизнью, во всяком случае пыталась. Она честно просыпалась, радуясь рассвету и горячему кофе, одевалась, выбирая наряды с огромным удовольствием, делала легкий макияж, и старалась вести себя так, как будто в ее семье все было в порядке. Но, как ей казалось, что вся она насквозь пропиталась фальшью за последние пару месяцев. Ладно, если быть совсем честной, то за последние пару месяцев Гермиона просто изменилась, выросла духовно, став еще сильнее. Пусть и ее немного глупый и наивный, но такой милый и забавный Рон порой так сильно раздражал ее, Грейнджер пыталась сохранить чувства, и свои собственные и его, но ничего не получалось. Все было совсем не так как раньше, и, как бы она не старалась, ей так и не удалось полюбить его еще раз, даже родив от него двух замечательных детей. Стоило им отправится в Хогвартс, брак рухнул. И почему-то ей было все равно. Где-то в глубине души было совсем пусто, и, что было совсем нормально, она даже немного порадовалась, услышав звук закрывающейся двери Рон ушел, и стало как-то теплее и свободнее в этой квартире. Она ожила. Стала лучше работать, сбросила пару килограммов, похорошела. Расцвела. Так бы сказала миссис Грейнджер Она даже позволяла себе изредка выбираться, посещая некотрые из многочисленных балов, пригласительные на которые приходили косым десятком. Ей нравилось выбирать платья, красится и завивать аккуратные тугие или легкие локоны. И все равно, что она почти не виделась с Гарри и Роном, который все еще надеялся на второй шанс. По правде говоря, на второй шанс для своего сына надеялась Молли, иногда посещая все еще невестку, она приводила не самые весомы аргументы. Но через три месяца и она сдалась, а потом Роза и Хьюго приехали на зимние каникулы, и время даже не побежало, оно полетело, как ошпаренное, будто соревнуясь с кем-то. Гермиона и не заметила, как настало Рождество, ей пришло приглашение на бал к Малфоям, и она, неожиданно для самой себя, приняла. И тут время остановилось. Стоя вот так просто, взгляд в взгляд. Как будто так и нужно, мелькнуло где-то там, в голове, у нее, рассматривая Малфоя внимательно, как будто они только что познакомились. Когда бал подходил к концу, она немного расстроенная вышла из зала, разыскивая глазами свое пальто в холле, где словно волчки, крутились домовые эльфы, суетясь, они готовили что-то для хозяев, таскали корзины с подарками для гостей. — Извините, можете принести мне мое пальто, пожалуйста, — попросила Грейнджер, выцепив одного свободного от дел эльфа Он поклонился, исчез и тут же появился, держа в руках темно-малиновое зимнее пальто. Женщина оделась и быстро трансгрессировала к дому родителей. Дети уже спали, поэтому она решила остаться здесь до утра. Но время шло и шло дальше, работа кипела. Она почти не виделась с Малфоем почти год, после того бала, встретившись с ним за это время лишь пару раз. Она уже развелась. А Астория умерла. Скитер сколотила из этого немало статей, обсасывая все, якобы только ей известные подробности. Но и спустя некоторое время она угомонилась. Шел март 2021 года, когда Гермиона наконец смогла поговорить с Драко один на один. Черт, а Грейнджер всего-то понадобилось что-то в отделе тайн, куда перешел Малфой в начале прошлого сентября. Она спокойно следовала за Драко, который шел медленно, словно наслаждаясь компанией (и на самом деле наслаждался), не торопясь разговаривал с ней о какой-то ерунде. Он пошутил, а она так просто и непринужденно засмеялась. Шутка была глупая, но Малфой засмотрелся. На то, как она заливисто и звонко смеялась от чистого сердца, не имея никаких тайных надежд и планов, бескорыстно. Он редко слышал бескорыстный смех. Почти никогда. Волосы растрепались по ее плечам, и Гермиона собрала их рукой, перекинув на одну сторону. Драко, проследив за движениями ее