При свете двух солнц

ПРИ СВЕТЕ ДВУХ СОЛНЦ (Детство Эрга Ноора) «…Ведь я родился на звездолёте!» И. А. Ефремов, «Туманность Андромеды» Данный рассказ является подражанием ефремовскому тексту, в некотором роде «приквелом» к роману «Туманность Андромеды». 1. Складная, убирающаяся в стены мебель делала каюту просторной. Во всяком случае, между кабиной ионного душа и спрятанным за ширмой ложем для полётного, электро-волнового сна имелось достаточно свободного места. Падающий сверху рассеянный свет не давал теней. Чувствовался слабый привкус зимнего леса, большая хроморефлексная репродукция будто распахивала окно в простор фиолетовых долин и зубцов чистейшего гималайского снега. Подвижный, синеглазый мальчик, коротко стриженный, смугловатый от искусственного загара, гибкий и хорошо развитой для своих неполных пяти лет, сосредоточенно раскладывал на полу металлические кубики. Принесённые в каюту образцы, были довольно тяжелы для такого малыша, но он упорно двигал и переставлял их по твёрдому мезапластику. Стройка явно шла к концу, отсутствие лишних деталей успешно заменялось фантазией, и Нил Фор начал догадываться о том, что сооружает его подопечный. - Это у тебя лагерь? - Угу. - Наш? Сейчас?. - Да. Мальчик залез в коробку и с усилием вытянул из неё последний кубик. Биолог поддержал тёплую, маленькую ладонь, но от дальнейшего вмешательства воздержался – «строитель» хотел работать только сам. - Нет, пожалуйста, давай я…. Деталь заняла предназначенное ей место. Потом была сдвинута на пару сантиметров. Однако! Юный Эрг хорошо запомнил фотографию, сделанную с борта вспомогательной ракеты. Собственно, широкий вид базового лагеря, включавшего два звездолёта и временные постройки, стал для него первым большим впечатлением, по настоящему укоренённым на твёрдой почве. Мир, ограниченный доселе стенами удобных кают, вдруг расширился, приобрел материальную плотность и наполнился предметами невиданных размеров. По чёрному небу отныне гуляли яркие цветные солнца, вокруг простирались моря застывшей лавы, горные пики, трещины, серебрились выходы самородных металлов. Масштаб корабля сузился, превратился в крохотный островок на фоне необъятной планеты, и тот, для кого всё остальное пространство было раньше лишь россыпью огней на экранах центрального пульта, осваивал теперь в играх лавину новых, разительных впечатлений. Здесь, в системе Теты Волка, около звёзд, известных у астрономов под сложным буквенно-цифровым обозначением, нашлась планета, предельно насыщенная залежами тяжёлых металлов. Геологи то и дело приносили образцы пород, доставляя общему любимцу череду уникальных игрушек. Слитки осмия, самородный иридий шли на изображение целых стран, повторяли рисунок созвездий, превращались в маленькие копии машин, которые нравились Эргу, как любому мальчишке. Он раскладывал свои редкостные кубики, а Нил Фор подмечал, как его игра передаёт действительность и, аккуратно выспрашивая о причинах ошибок, определял пути, которыми идёт ещё нетренированное детское восприятие. - Здесь у тебя купол? - Да. Но не круглый… - Эрг нахмурился. – Плохо нет круглого…. Нет кругляша…. - Диска. Правильно говорить «диск», - поправил биолог. - А маленькие, это ракетки, - сообщил мальчик. - Вижу. А сверху наш звездолёт? - Да! - А это «Ра»? - Да! - Но почему они отличаются? Один светлый, большой, другой тусклый, маленький. Ведь на самом деле они совершенно одинаковые. Ты же прекрасно знаешь это. Мальчик весь зарделся от смущения. Умолк, чертя пальцем по тёплому полу. Видно, что отвечая, он должен будет сделать усилие над собой, и преодолеть некий внутренний барьер. Но ложь в его возрасте недопустима, а позже и вовсе невозможна. Значит, придётся сказать именно то, что думаешь. А наставник, большой и сильный, покажет, как надо поступать, чтобы быть лучше. - Ну…. Потому что в светлом прилетели все мы, я, мама…. Нил Фор задумался. Великая сила сыновьей любви издревле возвышала человека, продлевала жизнь, помогала передать накопленную в поколениях информацию. Но учителя продолжали вести неуклонную борьбу с любым проявлением эгоизма, даже если это просто детское желание считать своих родителей лучше и выше всех остальных людей. Последнее не столько увеличит в глазах ребёнка их особую значимость (что естественно для его эмоциональной сферы), сколько снизит ценность всего прочего человеческого общения, отбросит назад тщательно культивируемую традицию эмпатии, взаимопомощи, готовности отдать всего себя на службу Трудовому Братству. Борьба с эгоизмом считалась особенно ценной на ранних этапах развития, в Нулевом и Первом циклах, когда ученик ещё мал и не противопоставляет себя требованиям коллектива. В этом случае учителю следует позаботиться лишь об убедительном примере, который легко, без внутреннего насилия сможет направить юного человека в правильную и, в сущности, самую удобную для него колею. - Хорошо, Эрг, здесь мама, Бенга, Зеф Барак, другие. Но разве они хуже, чем те, кто летел на «Ра»? Сэнди Ски хуже или Орма? Мальчик решительно замотал головой. - Нет, нет, они тоже хорошие! - Но если бы Орма летела на ином, чем наш, корабле, её бы не было с нами. «Ра» такой же сильный и красивый как «Баурджер», а ты показываешь его маленьким и слабым. Надо поменять, сделать одинаковым. Эрг протянул руку и опять застыл в нерешительности. - Мало светлых, не хватит…. - А мы сделаем так, смотри, - Нил Фор стал переставлять кубики. - Светлые, они