Старик

— Добрый день, мистер Малфой, — голос журналистки непривычно резонирует с всегдашней тишиной гостиной, и я невольно вздрагиваю. — У нас было назначено, вы открыли камин... или я не вовремя? Я поворачиваю голову в её сторону и приглашающим жестом указываю на кресло. Она чуть удивлена, но садится напротив. Зову домовика щелчком пальцев, и он без слов понимает моё указание подать чай. Гостья немного напрягается, но виду старается не подать — часто моргает, отводит взгляд, постоянно косясь на меня, якобы невзначай. Ей неуютно находиться в полной тишине с незнакомым стариком, да ещё и бывшим Пожирателем, и я её не виню. — Меня зовут Алисия Хэмсворт, мистер Малфой, я пишу книгу о... Я киваю, делая останавливающий жест рукой. Она замолкает, едва смутившись. Совсем юная, вряд ли старше моего внука, эта девчонка пришла поговорить со мной о Ней. И я не знаю, какого чёрта согласился. Может быть, это уже старость, Драко Малфой? Ты становишься сентиментальным? Домовик подаёт чай, и я с удовольствием делаю первый глоток, ощущая, как приятное тепло спускается вниз по пищеводу, согревая — оказывается, я замёрз. Алисия явно наслаждается чаем, ещё бы — это старый рецепт дома Блэков, передающийся их домовиками из поколения в поколение. И я последний в семье, кто вообще помнит об этом. — Вы пришли побеседовать о Гермионе Грейнджер, — наконец говорю я и не узнаю собственный голос. После многих недель молчания он ещё более скрипучий и сухой, чем обычно. Девушка кивает, с явным сожалением ставит чашку на столик и достаёт чернильницу и перо. Почему она не использует Прытко Пишущее? — Гермионе Уизли, если быть точнее... — Грейнджер, — категорично заявляю я. — Я буду говорить с вами только о Гермионе Грейнджер. Никакой другой Гермионы я не знаю. Потому что та женщина, что сейчас носит фамилию Уизли, может быть, внешне и похожа на Грейнджер, может быть, даже её полная копия, но та Гермиона, которую знал я... — Хорошо, мистер Малфой, — взгляд Алисии становится снисходительнее и мягче, мне кажется, она меня жалеет. Конечно, напротив неё сидит старый одинокий сморщенный дед, цепляющийся за своё давнее прошлое, как такого не жалеть? В груди появляется уже забытое чувство, чем-то подозрительно напоминающее раздражение. Хочется выставить её за дверь, но у меня так давно не было посетителей... — Я собираю материал для книги, которую мы выпустим к юбилею миссис Уиз... Гермионы, и опрашиваю всех, кто был с ней связан. Я хочу ухмыльнуться, как всегда делал раньше, но вместо этого скорбная полуулыбка трогает уголки моих губ, и я смущённо откашливаюсь. — И... при чём тут я? — Ну, вы вместе учились в Хогвартсе, говорят, у вас были сложные отношения... ну, понимаете... Из-за... Вторая магическая, и всё в этом духе... Девочка явно смущается, я вижу, как трудно ей даётся эта тема — вечное противостояние добра и зла, чёрного и белого, ненавистных Пожирателей и святых Героев. Будь я чуть помоложе, уже бы точно плевался ядом и довёл бедняжку до истерики, но её счастье, что мне уже далеко не двадцать пять и просто не с кем поговорить. Скорпиус уже давно махнул на меня рукой — но чего ещё от него было ждать после того случая с дневниками. Как сейчас помню выражение его бледного лица, трясущийся голос, подрагивающие руки. Он до последнего не верил, что написанное там — правда. Бедный мой мальчик, я не хотел повторять ошибок своего отца, но как бы я мог сказать тебе, что никогда не любил твою мать? Что всю жизнь жалел об утраченной возможности? Что так и не научился быть смелым? Я правда не хотел, чтобы он жил во лжи, как в своё время жил я. Не хотел врать и