ладоней, улыбнулся чему-то, только одному ему известному. И в душе поселилась тихая такая радость, от которой хочется мирно и незаметно светиться, а не вопить о своём счастье на весь мир словно идиот, впервые познавший его. Вот то, чем он так долго восхищался издали и ждал всем сердцем. Между ними было совсем небольшое расстояние, даже руку не вытянешь. Она была намного ниже его, больше, чем на голову. И в два раза тоньше. А волосы, ее безумные кудряшки выбились из-за ушей, и Драко, поддавшись какому-то совершенно непонятному порыву, осторожно поправил их. Гермиона смущенно улыбнулась, слегка порозовев, и посмотрела на него точно так же, как и тогда на балу. И впервые за долгое время на душе стало хорошо и светло, словно солнце наконец взошло после долгой-долгой зимней ночи, осветив и обласкав весь мир. Если бы Драко Малфоя поинтересовались об облике его счастья, он, не раздумывая, ответил, что у него теплые шоколадно-медовые глаза. Если бы Гермионе Грейджер задали бы тот же вопрос, она бы тут же выпалила, что оно сероглазое. Где-то в глубине коридора раздались смешки и приближающиеся шаги. Небольшая компания рассказывала друг другу какие-то истории и смеялась над ними, Грейнджер быстро отпрянула, сделав пару шагов назад, пряча свои глаза и тут же приложив руку к щеке, которой только что коснулся Малфой. — Где это ваше хранилище? — спросила Грейнджер, расстроившись, когда компания недавних выпускников Хогвартса подощла близко к ним и уничтожила очарование этого момента. Драко хотел было их ответить, но молодые люди прервали их, здороваясь с почти-главой Отдела Тайн и заместителем министра Магии. — Мы пришли, — только и сказал Драко, толкнув неизвестно откуда появившуюся дверь, когда они вновь остались одни. Пропустив ее вперед, Малфой зашел в помещение за ней. Здесь было темно, пыльно и немного душно. — Не помню, когда был здесь в последний раз, — сказал Драко, пока Грейнджер колдовала Люмос. — Да здесь никого давно не было, — добавила она, пробираясь вперед сквозь хлам. — И что же такого понадобилось министру в этом Мерлином забытом месте? — усмехнулся Малфой, тут же чихнув. — Увидишь, — Драко понравился хитрый тон Грейнджер, он собирался что-то сказать, но она перебила его, добив сладкое — Драко. Он растаял тут же. На этом самом месте. Ей удалось так мелодично выговорить его, как он думал, дурацкое и нелепое имя, что Малфой поклялся сделать невозможное, лишь бы услышать эти звуки снова. Гермиона хмыкнула, развеселившись, улыбка не сходила с ее губ все время, которое они провели на этом складе. Наконец найдя нужную вещь, они выбрались обратно и как по команде глубоко вдохнули свежий воздух. В руках Грейнджер блестел и переливался всеми цветами радуги, играя в необычном освещении отдела тайн, маленький драгоценный камушек в золотой оправе. — И зачем эта безделушка министру? — не удержавшись, спросил Драко. — Это было оставлено здесь кем-то из его родственников во время войны против Волан-де-Морта, они прятали все, что стоило больше пятидесяти галлеонов в самых невероятных местах, а это — последнее. Драко ничего не сказал, а только кивнул, наблюдая за тем, как она поднесла его поближе к лицу. Это напомнило ему о том, как когда-то давно в отделе мракоборцев, когда она приходила с горячим кофе и счастливой улыбкой. Вдруг она подняла голову, оторвавшись от разглядывания интересной вещицы, зачарованно смотря в его глаза, добираясь до самых глубин души —и его, и своей, —находя там что-то, чего они так упорно искали. — Прости, Грейнджер, — только и успел сказать он, прежде чем наклонился и поцеловал ее. Так, как было нужно. Так, как было им двоим необходимо. Рон и Астория остались где-то там, в далеком-далеком прошлом, а впереди — только они. *** Драко Малфой вдохнул полной грудью, улыбнулся, почуяв