называются «иридий», мы соберём для купола, а из голубых – это осмий – сложим звездолёты. Вот…. А тут покажем, что это «Баурджер». Видишь, этот кусочек, словно гребень равновесия? Здесь мы и мама…. Мальчик смотрел, сосредоточенно закусив нижнюю губу. Потом стал кивать, радостно глядя на учителя. Маленький урок явно пришёлся ему по душе. Эмоции нашли выход в физической разрядке: он встал на голову, залихватски дрыгая розовыми пятками, и, хохоча, сделал несколько перевёрнутых шагов. - А «черепашку»? – спросил Нил Фор, распрямляя скрещенные ноги. Эрг перевернулся животом кверху, встал сзади на локти, спереди опустился стопами на ковёр и резво засеменил по комнате. Маленькое, без капли лишнего жира тело, сильно окрепшее от частых физкультурных занятий, шутя справлялось с подобной нагрузкой. Он сделал быстрый круг, весело посмотрел, сжимая рот в сосредоточенной гримасе, и, пыхтя, пошёл дальше огибать собранные по группам разноцветные кубики. Нил Фор стоял на дороге – не беда, «черепашка» протиснулась между ног, отодвинула лёгкий стул – дальше была только ширма «сонного» отделения. - Эй, куда помчался, скороход? – смеялся вдогонку биолог. - Вперёд! – крикнул мальчик. - Подожди!... Мы же не сделали самого главного! Эрг сразу встал как вкопанный. Повернул вспять, на ходу вставая с четверенек, подбежал, доверчиво заглядывая в лицо взрослого. - Что? Что? Ну, скажи…. Пожалуйста…. Нил Фор потрепал ткнувшуюся в бедро, тёплую, чуточку колкую от волос голову. - Мы не изобразили людей. Тех, которые будут жить в нашем лагере. 2. Каждый кубический сантиметр внутренних помещений «Баурджера» использовался с максимальной отдачей. Проще и быть не могло со штучной, фантастически сложной машиной, способной разогнаться до субсветовых скоростей и доставить к звёздам очередную партию бесстрашных исследователей. В Эру Кольца не было цели желанней и не было задачи трудней чем эта. Строители звездолётов шли на невероятные ухищрения, сочетая обязательные удобства для экипажа, потребность во всё более сложном оборудовании и жесточайший лимит массы, напрямую связанный с количеством потребного анамезона. Экономия была поставлена на первое место – не только приборы, но и каждый предмет корабельного быта являл собой настоящее чудо технической мысли. Но если главным принципом жилой зоны выступал продуманный комфорт для звездолётчиков, то дальше, к кормовым переборкам наступало царство изощрённой инженерии, громоздкого оборудования, тяжёлых, энергонасыщенных машин. По размерам тут первенствовали корабельные мастерские. Заходя в них, Бенга Бури чувствовала себя юной школьницей вновь вступающей под своды Пещерного дворца. Высоко и просторно. В три этажа вздымались по краям широкие настилы, всюду путаница трубопроводов и подъёмных устройств и даже с потолка свисают манипуляторы для тяжёлых наружных работ. Длинные галереи увеличивали полезную площадь мастерских, что очень помогало при развёртывании исследовательской станции. Бенга – второй электронный инженер корабля – заглядывала сюда в общем не часто, зато механики проводили здесь массу времени, особенно перед высадкой на Акеле, когда пришлось накапливать детали для будущего научного форпоста. Только часть взяли с собой в виде полуфабрикатов, так что и физическая и химическая лаборатории работали с полной нагрузкой. Позже вся крупномасштабная деятельность была перенесена на поверхность планеты и теперь механики обитали в построенном меж звездолётами исследовательском куполе. Из них, в мастерские «Баурджера», чаще всего наведывался многоопытный Зеф Барак – единственный из всего экипажа, кто уже летал к звёздам. Молодая женщина пришла к нему, едва закончив работу у малого вычислителя. Сегодня в мастерских пахло нагретой пластмассой. Механик устроился на верхнем уровне настилов, его сухопарое лицо с орлиным носом и густыми, сошедшимися на переносице бровями ярко выделялось при свете точечной лампы. На складном столе лежали куски винолина, клейкая лента, нож и металлический грифель. С минуту Бенга наблюдала как механик заканчивает детский башмачёк, а потом улыбнулась и проговорила с лёгким недоумением: - Я воспитывалась на Острове матерей. Помнится, у меня очень долго не было никакой одежды. Здесь всё тоже и…. Всё по-другому! - Сравниваете с Явой? – Зеф Барак выводил на левом башмачке анаграмму «Баурджера». - Пусть уж лучше будет астронавтом с самого начала. Ничего другого не остаётся. Ведь Эрг прилетит домой только к совершеннолетию. - Вы думаете, это будет его дом? - Земля – дом для всего человечества. А человек, кто бы он ни был, не может быть чужим среди своих соплеменников. - Я сама думала об этом, - кивнула Бенга. – Но надо пропитаться духом Земли, её смыслами. Мы любим звёзды и почтительны к истории. Нельзя двигаться вперёд и принимать решения не коррелируя их с опытом минувших столетий. - Как продвигается ваша работа? – спросил Барак, отключая ставший ненужным паяльник. - Начинаю самое интересное и трудное. Эра Общего Труда. Надо показать, что это не просто большое строительство, а грандиозный акт служения, творческий порыв планетарных масштабов. - Рассказать это ребёнку – большое искусство. Надо чтобы он с самого начала ощутил подвижничество миллионов, понял его глубинные истоки, проектную основу нашей цивилизации. - Я решила начать с эпохи, когда на Земле зародилось научное мировоззрение. Конечно, перечислять события ЭРМ бессмысленно, но речь в любом случае