Из уст подвыпившего слуги: история графа, двух баронов и девицы Женевьев

Въехали они в Париж. Всё было бы ничего, да в Париже времена неспокойные настали. Ну, знаете, когда все напряжены донельзя, и какая-нибудь ерунда целый пожар может разжечь. То ли экипаж, в котором ехала Женевьев со служанкой, горожанам не по нраву пришёлся, то ли кучер Женевьев хлестнул какого-то зазевавшегося лоботряса, только на карету напали. Сопровождающий кортеж оттёрли. Кучера с козел стащили. Один наглец в окно экипажа сунулся и дверь попытался отворить. Женевьев его что есть силы первым попавшимся сундучком и треснула. Служанка визжать начала. Неуч нападать раздумал и прочь отлетел, но дверь у кареты всё же отворилась. Как бы дальше Женевьев и слуги справлялись, неизвестно, но на их счастье, вопли служанки Женевьев, (а дева она была страсть, какая голосистая) были услышаны. Трое королевских миньонов, ребят бузотёристых и храбрых, господа граф де Келюс, граф де Шомберг и маркиз де Можирон, в кабачке неподалёку приятно проводили время за бутылочкой бургундского — анжуйское вино они принципиально и в рот не брали. На эти женские визги и шум толпы наши кавалеры выскочили на улицу, и видят, что дело совсем дурной оборот принимает. Вступились они немедля за кортеж Женевьев. И ну толпу охаживать. Такая потасовка завязалась! Можирон слева от кареты отбивается, Шомберг справа толпу теснит, нет, право теснит! Келюс ко дверям экипажа пробился. «Госпожа!» — кричит. «Я госпожа!» — выкрикивает Женевьев, а экипаж колышется, как корабль в штормовую погоду. Лошади ржут, пятятся, на дыбы пытаются встать. «Куда вы направляетесь?» — только и успел прокричать Келюс. «Дворец Ла Рош!» — отзывается Женевьев. Тут каналья какая-то решила в свалке со второго этажа одного из домов поучаствовать, и бросила горшок цветочный, увесистый. Келюс увернуться не успел, и горшок, от соприкосновения с графской головой, разлетелся на тысячи осколков. Земля брызнула во все стороны, стебли растеньица в накрахмаленных брыжах графа застряли, а сам храбрец, как подкошенный, наземь повалился. Не везло графу де Келюсу на ранения в голову, ну очень несчастлив он на них был. Всего неделя прошла, как граф с пьяницей Бюсси на дуэли подрался и тот по голове графа эфесом шпаги изловчился и стукнул, а теперь цветочным горшком, вот, заехали. Видя, что отважного кавалера сразили, служанка Женевьев побольше воздуху в лёгкие набрала и так заверещала, что толпа просто волной от экипажа отхлынула. Женевьев увидала хлыст кучера на земле, прямо рядом с графом. Она из кареты пулей выскочила и хлыст схватила. Хоть какое-то, да оружие. У Келюса, к счастью, крепкая голова была, он сразу признаки жизни проявлять начал. Кое-как встал граф на ноги, головой потряс, и подумал на миг, что оглох, но удар был здесь вовсе ни при чём. Это голосок служанки-сирены на него такое воздействие оказал. После, граф де Келюс с Женевьев де Ла Рош каким-то образом на кучерское место взобрались. К этому моменту, как раз, ещё больший просвет в потасовке нарисовался. Шомберга с Можироном слегка потрепали, но и добрые парижане получили от них на орехи. Под натиском наших удальцов, горожане, наконец, задумались: «Господа, что-то мы и впрямь громко себя ведём, и что это мы все, в конце концов, так разодрались?» Охладили добрые буржуа свой пыл и дали экипажу проехать. Граф де Келюс, как заправский кучер, доставил экипаж ко дворцу барона де Ла Роша в лучшем виде. Женевьев ему тоже помогала. Граф за вожжи дёргал, а она лошадей нахлёстывала. Вот так и прибыла Женевьев де Ла Рош в Париж. Жаль, что опекун Женевьев со стороны своей племянницей не мог полюбоваться. Почтенный барон, как мы уже упоминали, был на аудиенции у герцога Анжуйского.