терпкий аромат полевых цветов и трав. Так пахло и его счастье. Он все никак не мог поверить всему, что происходило в последние пару месяцев. Слишком тихо и спокойно, так хорошо ему не было еще, пожалуй со времен давно ушедшего детства. Спустя много лет, чертовски много лет он наконец ощущал живительную силу, наполнявшую его тело, бурлившую в венах, пьянящую лучше всякого вина, вылечившую его насквозь испещренную шрамами обид, разочарований и недомолвок душу. Малфой смотрел в зеркало и видел совершенно нового человека: живого, радостного, на лице появился румянец, глаза уже не обдавали каждого встречного холодом и равнодушием, а улыбка и вовсе не сходила с его лица. Грейнджер сделала невозможное: она помогла ему найти себя и позволить самому себе сбросить все маски, накопленные за много-много лет, перед другим, почти чужим человеком и обнажится не телом, а душой. Его нескончаемая дорога, полная скитаний, пропитанная кислым вкусом одиночества и вечными скитаниями, подошла к концу, обозначив настоящие очертания предметов и чувств. Весь мир вдруг открылся ему, сделав жизнь такой понятной и простой. Но он все-таки обрел его —этот мир, — держа синюю птицу счастья в своих собственных, а не в чьих-то еще руках. Драко знал, что прошлое превратилось в пыль и оказалось лишь хаосом, полным бессмысленного и болезненного серого шума и лишенным чего-то большого и чертовски важного. Хаусом, лишенного мига любви и счастья. Только глупец будет скучать и тосковать по серости, ушедшей, скрывшейся на века в пелене прошлого, а Малфой глупцом не был. Он жил последние несколько месяцев, ежедневно напоминая себе об этом. И это помогало верить. Верить в то, что все: Грейнджер, Малфой-менор, где впервые стало тепло и уютно, даже довольные Скорпиус и Роза — было реальностью. Он мог коснуться, ощутить своими пальцами пульсацию жизни и засмеяться. Громко и звонко смеяться от счастья по утрам и вечерам, нетерпеливо ожидая, пока рабочий день подойдет к концу и он сможет вернутся в свой дом, наполненный смехом и радостью. Он стоял, глядя в открытое настежь окно в их спальне и наслаждался, чувствуя ласковые, осторожные касания ветра, играющего с волосами и щекотавшего губы, пропуская сквозь себя это до безумия теплое и светлое летнее утро, подпевающее заливистым соловьям и шепоту зеленых пышных деревьев. На душе было так счастливо, словно он — беззаботный маленький ребенок, играющий целыми днями со своими игрушками и с нетерпением ждущий, когда же он станет взрослым. Мать будила его примерно в это же время, завтракала с ним яблочным пирогом и причудливым чаем с чабрецом и уходила гулять с ним надолго. Они бродили по фруктовому саду с дикими розами и маленьким прудиком, в котором плавали забавные маленькие уточки, прячась от павлинов, живущих в другой части огромного парка. Этих уточек Драко любил гораздо сильнее чужих хвастливых птиц с огромным эго. Выросший Малфой часто сравнивал их с людьми: красуются, любуются собой днями на пролет, а на самом деле оказываются такими же обыкновенными, как и обычные курицы, коих рубили и ели на обед или делали вкусные сэндвичи для перекуса господ. Но маленький Драко играл с уточками, кормил их, перекусывая сладостями, сделанными заботливыми руками домовых эльфов или купленными в лучших кондитерских магической Британии. Детство всегда напоминало ему сон: такое же сладкое, как яблочный штрудель, неуловимое и прекрасное, словно загадочная райская птичка, фигурка которой стояла в любимой маленькой гостиной Нарциссы на камине и напоминало ей свою сестру Андромеду. Эта безделушка была их личным секретом, и иногда, когда леди Малфой было особенно тоскливо, она рассказывала сыну, сидевшему в ее ногах и увлеченно играющему со своими поездами, истории о собственном детстве, семье, о Андромеде и