должна идти об изменении культурного контекста, борьбе идей и доктрин в купе с общей трансформацией экономики. - Вы придерживаетесь хронологической структуры рассказа? - Нет, циклической. - Правильно. Учёт возраста и степени восприятия. Раскрыть перед ребёнком смысловую характеристику эпохи, каждый раз с новыми подробностями и под новым ракурсом. - В этом и состоит главная трудность…. Пока шёл разговор, электронный инженер не удержалась и взяла в руки одну из туфель. Гладко проклеенные швы были почти незаметны, внутри поверхность устилало мягкое бактерицидное покрытие. Подобранный со вкусом зелёный оттенок напоминал о бархатистой нежности травяных лужаек Явы, где юная Бенга ступала, впрочем, без всякой обуви. Вещь, целиком, до последней чёрточки, говорила о старательной и кропотливой работе, о большом душевном подъёме, который испытывал сейчас заботливый механик. - Необычно, - девушка любовалась абсолютно искренне, чувствуя, как пробуждается в душе особая, томительная грусть. – Это ведь первый случай, так? Когда об этом узнает Совет Звездоплавания…. - Но сыворотка не может долго сохранятся, - Зеф Барак виновато улыбнулся. - Оправдания. Разве они нужны? – Карие глаза Бенги задорно блеснули. – Эксперимент назрел, смелый поступок рассчитан из объективных условий. Звездолёты становятся просторнее, экспедиции длиннее. Великое Кольцо передаёт о целых планетах, пригодных для нашей жизни. Когда-то наступит черёд их колонизации, а мы уже сейчас накапливаем полезный для переселенцев опыт. - Всё же опасения были небеспочвенны. В перспективе, резерв был бы исчерпан. Мы больше не могли наращивать производство кислорода и пищи, не говоря уже о площади кают. Прискорбно, но сейчас, когда число людей вернулось к норме, я уверенней смотрю в будущее. - Я думаю, наши расчёты были абсолютно правильными, - твёрдо сказала Бенга, присаживаясь на выдвинутое сиденье. – Кроме того, новая ответственность, это сильнейший стимул для экипажа. Ведь общение с ребёнком, это прекрасная возможность дарить себя, а значит развиваться, но с жёстким учётом временных границ. Мы будем видеть каждый шаг подрастающего человека, и в результате поймём, насколько точно наш коллектив воспроизводит земное общество. Результат нам известен. Если наметятся отклонения, значит надо что-то менять в нас самих. - Поставить чистый эксперимент, ребёнок как регистрирующий прибор? – Зеф Барак потёр выпуклый подбородок. – Что ж, это вполне возможно, ведь все мы любители воспитания, а не обладающие специальными навыками учителя-профессионалы. Опять-таки, Остров Матерей…. - Там тоже есть учителя, - напомнила Бенга. – Но я хочу сказать о другом. Давно понято, что воспитание, это производительная сила общества . Формируя личность, мы не только получим полноправного члена экипажа, но и человека с уникальным опытом диалектического восприятия. Эрг не вернётся на Землю, а придёт туда впервые, а значит, сможет воспринять её под новым для нас углом. Быть может, он увидит планету как бесконечно ценный и ухоженный, но всё же островок во Вселенной. Не колыбель, не уютная гавань, а только…. Песчинка! Ограниченность и беспредельность сплетутся воедино. Я жду здесь появления новых идей, научных концепций и принципов, в том числе тех, на которых строятся человеческие взаимоотношения! 3. С тех пор как звездолёты опустились на планету, и было построено здание временной исследовательской станции, объединённые экипажи сходились в зале гораздо более просторном, чем привычные библиотеки – кают-компании. Здесь обсуждали текущие вопросы, намечали ход исследований, отдыхали и веселились со спокойной открытостью уверенных в себе людей. Сейчас перед аудиторией из 27 человек выступал Атон Арт – стройный, высокий, темноволосый специалист-геолог. Выйдя к приборной консоли, он управлял проектором ТВФ, вращая перед зрителями участок заранее смонтированной стереокарты. Перед зрителями постепенно раскрывалась картина циклопического провала, в целом весьма обычная для этой планеты. Отличия состояли в происхождении впадины и в её внутреннем содержимом, о чём сейчас и повестил взволнованный геолог. - Сама форма кратера говорит об ударе метеорита под большим углом. Это выраженный овал, восточная стенка которого втрое выше западной. Максимальный перепад высот около 600 метров. Но самое интересное – то, что выброшено с восточной стороны. Грунт, практически весь, покрыт толстым металлическим налётом. Вот, - работая кнюппелем геолог повернул и для наглядности увеличил часть бирюзовой голограммы. – И вот, то же самое в оптическом диапазоне. Из недр памятной машины возникло плоское, но довольно подробное изображение изломанного взрывом участка. В хаосе чёрных теней серебрилась обширная полоса, и накрытые ею, словно прибоем, опрокинутые скалы. Слегка походило на выпавший снег, которому, впрочем, неоткуда было взяться на жаркой и безводной Акеле. - Судя по характеристикам альбедо это сконденсировавшиеся пары платины и выброшенные при взрыве капли того же металла. В зависимости от толщины слоя мы можем оценить количество платины на этом участке в 30, 50 и даже в 100 тысяч тонн. Таким образом, это крупнейшее месторождение самородной платины во всей известной нам части вселенной! Едва геолог сделал это торжественное заявление, как в зале поднялся глухой ропот. Люди заговорили едва не перебивая друг друга. - Сплошной рудник. Неудивительно для системы тяжёлых карликов, - буркнул