притворяться. Не хотел с самого детства подменять понятия, умело жонглируя двойными стандартами. Но я не был готов к тому, чтобы открыть ему правду. Чтобы самому признать её. — Что конкретно вас интересует, мисс Хэмсворт? — чай остыл, а я не могу больше ждать. Мне хочется рассказать об этом хоть кому-нибудь, кто выслушает. — Какие отношения связывали вас и Гермиону Уиз... Грейнджер? — она не стала ходить вокруг да около. «Она — лучшее, что случилось со мной в жизни», — Скорпиус думал, что я писал это о его матери. «Теперь я знаю, что такое счастье. И как его зовут...» — он наивно предполагал, что всё это относилось к Астории. «...Гермиона Грейнджер», — ровно до этого момента. Столько боли и отчаяния, столько неприкрытой ненависти и злобы, столько жалости и отвращения, сколько было в его взгляде, я, пожалуй, не видел ни до, ни после. А я, на минуточку, оправданный Пожиратель Смерти. Оправданный Пожиратель Смерти, из-за своей трусости профукавший единственный шанс стать счастливым. Так что да, я кое-что знал о том, как на меня смотрят люди. И, Мерлин не даст соврать, я никак не мог с этим смириться. Быть Драко Малфоем всегда было очень одиноко, но быть его сыном, только что потерявшим мать и узнавшим из старых дневников отца, что тот никогда её не любил... Я хуже Люциуса. Я хуже всех, кто когда-либо агитировал меня принять сторону Волдеморта. Они врали мне о том, как нужно относиться к чужакам. Я врал собственному сыну о том, как отношусь к своей жене. — Мистер Малфой? — кажется, я задумался, и гостья начала уставать. Но что поделать? Я стар, немощен и очень одинок, пусть потерпит, ей это нужнее, чем мне. По крайней мере, она должна так думать. — Да-да, мисс Хэмсворт, я помню, — облокачиваюсь на спинку кресла, переводя взгляд на окно. — Какие отношения?.. Если я скажу вам, что мы были любовниками когда-то очень давно, вы мне поверите? — Так значит... — тихий шёпот срывается с её губ, но она быстро берёт себя в руки. — Насколько давно? — Сейчас в это трудно поверить, но нам было слегка за двадцать. Едва ли больше, чем вам сейчас. — Ох, — журналистка прикрывает рот ладонью и неверяще смотрит на чистый лист бумаги перед собой. — Как же так вышло? — Что именно? — я слегка улыбаюсь. — Что великая и безгрешная Героиня войны из всех возможных мужчин на планете выбрала опального Пожирателя? — Бывшего Пожирателя... — Нет. Бывших Пожирателей, мисс Хэмсворт, не бывает, — я перебиваю её достаточно резко, чтобы дать понять: спорить со мной бесполезно. — Эта метка со мной до конца жизни. Алисия, по всей видимости, хочет со мной поспорить, но я заранее знаю все её аргументы. Когда-то давно, кажется, в прошлой жизни, я точно так же спорил с одной кареглазой ведьмой о том, что бывших Пожирателей, как и бывших Героев, не бывает. Тогда она рассказывала мне о Поттере и о том, как он устал от всеобщего внимания за все послевоенные годы. А я, словно несмышлёному ребёнку, втолковывал ей простые истины: о том, что людям нужен лидер, им нужен человек, который будет за них отвечать и принимать решения. Такой, как Поттер. И что им также нужен козёл отпущения, на которого можно свалить все свои неудачи. Такой, как я. — Но почему вы расстались? Глубокая морщина прорезает мой и без того неровный лоб, а уголок губ непроизвольно дёргается. Почему-почему? Потому что. — А почему мы не должны были? — я всегда отвечаю вопросом на вопрос, когда не знаю, что сказать. — Вы же, по всей видимости, любили друг друга? — Кто сказал? Она с сомнением покручивает перо между пальцами и прикусывает щёку. Знакомая вертикальная складка появляется между её бровями, и мне на