ее любви, о Сириусе и родителях Гарри Поттера. Но Драко был слишком маленьким, чтобы понять хоть что-то из ее слов. Кому под силу поймать и сон, и детство, закупорив их в темной небольшой бутылке, сохранив весь букет чувств, воспоминаний и образов, поставив на полку горько-сладкий дурман, и в самый тяжелый, мрачный и печальный момент своей жизни достать этот волшебный эликсир и исцелиться. Этот день со своим неуловимым очарованием и свежестью тоже казался Драко сном: такой же невероятный и волшебный. Но то была совсем другая магия — более изящная и сложная, не подвластная никакому злу. Эта магия — сама жизнь, а не нечто, жившее внутри каждого волшебника. Этот день казался сном, потому что настоящая Гермиона Грейнджер не могла сейчас спокойно посапывать, нежась в его кровати, которая вдруг — или нет? — стала такой теплой и мягкой, что выбраться из нее оказалось сущим адом. Слишком странные, неизведанные, но такие невыносимо приятные чувства тянулись в его душе сладкой, совсем не приторной, как это раньше бывало, патокой. А когда прохладные мягкие ладони коснулись его торса, а сама Гермиона прижалась к его спине всем своим маленьким телом, Малфоя разорвало на маленькие кусочки, смешавшиеся с этой невероятной женщиной. Есть ли на свете пытка слаще чем эта? Нет. Нет. Нет. Только эти пьянящие, взрывающие, хмельные чувства со вкусом яблочного пирога с карамелью, любимой сладости Драко, и кофе с мускатным орехом и корицей, которое так сильно любила пить Гермиона по утрам, заставляли все тело трепетать от нежности, от нахлынувшего и топящего все на своем пути счастья. И слаще их ничего не было. И слаще их ничего и не хотелось.Часть 1
18 марта 2017 г. в 23:38
Драко Малфой засматривался на Гермиону Грейнджер-Уизли.
Ему нравилось наблюдать за тем, как она появлялась в отделе мракоборцев и приносила в него мановения воздуха и яркий вихрь красок и оттенков, а ее звучный смех отдавался эхом еще долгое время. Гермиона приходила, принося с собою горячий кофе для своих мальчиков, вернувшихся с очередного задания. Драко, сам того не замечая, улыбался так же чисто и открыто, как будто вновь оказался в детстве, и в его душе, пусть даже и на какой-то жалкий миг, устанавливался покой.
Он наблюдал за ее настроением и спустя некоторое время научился понимать, когда у нее что-то не получалось или она ссорилась с друзьями.
Он наблюдал, как ее живот округлялся, а лицо становилось все счастливее и счастливее, и, казалось, сам был рад скорому прибавлению в ее семье больше, чем рождению собственного сына.
Он наблюдал и замечал, что отправив детей в Хогвартс и заняв должность заместителя министра магии, она становилась все мрачнее и мрачнее, а появлялась в обществе мужа и Гарри только на официальных балах министерства и редких торжествах чистокровных семей.
Она почти перестала смеяться и только говорила всем подряд, что у нее много работы.
Астория устраивала ежегодный рождественский бал в мэноре, на который пригласила семейство Уизли-Грейнджер.
Гермиона пришла на него в гордом одиночестве.
У Малфоя аж дух перехватило.
Черная ткань, переливающаяся и обвевающая тонкую талию, открывающая тонкие ключицы и идеальную спину, струилась по ее ногам, словно диковинная тропическая змейка, а помада сливового цвета, легкие локоны до плеч и лодочки в тон платья дополняли образ. Она спокойно обвела зал взглядом и, увидев кого-то из правительства в толпе, улыбнувшись, подошла к этому человеку. Глава отдела международного магического сотрудничества, вот кто это был, осторожно, передав в ей бокал с шампанским, взял ее под руку и повел к большой группе министерских шишек, попутно рассказывая ей что-то с серьезным нахмуренным лицом и спокойно жестикулируя свободной рукой. Гермиона слушала его внимательно, изредка вставляя короткие замечания.