командир «Ра», второго, состыкованного сейчас с «Баурджером» звездолёта. – К сожалению, добыча не окупит энергии потраченной на производство анамезона. - Но можно воспользоваться случаем и отправить на землю порцию ценных материалов, - заметила Дана Тис, один из астрономов 35-й звёздной. - Хотите предложить экспедицию за платиной? – астронавигатор Вик Хель повернулся к своей давней подруге. На его живом лице интерес исследователя сразу смешался с озабоченностью и искренней тревогой. - Конечно, Хель, - молодая женщина выглядела как всегда безмятежно. – Используем вспомогательную ракету и роботы тележки. - Если они пройдут, - засомневался геолог. - Тогда андроидов. - Каков рельеф на восточном склоне? – спросил Хенг Ангкор, командир «Баурджера». - Скальные осыпи, валуны и трещины, глубиной до нескольких десятков метров, - геолог вернул на экран радарную карту и лившийся с обреза верхней галереи свет частично померк. Некоторое время командир вглядывался в диаграммы литосферных разрезов, столбцы вычислений, и в конце его тёмные продолговатые глаза сузились ещё больше. - Опасно! - Разумеется, - охотно согласилась Дана Тис. – Но без толики риска прекратятся все мало-мальски сложные исследования . Кто пойдёт на это? А нормальная подготовка снизит риск до разумных пределов…. Многие из собравшихся поддержали астронома. Польза выглядела несомненной, платина, привезённая даже в ничтожных количествах, будет хорошим подспорьем для земной каталитической химии. Но имелось в виду и другое – сбор новейшей информации, научный поиск, связанный с таким нетривиальным явлением природы, далеко превосходил по ценности те несколько сот килограмм белого, тугоплавкого металла, который экспедиция может доставить из кратера. Познание считалось высшей ценностью для людей Эры Кольца и определяло саму структуру их цивилизации. Осознанное в свете сложных гносеологических теорий, оно перекликалось у землян с чувством собственной значимости, а на личностном уровне, с присущей каждому человеку жаждой самовыражения. Сбор и распространение полезной информации было долгом человечества перед Великим Кольцом. Порой здесь требовался настоящий подвиг, полная самоотдача, но, разумеется, никакие трудности не могли нарушить атмосферу всеобщего творческого горения, характерную для земной науки. Так вечный поиск наперекор смерти и энтропийной безвестности сохранял земную ноосферу в изменяющихся условиях, а значит, совершенствование человека могло продолжаться ещё многие тысячелетия вперёд . Эти представления были чем-то само собой разумеющимся для экипажа 35-й звёздной. Поэтому люди и не думали погружаться в обсуждение мотивировок, а частные вопросы всегда решались в ходе самой подготовки и зависели от исполнителей. Как только были сделаны необходимые записи, собрание переключилось на другую тему. Был предложен новый способ геологоразведки для Восточного хребта. Под конец Дана Тис даже покинула своё место и переместилась на край зала. Эрг терпеливо сидевший в отведённом для него кресле потянулся к женщине и обнял её за шею. - Мама, ты уедешь? - Ненадолго. Только на ракете к кратеру. - Можно я с тобой? Я буду сидеть тихо-тихо. Как здесь. Пожалуйста…. - Нет, Эрг. Но я покажу потом, всё, что мы там увидим, - Дана приласкала и поцеловала сына. – А сейчас скажи, Сэнди уже учил тебя буквам? - Он мне даже слова показывал, - радостно закивал мальчик. – Я сам писал! - Интересно, - Дана извлекла складные церы и, проведя линейкой, очистила листок. – Возьми и напиши, что умеешь. Эрг схватил стило и не особенно твёрдо, но с явным старанием, стал выводить знаки линейного письма. Молодая женщина следила за его трудами со смешанным чувством умиления и тревоги. Сейчас её сын окружён всеобщей заботой, но круг его впечатлений довольно беден. Здесь, в космосе, большая часть сведений неизбежно приобретает умозрительный, абстрактный характер. Нет присущего земным школам коллектива, разнообразия ландшафтов и обязательных практических занятий. Нет возможности попробовать любую действительность, что называется, «на ощупь». Как это скажется на дальнейшем развитии? Ведь знаний ему дадут ничуть не меньше, чем прочим сверстникам, а вот эмоциональная сфера…. Не станет ли он использовать затверженный груз с глухой бесчувственностью электронных машин? Пока это казалось чем-то невозможным – Эрг выглядел живым и совершенно здоровым ребёнком. Высунув от усердия язык, он начертил десяток выученных с налёту букв и гордо продемонстрировал результат. - Смотри, вот «Д», вот «М», вот «У». Смотри, я пишу «Ра», а тут «Мы-ло»! - Интересно! Только Эрг, почему палочка «Ы» наклонена в другую сторону? Получается «мило». Непорядок…. Мальчик бросился исправлять, а к креслу, меж тем, пружинисто и бесшумно подошёл Вик Хель. - Повторяете пройденное? – его синие с поволокой глаза источали сдержанную, но не робкую нежность, которая так нравилась астроному. - Без этого никак, - улыбнулась женщина, а юный каллиграф снова поднял исписанные церы. - Видишь, как я умею? - Позанимайся с ним, - попросила Дана, - расскажи о созвездиях…. - Нет, о галактиках, о галактиках! – заплясал Эрг. – Пусть расскажет о галактиках! Они больше, интереснее…. - Ну, вы найдёте тему. Я не сомневаюсь, что ты сможешь сделать из него настоящего астронавигатора. Ей нужно было собираться. Выступив с предложением и получив согласие, Дана, конечно, планировала и своё участие в исполнении задуманного. - Сколько вы рассчитываете там пробыть? – осведомился Вик Хель. - Часов десять. И это с запасом. - Жалко, что не вместе…. - Но экспедиция не может потерять ещё одного астронавигатора. Лицо мужчины на секунду прорезала горькая складка. Спохватившись, он послал жене воздушный поцелуй. Увы, их сын был ещё слишком мал, чтобы разумно воспринять степень повседневного риска. Возможно, он сам отправится покорять великие пространства, но пока отцу приходилось всего лишь описывать их простым, понятным и, самое главное, не страшным языком. Взяв Эрга к себе на колени, он на секунду задумался и начал, словно читая по старинной книге: - Слушай! В южном созвездии Андромеды есть три расположенных по восходящей линии звезды. Кочевники древних пустынь называли их Сиррах, Мирах и Альмах …. 