Дети Небес

Сидя в традиционной позе перед маленьким лаковым столиком, Конзен Доджи священнодействовал: колонковой кистью он выводил на шелковистом листе бумаги мудрые слова. Драгоценная тушь собственного изготовления ложилась легко, рука была тверда, а глаз – остёр. Конзен не мелочился, он рисовал символы величиной с ладонь. Каждое слово приходилось писать на отдельном листе. Рядом с тушечницей стояла баночка гуммиарабика, чтобы потом листы склеить. Когда упоительное занятие каллиграфией подошло к концу, в дверь постучали. - Конзен-сан, Канзеон-сама срочно требует вас к себе! Мысленно плюнув (не плевать же реальной слюной на сияющие плоды собственного труда), Конзен приказал Гоку: - Аккуратно склей. Если будет неровно или клеем заляпано, на обед даже рамена не получишь! Вернувшись через час в опустевшую комнату, Конзен убедился, что плакат склеен просто идеально. Он внимательно проверил стыки – высший класс! С облегчением вздохнув, Конзен повесил плакат у себя за спиной и продолжил рутинную работу. Через четверть часа к Конзену заглянул маршал Тенпо. Он слушал речи друга, косился на плакат, потряхивая чёлкой, и хватался за очки. При этом жалобы Конзена на развратное поведение тётки почему-то оставались безответными. Неизвестно, когда маршал собирался уходить и собирался ли он вообще это делать, но около полудня в кабинете появилась Милосердная Канзеон, и маршала мгновенно не стало. Канзеон заметила плакат, присвистнула и спросила: - Племяш, бедненький, совсем заработался? - Нет, - радуясь тому, что уел тётку, буркнул Конзен. Милосердная чему-то заулыбалась и, направляясь к двери, уронила: - За день не устал – устанешь за ночь. Следующим посетителем оказался Джирошин. Не отрывая глаз от плаката, он неаккуратной кучей вывалил перед Конзеном документы, повернулся и молча покинул кабинет. - Что, правда глаза ест?! Седина – куда-то там, бес – в голову, - процедил Конзен. После полудня в тихом обычно кабинете от посетителей отбоя не стало. Сначала в поисках маршала к Конзену заглянули три солдата Западной армии. Через пять минут уже южане искали у него Феникса. Южан Конзен прогнал чёрными словами, но они не обиделись, а с хохотом умчались по коридору. Потом пришли клерки из департамента юстиции и принесли «новые» акты, которые Конзен видел два года назад. Потом подвалила делегация из департамента финансов и, потоптавшись в дверях, всем составом рассмеялась. Никогда ещё финансисты не ржали Конзену в лицо. Конзен озверел. Он написал и повесил на дверь записку «Не стучать! Убью!», после чего сел, наконец, работать. От работы его оторвал топот, эхом летящий в моментально притихшем коридоре. По сияющему дворцу, в ногу, шли четверо главнокомандующих. У двери конзенова кабинета шаги смолкли. Жутко испугавшись, хозяин кабинета слился с мебелью. «Я стучать и не собирался», - громыхнуло в коридоре. Дверь распахнулась – подпирая темечком притолоку, в проёме нарисовался Довэнь. Он обвёл помещение тусклым взглядом и отступил в коридор. Дверь закрылась, но было слышно, как Довэнь пророкотал: «подтверждаю, соответствующий плакат висит». В ответ раздалось раздражённое рычание: «развратник!» А довольный голос, похожий на рокот волны, произнёс: «я выиграл пари». Сразу после убытия главнокомандующих, домой вернулся Гоку. Он тоже заметил плакат и страшно обрадовался: - Тебе понравилось? Как хорошо! Вот молодец Кен-нии-чан! Это он помогал мне клеить. Я-то читать не умею… Конзен? Что с тобой?! «Радость в распутстве, а не в спокойствии», - что ещё мог сообщить миру генерал Кенрен?