Драко отвлекла Астория, попросив помочь с гостями. Драко посмотрел на свою жену, сильно похудевшую и бледную, а ее глаза светились больным, почти лихорадочным блеском, губы растягивала вымученная улыбка, будто что-то давным-давно гложет ее, казалось бы, безмятежную душу, терзает и никак не проходит.
Астория была живым воплощением усталости.
Малфой кивнул, бросив сочувствующий взгляд на толпу и поймав немой вопрос леди Малфой и ее неодобрительный поворот в сторону магглорожденной, пожал плечами и взял ее под руку и точно так же, как и отец, когда еще был жив, вывел Асторию к гостям под их аплодисменты и торжественную музыку, сыгранную первоклассным оркестром. Станцевав буквально пару па, пара разошлась по разные стороны, уступив место другим в центре зала.
Драко отошел на пару шагов, но, увидев Блейза Забини в полном одиночестве, направился к нему, перехватив по пути маленькую, но такую вкусную и, конечно, безумно дорогую закуску с лососем и икрой и бокалом игристого вина.
— О, смотрите, сам Драко Малфой, бывший мракоборец снизошел до нас! — сказал Блейз в притворном удивлении, сложив руки на груди.
— Привет, Блейз, давно не виделись, — Драко пропустил все мимо ушей, увидев, как Гермиона танцевала с каким-то волшебником.
— Да, давно, — поддакнул Блейз и, проследив взглядом за глазами Малфоя, усмехнулся, добавив, — что же с нами со всеми стало?
Но Малфой и это пропустил мимо ушей. Он уже оторвался от созерцания спины бывшей однокурсницы и рассматривал разноцветную, блестящую, горящую всеми возможными цветами танцующую толпу. Неискренний смех, притворные улыбки, приторные речи — вот оно, великое и несравненной магическое сообщество.
— Астория совсем плоха, — Блейз выдернул Малфоя из печальных мыслей и загнал в еще более темные.
Драко глубоко вздохнул, выпил залпом свой бокал, поставил на маленький сияющий столик и не смог ничего ответить. Обессиленно, едва слышно простонав, он только зачем-то кивнул на это замечание друга. Он только сказал то, что думал каждый в этом большом бальном зале.
— Скорпиус знает? — вот так просто спросил Блейз, без всяких предисловий.
Что ж, как не колдомедику и хорошему другу задавать такие вопросы?
— Мы не будем говорить.
Забини понимающе кивнул. А что еще ему можно сказать?
Тем более когда к ним уверенно подходила Гермиона Джин Грейнджер-Уизли.
— Привет, Блейз, не ожидала тебя здесь увидеть, — мягко сказала она, светясь каким-то особенным волшебным внутренним светом.
— Взаимно, Грейнджер, — процедил Блейз, растягивая ее первую фамилию на манер Малфоя, и, закусив губу, добавил, — только вот я друг семьи и известный колдомедик, а вот что ты здесь делаешь, мне не вполне понятно, — эта реплика явно предназначалась Драко, Забини будто укорял его в высланном ей двумя неделями ранее красивом витиеватом приглашении в темно-зеленом конверте с фамильным гербом и прочими атрибутами.
А Драко, прости Господи, стоял как вкопанный, сравнивая свою жену и эту красивую и цветущую женщину, стоявшую сейчас перед ним. С одной стороны — бледная, болезненная, временами истеричная женщина без цели и предназначения, сломавшаяся и не сумевшая двигаться дальше после всего, без жажды жизни и мертвыми глазами, а с другой — эта безумная в хорошем смысле Гермиона Грейнджер, называть ее Уизли язык не поворачивался, живая, светящаяся, сияющая, переливающаяся, мерцающая всеми оттенками силы и могущества, встающая после каждого падения на твердую землю. Они различались, как смерть и жизнь. А кто воспевает смерть? Безумцы, а не настоящие живые люди.