4. Тяжёлая вспомогательная ракета поднялась с плоскогорья около шести вечера по внутреннему, экспедиционному времени. Она несла пятерых звездолётчиков и всё необходимое для геологической разведки. База вскоре пропала из виду, скрылась за округлым горизонтом, а внизу пролёг грандиозный лавовый щит, похожий сверху на растрескавшееся смоляное море. Вся поверхность Акелы состояла из подобных вулканических массивов. Тонкая кора планеты страдала от регулярных приливных воздействий и, сближаясь с тем или иным светилом, дробилась неровными складками. Магма выплёскивалась из недр, сильные излучения сжигали лёгкие элементы. При большой, для такого радиуса, массе, планета не могла удержать нормальной атмосферы и даже не имела постоянного рельефа. Сейчас здесь царил период редкого геологического затишья, но в дальнейшем под угрозой стояло само существование небесного тела. Астрономы экспедиции вычислили 30-ти процентную вероятность столкновения с горячим компонентом системы в течение ближайшего миллиона лет – миг на космических часах и плотный синий карлик проглотит свою незадачливую спутницу. Изрыгая под углом колючие огненные струи, ракета двигалась по назначенному курсу. Пилот вмешался в управление лишь на подлёте, когда настала пора сделать завершающий круг и сбросить радиомаяки. Вблизи сверкающий кратер выглядел ещё огромнее. Словно подкрашенный белилами, он разлёгся в хаосе дробящихся теней, взламывал равнину циклопическим провалом. Повернув сопла, пилот аккуратно спустился у южного края, так, чтобы исследователям было легче пройти к основному выбросу металлов. Из выпуклого брюха машины немедля скользнул подъёмник, началась выгрузка роботов, инструментов и людей. Дана огляделась, ступая по твёрдой, похожей на переплавленный шлак почве. Близкий горизонт чудился ещё одним таинственным обрывом, чёрные, двойные тени, ещё вчера смотревшие врозь, сдвинулись параллельно. Светила на небе стояли вплотную. Скоро они наложаться друг на друга, образуя своеобразную цветовую пару. «Будет интересное явление» - мельком подумала астроном, и посторонилась, ощутив за собой тяжёлые шаги. Грузная фигура с бочкообразным туловом и треугольной, уширенной кверху головой прошла мимо. Робот нёс тяжёлый бур, и контейнер для большей части образцов. Когтистые лапы оставляли в почве борозды, похожие на следы доисторического животного. Пожалуй, фигура этого безотказного слуги и носильщика больше других подходила хаотическом пейзажу. Подобно древнему шерпу он носил тяжёлые вещи, сохраняя за исследователями относительную свободу движений, планов и действий. Люди в жёстких пустолазных скафандрах одинаковым жестом запеленговали свои радиокомпасы и, построившись короткой цепочкой, двинулись прочь от ракеты. Впереди осторожно ступал Атон Арт, опытнейший во всевозможных восхождениях. Дана шла второй, сразу за нею Нил Фор. Звездолётчики медленно пробирались в хаосе валунов, к сверкающей разломами серебристой гряде. Когда справа стал всё круче выгибаться насыпанный взрывом холм, Атон скомандовал остановку, и группа расположилась на привал в мелкой, сравнительно чистой от обломков борозде. Все молчали – в наушниках отдавалось лишь усталое дыхание, да потрескивание рвущихся сквозь фильтры помех. - Посмотрю, что можно сделать с тросом, - сказал, наконец, геолог и пошёл к краю обрыва. Они уже обсуждали, как лучше забить крючья и с их помощью опуститься на дно кратера. Но после изучения на месте и некоторых размышлений был выбран более быстрый путь. Со спины второго робота сняли пусковую установку. Один из звездолётчиков прицелился и отправил через провал небольшую ракету с двойным тросом и особым ввинчивающимся наконечником. Приборы на маленьком пульте позволяли следить, как боразоновая коронка углубляется в тяжёлый грунт, а потом, по натяжению троса определить прочность установки. Лебёдка осталась на этой стороне, Ллан Гебус, юный механик, застегнул карабин с упругими тяжами и вызвался сам произвести необходимый спуск. Биолог, страхуя, помог перевалить через обрывистый край, мотор лебёдки заработал, фигура в скафандре поплыла над бездной, покачиваясь на невидимом тросе. Кратер был огромен. Дно затопляла косая тень, а края выглядели невероятно чёткими в безвоздушном пространстве. Выбитый пришедшим сверху, косым беспощадным ударом, он казался иззубренной каверной, на теле планеты. Акелу сравнивали с Луной, но там были уютные купола, кипящие сложной деятельностью заводы, огромные обсерватории, раскрытые всем тайнам космоса. Дана помнила весёлые экскурсии на приземистых шарокатах и приветливый, голубой диск Земли, не дававший почувствовать себя оторванным от великолепной