Дни, когда нам пришлось расстаться

      Солнце безжалостно палило: стояла такая нестерпимая жара, что даже выйти на улицу у него не хватало сил. Когда-то его прельщали теплые деньки, и он спокойно мог разгуливать по нагретой на солнце улице и взывать всех неправедных поклоняться Магран — богине-шлюхе. Всю свою жизнь он провел, скитаясь по разным краям, проповедуя одни и те же вещи. Он не знал о хорошем сне, совсем не ел, носил грязную старую порванную рясу и ходил босым. Каждый новый день ему гарантировала вера. Но сейчас он не имел никаких гарантий, что на следующее утро он вообще проснется.       Теплая постель, пища и кров: об этом он слышал от других людей, теперь эти вещи не казались ему чем-то безумным. Стоик сидел в таверне, попивал горячее кислое пиво, закусывал тухлой вяленой рыбой и слушал разговоры крестьян о засухе, погибших посевах, о голоде и нескончаемой жажде. Они косо посматривали на священника, надеясь, что он услышит их мольбы и придет на помощь: призовет Богов, помолится о дожде. Но Стоик молчал. Уж не думают ли они, что за корку черствого хлеба и каменную постель он согласится работать. Но все же один из крестьянских мужиков, кудрявый и загорелый, осмелился подойти к нему.       — Мы слышали, вы колдовать умеете. Тогда наколдуйте нам дождь! — бросил он. В его голосе, манерах, внешности было что-то такое знакомое Стоику. От крестьянина пахло дымом и свежевыкошенной травой, он ковырял в зубах стеблем пшеницы, а его руки и лицо были в веснушках. «Эдер, что ты здесь делаешь?» — хотелось спросить священнику, но потом он вспомнил, что веселый светловолосый парень сейчас заправляет какой-то дирвудской деревушкой, и сразу же оскалился.       — Я клирик, а не маг, — рявкнул он. — Хотите управлять погодой? Зовите друидов.       С этими словами Стоик вышел из таверны, опираясь на старый посох и чуть-чуть прихрамывая. Он не помнил, когда пил столько много, но алкоголь пробудил в нем много хороших и радостных воспоминаний. Он думал о своих погибших товарищах, которые помогали ему строить бомбу — Молот Бога, думал о былых приключениях с Хранителем и о правде, которую узнал о Магран.       «Шлюха». В последнее время это слово частенько всплывало у него в голове. Он и раньше так называл свою богиню, но в последнее время это выражение имело злой, нежели шутливый характер. Но все же он чувствовал, что Магран не его хочет отпускать. Стоик видел ее лик в глазах страдающих от жары крестьян, слышал ее голос в мольбах жаждущего пить ребенка, и знал, что она его ни за что не отпустит. Каждый день он уверял себя в том, что он не является виновником чужих страданий. Для успокоения души он часто исцелял больных и лечил умирающих. Но люди все равно болели и умирали. Сегодняшний день стал для него решающим.       — Хорошо, шлюха, ты победила. Я снова буду служить тебе, — лицо жреца искосилось в злобной гримасе.       Он надеялся найти в деревеньке свой дом, но нашел лишь немного горечи и страдания. В последний раз Стоик кинул взгляд на деревянные маленькие домики, и медленным шагом удалился прочь.       Когда он дошел до пригорка, то оглянулся на расположенную у горизонта деревушку, погруженную в мрак черной тяжелой тучи, и зашагал дальше.