секунду кажется, будто напротив меня сидит совсем другая девушка. В следующий момент Алисия поднимает на меня свой взгляд, и видение тут же рассеивается. — Враги просто так не сходятся, мистер Малфой. А такие принципиальные, как вы с... Гермионой, тем более. А девчонка оказалась не промах: цепкая, сосредоточенная, острая на язык. Она до боли напоминает мне Грейнджер в молодые годы, но, мне кажется, я бы нашёл схожесть с ней в любой кареглазой ведьме с длинными каштановыми волосами. А эта ещё и перо грызёт как всем-известная-зазнайка и хмурится точно так же. — Враги, Алисия, — могу я к вам так обращаться? — вообще понятие слишком размытое. — И всё же? Настырная девчонка, мантикора её побери! Вызывающая и бойкая — Гриффиндор, не иначе. — Что вы хотите от меня услышать? — мой голос звучит громче. — Историю о вечной любви? — Я хочу понять, мистер Малфой, — Алисия улыбается и просит появившегося ни с того ни с сего домовика принести ещё чай, — как заканчивается любовь. Любовь. — Тогда вам лучше спросить это у Гермионы Уизли, — я говорю совсем не то, что собирался, но сказанного, как известно... Мисс Хэмсворт как-то странно смотрит на меня, не мигая, я практически вижу муки выбора, терзающие её прямо сейчас. Спустя несколько долгих минут молчания она, наконец, заговаривает со мной. — Когда вы последний раз общались с Гермионой? Я удивлённо приподнимаю брови и чуть пожимаю плечами. — С момента разрыва мы не сказали друг другу ни слова. — И вы не переписывались? Отрицательно качаю головой. Я писал дневники всё это время. Очень много дневников: о любви, о ненависти, о страхе остаться одному, о желании во всём признаться семье, о выборе, о долге и о Гермионе. Всегда о Гермионе. Но Скорпиус сжёг их все в тот же день, как нашёл. Он до сих пор не простил меня, но когда родился Абраксас... Наверное, его сердце смягчилось, и он позволил мне видеться с внуком. Сейчас самому младшему из Малфоев двадцать два — столько же, сколько было мне, когда... — Я нашёл свою идеальную женщину, но оказалось, что я не её идеальный мужчина. Алисия молчит. Я не знаю, зачем сделал это глупое признание и чего жду от неё сейчас, но... Но какая теперь уже разница? Мне за семьдесят, я старик. Моя жизнь больше чем наполовину прожита, и всё, что у меня есть, — это память о тех воистину светлых днях. — Вы же знаете, что мистер Уизли скончался два года назад? — зачем-то спрашивает она. — И какое мне до этого дело? — Вы могли бы... Не знаю, — мне кажется, или этот разговор становится слишком интимным? — Вы могли бы написать ей... Наверное. — Написать? — вторю я в изумлении. — И зачем ей мои соболезнования? — Не это, не по поводу... — она запинается и делает глубокий вдох. Карие глаза с золотистой радужкой остаются сухими, но всё ещё очень грустными. — Просто написать. Спросить, как дела, может быть, немного рассказать о своих. — И зачем это Гермионе? — В какие игры со мной играет эта девчонка? — Вполне возможно, что ей нужен друг. — Друг. У неё есть Поттер. И был Уизли. Я никогда... — мой голос срывается, но это и к лучшему. Я не хочу снова чувствовать себя слабаком. — Мистер Малфой? — Алисия встревоженно смотрит на меня, протягивая левую руку к моему плечу. Что-то на её запястье звякает, и она поспешно одёргивает рукав, но мне хватает и доли секунды, чтобы узнать свой подарок. Тонкий серебряный браслет с тремя рунами, означающими сердце, разум и душу, сейчас висит на руке девушки, до безумия похожей на мою Гермиону. Если это совпадение, то я — Санта Клаус. — Откуда у вас этот браслет? — спрашиваю я, наблюдая за девчонкой. Она выглядит словно попавший в ловушку заяц, но