человеческой прародины. Здесь же, напротив, был крохотный замкнутый мирок, брошенный на мёртвую, но в то же время, словно затаившуюся перед всплеском разрушительных стихий почву. Большое мужество требовалось, чтобы принести сюда ещё и несмышлёное дитя, лишённое крепости тела и знаний остальных звездолётчиков. Тот выбор дался с большим трудом, советом всего экипажа, а обитатели несущегося в ста тысячах километров «Ра» заменяли оставленный на Земле Контроль Чести и Права. Астроном надеялась на благополучный исход, потому что знала – даже в случае её смерти, спутники примут деятельное участие в сохранении и воспитании ребёнка. Пусть и на уровне считанных единиц, но они заменят бесконечно расширившуюся семью, в которую превратилось теперь всё человечество. Опасаться стоило не людского равнодушия, а неожиданных бедствий, на которые до сих пор богат познаваемый космос. Их коллега, второй астронавигатор, уже погиб от случайного метеорита, но это был взрослый человек, который добровольно принял всю меру ответственности и стремился к звёздам со всем жаром искушённого исследователя. Но подвергать риску новую жизнь, зародившуюся в чрезвычайных условиях, при этом жизнь, бесконечно близкую тебе, но всё же чужую – это был сложный выбор, требующий огромной смелости и тонкого расчёта…. Пока Дана размышляла, Гебус достиг точки над центром кратера. Лебёдка стала ослаблять натяжение нижнего троса, и вскоре исследователь уже стоял на неровном, усыпанном щебёнкой дне. Вмонтированный в шлем телеглаз позволял следить за всеми его действиями. Некоторое время механик занимался сбором образцов, замером магнитного и радиационного поля. Около часа, крошечная фигурка ползала по кочковатой, залитой серебристой глазурью почве. Затем лебёдка снова потянула наверх драгоценную ношу. Весёлый, хоть и немного усталый Гебус, ещё в «полёте» громко делился впечатлениями. Укрепив на роботе сумку с полученными образцами и собрав прочее оборудование, группа пошла дальше вдоль кромки ненадёжного обрыва. Двигались в гору, внимательно глядя под ноги, обследуя теневые участки с помощью включённых, несмотря на яркий день, фонарей. В скальном хаосе то и дело возникали трещины, прихотливо змеившиеся среди оплавленных массивов. Нежданно мог сползти и чудом держащийся на склоне камень. Здесь, в отсутствии ветровой и водяной эрозии, но зато при резком переменном нагреве, многие обломки сдвигались от самого лёгкого толчка, грозя неслышным, а потому чрезвычайно опасным обвалом. Белая рябь всё гуще покрывала рассыпанные взрывом валуны. Атон Арт сверлом проверял толщину платинового слоя. Экспресс-анализ показывал присутствие других элементов, прежде всего железа, что помогло понять характер столкнувшегося с Акелой метеорита. Поднимая антенну, связывались с ракетой, а та перебрасывала канал на приёмо-передатчик звездолёта. Следовал короткий доклад, и снова в путь по извилистой, чрезвычайно неудобной дороге. Так продолжалось, пока группа не взошла на изобилующий косыми уступами гребень. Здесь уже не крупинки, а целые глыбы грязновато-белого металла скапливались у подножия опалённых вершин. Сверкающие ручьи, пузырясь, стекали по уступам, висли над краем тяжёлой, фестончатой массой, дробились ажурными скрученными лепестками. Иногда металл принимал почти скульптурные формы, в наплывах смутно угадывалось человеческое лицо, фигура животного, или абрис какого-то механизма. Там где слой платины был особенно гладким, двигались, как в зеркале, искажённые подобия людей, мелькало чёрное небо, полыхали тесно сблизившиеся солнца Акелы. Геолог делал снимки, встав на более-менее шершавый бугорок, поворачивал камеру, чтобы дать круговую панораму и в конце всё же не удержался от громкого восклицания: - Фантастическая концентрация! По сравнению с этим, какими бедными кажутся наши сибирские или венерианские рудники! - Причём всё это здесь, на краю Галактики, где вещество вообще рассеяно и удалено от плотных скоплений, со старыми тяжёлыми звёздами, - подтвердила Дана, тоже смотревшая на бугристое, словно раскрашенное грубыми мазками, металлизированное поле. Территорию разбили на участки. Робот, сжимая в трёхпалых конечностях стремительно вращавшийся бур, доставал геологу всё новые пробы, тот маркировал аккуратные цилиндры и складывал их в ячейки особого короба. Прочие работали малыми перфораторами, скалывали вязкий, мелко крошащийся материал и относили образцы к чёрной, хорошо заметной благодаря отсутствию наслоений вершине. Дане вспомнился прочитанный где-то рассказ об астрономах былых времён, мечтавших о целых планетах из золота, платины, или других, драгоценных с их точки зрения материалов. Жажда абсурдного накопительства толкала даже весьма образованных людей на захват ценностей или так называемых «денег», служивших некогда всеобщим эквивалентом. Интересно, что они сказали бы о своей коллеге, вот так, запросто переносящей самородки из инопланетного рудника, но погружённой в работу не ради удовлетворения собственнических инстинктов, а во имя той благородной жажды познания, какая охватила ныне всё обновлённое человечество? Работа продвигалась споро, металл лежал под ногами толстым, губчатым слоем, надо было просто собирать обломки получше, да не забыть ещё о своих ограниченных возможностях – опустошать мешки на длинном пути будет обидно. Атон Арт работал напевая, ему вторил неунывающий Гебус, а иногда в общий хор вплетался сильный тенор биолога. Нил