— Да, Малфой, спасибо за то, что не смог проигнорировать мою новую должность и поблагодари, пожалуйста, Асторию за прекрасно организованный вечер, — Гермиона проигнорировала Блейза, пропустив мимо ушей всю его речь.
Она стояла, словно загипнотизированная и сравнивала своего горе-мужа и Драко Малфоя, который сейчас казался намного любезнее и приятнее, чем люди, выросшие рядом с ней.
Перед ней стоял уверенный в себе статный мужчина с твердым разумом, достойный и честный человек с холодными, но, черт возьми, такими теплыми серыми глазами, словно раскаленное серебро, умеющий себя вести и знающий толк в своих действиях. А Рон? Кем был Рон? Порою таким безалаберным, глупым, нелепым Роном Уизли, который даже соврать во благо не мог. Он только бегал за Гарри Поттером и повторял все за ним. Гермиона сама и не заметила, как настал тот день, когда Гермиона Грейнджер может заявить, что совершила огромную ошибку, выйдя замуж за Рона Уизли, она сглупила, поддалась эмоциям, а теперь ей суждено расплачиваться за это до конца жизни.
— Не за что, — сказал Драко и, неожиданно для себя, — Гермиона.
Ее имя перекатилось на его языке чем-то мягким, сладким и безумно вкусным.
Ее собственное имя показалось Грейнджер тягучей патокой и отдалось приятной вспышкой где-то в глубине сердца.
Блейз, заметив эту маленькую сцену, лишь хмыкнул, гадая, когда же Драко наконец заметитэтот жалобный что-ты-творишь-зачем-ты-это-делаешь взгляд Астории, буквально застывшей в пяти метрах от него и не смеющей сделать ни шагу, пока Грейнджер стояла рядом с ними. Забини оставалось только сочувствовать угасавшей леди Малфой.
А она лишь стояла, переминаясь с ноги на ногу, разговаривая о всякой женской чепухе со своей сестрой, а бокал дрожал в ее руках, и глаза, такие большие печальные глаза темного глубокого синего цвета, налились слезами.
Любовь иногда ранит. Все четверо: и Гермиона, и Драко, и Астория, и Блейз — не понаслышке знали это.
И вот, посреди этого блестящего праздника жизни, окутанные в дорогие ткани, в украшениях, стоящие не одну сотню галлеонов, окруженные шумной, почти вопящей от притворства разношерстной толпы эти четверо внезапно осознали, как сильно изменилась жизнь со школьных времен.
Как раньше уже не будет никогда.
— Грейнджер, — поддавшись минутному желанию, тихо, почти на выдохе и очень осторожно произнес Малфой.
— Малфой, — полностью скопировав его интонацию, вторила ему Гермиона.
Блейз, почувствовав себя здесь лишним, решил отойти и найти кого-нибудь, чтобы скоротать этот уже порядком надоевший бал, но Астория, наконец набравшись смелости, подошла, разрушив всю магию момента.
— Драко, милый, помнишь, ты обещал меня познакомить со своим новым партнером из Германии? — леди Малфой даже говорила слишком наигранно и слащаво.
Она отвлекла Драко от такого важного занятия, как созерцание Грейнджер, мягко, но настойчиво тронув его за плечо, выдергивая из пелены образов и мыслей, занимающих сознание. Малфой вопросительно посмотрел на нее, и она повторила свою просьбу, на что он лишь кивнул и ушел, взяв ее под руку, а немного погодя скрывшись в толпе.
— Не играй с огнем, Гермиона, — только и сказал Блейз, внимательно рассматривая ее, выискивая в ее взгляде подтверждение своим догадкам.
— С чего ты взял, — начала она, но слова будто выпарили из нее жарким летним солнцем.
— Потому что в прошлый раз все начиналось так же, — вот так просто намекая на что-то, известное только им двоим.
— Он сам виноват, — на одном дыхании выпалила она, устало поправив прическу.
Больше с Драко Малфоем она на этом балу не виделась.