почти сразу берёт себя в руки, вздёргивая нос. — Купила на блошином рынке. — Врёте, — я прищуриваю один глаз, напуская на себя всю имеющуюся во мне строгость. — Нет. — На обороте каждой руны выгравировано число. Девятнадцатое сентября две тысячи второго года. Я подарил его Гермионе в день её рождения, когда мы только начали... Что бы то ни было. Мисс Хэмсворт досадливо поджимает губы и отворачивается к окну. Ей нечем крыть. — Вы ведь не пишете книгу, Алисия. Она лишь сильнее хмурится, сложив руки на груди, и я окончательно уверяюсь в своей догадке. — Зачем вы пришли ко мне? Думаю, ваша бабушка сама бы всё вам рассказала. Молчание затягивается, и я понимаю, что Алисия собирается с мыслями, чтобы что-то сказать, но всё никак не решается. Не мне её торопить. — Я искала Прытко Пишущее перо в ящике её стола, — наконец говорит она. — Своё я где-то оставила, а бабушка всегда держала у себя парочку запасных. Она никогда не прятала ничего, у нас дома никогда не звучало ни одно запирающее заклятие, поэтому, когда я случайно нажала на какую-то кнопку, не ждала никакого подвоха. Но вот когда дно ящика отодвинулось в сторону, я не смогла просто закрыть его и уйти. Я понимающе ухмыляюсь. А как иначе? Она абсолютная копия Грейнджер. — Это было двойное дно. Двойное дно! У моей бабушки в ящике! Представляете мой шок? — я лишь неопределённо веду плечом. — И там были... — Что? — я уже не в силах скрывать нетерпение. — Письма. Непонимающе смотрю на свою собеседницу, которую будто распирает от восторга. Она говорит о том, что эти письма, оказывается, написаны мне. И что все запечатанные, кроме последнего, написанного в день смерти дедушки. Она говорит, что Гермиона так ни разу и не отправила ни одного письма, потому что думала, будто я её никогда не приму. Но это я всю жизнь боялся быть отвергнутым! Руки ощутимо трясутся, а дыхание вдруг сбивается. Я никогда не жаловался на здоровье, но прямо сейчас — в этот конкретный момент — моё сердце так неистово колотится, словно собирается вырваться наружу. В глазах темнеет, а голова идёт кругом. Как же так? Все эти годы?.. Я не слышу, как Алисия собирается и тихо выходит из комнаты. Игнорирую домовика, предлагающего помощь. Резко встаю, сбивая со стола чашки, хватаю трость и ухожу в сад, навсегда заросший сорняками, опустевший сад, в котором уже очень давно не поют птицы. Мой взгляд мутнеет, и я тру глаза в попытке улучшить зрение, но когда я подношу пальцы к лицу, они моментально становятся влажными. Я плачу. Старый, одинокий, всеми покинутый трус. * * * Спустя неделю самобичевания и вполне обоснованной ненависти к себе я, кажется, прихожу в норму. Утреннее солнце больше не раздражает, кофе не кажется горьким, а сад, если над ним поработать, ещё может быть вполне привлекательным. Нужно только посадить цветы вдоль аллей. Когда я заканчиваю завтракать, домовик привычным жестом подаёт мне поднос с почтой, на котором обычно лежат только газеты. Я окидываю его мимолётным взглядом, не ожидая ни от кого вестей, но тут же замираю с занесённой чашкой у рта. Конверт. На серебряном подносе лежит один конверт с моими инициалами. Без подписи. Дрожащими руками я распечатываю его, боясь повредить содержимое, но стоит мне прочитать первое слово — и мир вокруг меня начинает кружиться и блекнуть. Всё, что я вижу, — это широкие аккуратные буквы, складывающиеся в слова, написанные до боли знакомым почерком. «Мне не нужен был идеальный, мне вполне хватило бы тебя». Не знаю как, но в следующую минуту я уже сижу в своём кабинете и дрожащей рукой привязываю конверт с ответом к лапе почтовой совы. «После всех этих лет?..»