Фор выламывал куски по соседству. Дана видела, что на выходах он, да и многие другие мужчины намеренно держатся поблизости, словно обозначая её некий особый статус. Ни словом, ни жестом она не выражала своего отношения к этому, но внутренне смущалась от невозможности быть как все. Наконец, запланированное количество платины было собрано и погружено. Подкрепившись запасённой в скафандрах жидкой пищей и немного отдохнув, группа двинулась в обратный путь. Проторенная дорога и отмеченные на карте пеленги, делали поход несколько более лёгким. Люди стали обмениваться репликами не только на коротких остановках. Геолог оглашал планы на будущее. Он мечтал отправиться к хребту Бандерлогов, интереснейшему поднятию, составленному из огромного, меридиально вытянутого частокола андезитовых скал. Ллан Гебус воспевал будущую высадку на Плутон – пусть бушующая атмосфера этой планеты и мешает исследователям даже в эпоху звёздного космоса. Нил Фор отвечал односложно, а Дана слушала голоса, но предвкушала не походы и новые открытия, а всего лишь возвращение на корабль. Шли, буквально протискиваясь меж пёстрых от металлического налёта валунов, примерно в километре от того места, где спускался в кратер словоохотливый Гебус. Уже осталась пройденной неизвестно какая по счёту узость, астроном машинально взглянула по сторонам и вдруг её глаз натолкнулся на круглый, резко очерченный предмет, лежащий во впадине с пепельно-серым, потрескавшимся грунтом. Звездолётчики только-только вышли на открытое место, и, вероятно, ещё даже не разобрались, что хочет показать им астроном. Биолог ворчливо осведомился о причинах остановки, Дана сделала шаг в сторону, быстро нагнулась, подхватила оказавшийся не столь уж и ровным кружёк, и в тот же миг, почва буквально рассыпалась у неё под ногами. Она успела рефлекторно отклонится, но, кажется это было бы бесполезно, если бы не какая-то сила, рванувшая кверху её колени. Другой удар пришёлся по лодыжкам, отбрасывая назад, прочь от линии скольжения. Сквозь толстый, прозрачный силикобор, из которого состояло забрало шлема угрожающе мелькнули звёзды и вставший дыбом щебёночный путь. Дана рухнула, ещё успев подумать о сохранности вмонтированных в скафандр приборов, и слыша в эфире чей-то предостерегающий крик. Сесть получилось не сразу. Когда же это удалось, то у своих ног девушка увидела чёрную, медленно осыпающуюся дыру. Облако пыли блестело на солнце, сквозь него с опаской продвигались к дыре два звездолётчика. Ни надписей на скафандрах, ни лиц разглядеть возможности не было, но молодая женщина уже поняла, что означает отсутствие ещё одного члена группы. С тоской она заглянула в зияющий провал. На крутом, уходящем в неведомую глубину склоне, среди острых как иглы обломков, распласталась неподвижная фигура. Крупный песок осыпался на плечи и шлем с включённым в половину накала фонарём. Дана почувствовала, как тугой комок стремительно подступает к горлу, мешает дышать, как теснится в груди и сердце буквально разрывается от острого сожаления. - Нил…. - Я слышу! Но сползаю…. Хриплый голос ударил по взбудораженным нервам. Жёлтое пятно фонаря слегка пошевелилось, а в яму уже летел спасительный линь. Биолог с видимым трудом просунул руку в петлю, всё больше соскальзывая средь каменной взвеси. Потом его общими усилиями тянули на поверхность, а он всё подбадривал заверениями о полном здоровье и, как мог, загребал ногами в текучем, сыплющемуся по склону грунте. Подхватив товарища, звездолётчики отбежали в сторону, а в мерзкий провал, почти сразу обрушился ещё один слой породы. Быстрый осмотр на месте показал серьёзные повреждения в скафандре. На шлеме мигал красный глазок утечки, по гофру, здесь и там, ярко пузырилась фосфоресцирующая жидкость. В тех местах, где защитный слой сигнализировал о выходе воздуха, немедленно наложили клейкий пластырь. И дважды пришлось удалять стекловидные обломки, изумляющие своей неимоверной остротой и твёрдостью. Кроме того у биолога оказалась вывихнута рука – скорей всего при невероятном усилии с которым он отбрасывал Дану от предательской ловушки. Медицинский наплечник следивший за пульсом, температурой и электрическим потенциалом кожи, уже сделал обезболивающий укол, в остальном нужно было положиться на крепкий организм и могущество космической медицины. Атон Арт сфотографировал напоследок дыру, содержавшую, скорей всего, какой-то необычный газовый пузырь, внедрившийся от древней, застывшей теперь интрузии. Дана Тис подобрала сумку и тот злополучный платиновый кругляш, отброшенный назад к разномастному каменному лабиринту. Ей хотелось побыстрей уйти с этого места. Возможно, и остальных обуревали подобные мысли. Дальше группа шла без лишних задержек, иногда поддерживая раненного товарища. Собственно, его мог бы нести один из роботов, но Нил Фор отказался от сомнительной чести и потребовал сохранить все погруженные на андроидов образцы. Так, с большой опаской, но вполне благополучно, уставшая четвёрка вернулась к ракете. 5. Возврат вспомогательной ракеты слегка нарушил ночной распорядок, но поскольку всё обошлось без тяжёлых происшествий, то даже врач, поднятый к своему рабочему месту, смог вернуться в каюту на отдых. Утро началось как обычно. В куполе щёлкали двери лабораторий, изредка курсировала по проходу автоматическая тележка. Точно так же пробегала коридорами детская фигурка. Чуточку забавный в своём новом костюме, неся за спиной снабжённый ремнями ящик, Эрг Ноор забрался на самую верхнюю галерею, под закруглённую и совершенно прозрачную крышу станции. Силиколовые панели открывали прекрасный круговой обзор, но мальчик не обращал внимания на привычный пейзаж, расположился на полу и самостоятельно занялся игрой. Из кубиков вновь был составлен «Баурджер», за ним последовал его брат-близнец «Ра», а в это время настоящие звездолёты чудовищными рыбами высились по бокам смотровой площадки. Ярко рдело носовое анизотропное покрытие, карликами выглядели горные механизмы, оставленные меж коленчатых опор. Наполненные поистине космической силой машины, словно в ожидании близкого старта, смотрели на горящий, разрезанный двойным светилом горизонт. Именно такое впечатление сложилось у Бенги, когда она, вдвоём с механиком, поднялась к верхушке купола. Зеф Барак держал пару тёмных очков. Если их одеть, то светила Акелы станут сейчас неровной перекошенной восьмёркой. Идущие от них длинные, чертящие по галерее тени практически слились, так, что даже увлечённый строительством Эрг заметил эту новую особенность. - Смотри, они все теперь в одну сторону! - Потому что солнца сейчас пройдут одно на фоне другого. Начнётся затмение, - Бенга отвернулась от окна, чтобы пояснить мальчику увиденное. - А мама говорила, что это когда Земля…. - Эрг наморщил лоб, - нет, Луна…. А! Луна проходит между Землёй и солнцем, вот! - Но здесь нет Луны. - А у нас всё рано есть! Вот так, вот так она проходит! Эрг тут же принялся показывать на кубиках. И девушка присела возле него, отнесясь к его трудам с подобающей моменту серьёзностью. Из зала собраний на галерею шли Дана Тис, Вик Хель и Нил Фор. Биолог нёс руку на перевязи, особых лубках для скоростной регенерации тканей. Обогнав мужчин, Дана взбежала по лестнице и безмолвно положила перед сыном диск сероватого металла. - Это мне?! – Эрг в изумлении смотрел на новую игрушку. - Разумеется. - Ой, как хорошо! Мама, у меня теперь всё есть. Даже человечки! Из коробки выпадали приберегаемые напоследок фигурки. Начатое построение переменилось, слиток отодвинул лишние кубики, занял центральное, почётное с точки зрения Эрга место. По бокам к нему присоединились цилиндрические переходы, а чёрные, вылитые из пластика фигурки усыпали подобия кораблей и пространство перед ними. И каждая теперь отбрасывала чёткую, одинарную тень! Слитно горевший над планетой солнечный костёр окрасился мягкой бирюзой, которая тут же, без перехода обратилось в густеющий поток зелёного света, напрочь затопивший широкую галерею. Сверкнули, меняя окраску носы звездолётов, в бушующий, грозный океан обратились лавовые потоки, звёзды изумрудов заблистали там, где на поверхности лежали россыпи самородных металлов. Эрг, впервые видевший эту картину, вскочил потрясённый, подбежал к прозрачной стене, возвратился, сцепив и прижимая к груди тонкие руки. - Как красиво! Мама, смотри, как красиво! Люди переглядывались, замечая друг у друга на лицах всё тот же странный, зеленоватый оттенок. Дана стояла безмолвно, закусив губу, смутно видя через навернувшуюся на глаза влагу. А её сын кричал и пел от восторга. Ведь, кажется, во всей вселенной не было такого живого, доброго и неожиданно прекрасного света. Он протягивал руки к куполу и их заливал могучий свет. Он направлял вверх лицо и его заливал весёлый свет. Свет, рождённый в бесконечном разнообразии мироздания. И, сколь не искушены были звездолётчики, но и они часто воодушевлялись зрелищами поистине неземного масштаба; становились зрителями в той космической галерее, какую могут обозревать все, кто разумен, способен к восприятию красоты, и может сам стремится к чему-то подобному. Зелёный цвет – цвет жизни. Словно немыслимой яркости полярное сияние блистало над планетой, и мёртвая Акела преображалась в ответ. Кисть циклопического художника коснулась привычных уже равнин, брызнула живой краски на камни и лаву, трещины и оплавленные древним жаром хребты. Слабые тени сплетались в эфемерную сеть. Пусть на мгновенье, но твёрдые базальты обрели покров из колосящихся, волнуемых ветром трав, группы валунов превратились в кустарниковые рощи, камни повыше – в стоящие отдельно деревья. Тоскующее по земной природе воображение само выправляло картину, стараясь сделать её ближе для оторванного от своей привычной среды человека. Эрг устал. Не смеялся больше. Просто стоял, покачиваясь с кубиками в руках. А Дана ещё теснее прижалась к астронавигатору. Ведь она могла и не увидеть всего этого! Сколь долог путь к человеческому совершенству, вершинам самоконтроля и самовоспитания! И сколько на нём подводных камней, щербатых ступеней, на которых может оступиться человек, ведомый самыми лучшими побуждениями. Ошибка, желание сделать что-то только для себя, для своего ребёнка едва не окончилось гибелью человека. Чувство вины было глубоким. Но сейчас и оно уходило, сменяясь главенством нового, высокого чувства. И слёзы, блестевшие в зорких глазах астронома и учёного, не были данью случайной женской слабости. Сильная, гордая, одухотворённая, стояла Дана Тис рядом со своим мужем. Нет, не слепой инстинкт владел ею. Рождая нового человека, она дарила ему беспредельность вселенной, радости творчества, познания и любви. Олицетворённая в нём польза встанет вровень со знанием, сила вместе с высокими стремлениями прочертит новые пути за пределы населённой ойкумены, и разум снова и снова будет продолжать свою бесконечную космическую эстафету.