***
Он сидит за попытками научиться читать; приходит закат, когда воздух медленно начинает таять и исчезать в ночном холоде, когда на душе у Фенриса тоска, тянущаяся патокой по всем нервам и оседающая где-то в районе живота, когда книга становится единственным спасительным способом отвлечься. С такой тоской нельзя жить и уж тем более нельзя выживать, как это делает Фенрис. Всё больше он задаётся вопросом, что ему делать, когда он наконец убьёт Данариуса, и всё больше он понимает, что не знает, куда потом будет двигаться. Некуда. Беглых рабов не любят. Беглых рабов убивают. У беглых рабов будущее жалкое и разбитое. Но когда он слышит шаги в холле особняка, весь дом на мгновение замолкает, прекратив свои насмешки. Дом наблюдает за гостем и пожирает его образ. И только потом позволяет Фенрису взглянуть на него. Бетани стоит в дверях, и весь её силуэт пропитан тонким слоем решимости и толстым слоем неуверенности. От того и другого внутри становится душно. Фенрис встаёт с кресла, чтобы вглядеться в карие глаза девушки. Хрупкая, немного наивная и с глупой улыбкой на губах. — Привет, — тихо говорит она, делая шаг за порог. — Прости, я помешала тебе? — Нет. Она отчаянно пытается набраться смелости и стреляет глазами, заново изучая комнату, словно находится в ней впервые. Но у Фенриса всё по старому — те же потрепанные кресла, те же изуродованные столы, те же грязные очертания камина; лишь новая бутылка вина из погреба — единственная возможность, чтобы заснуть и не просыпаться от вспышек памяти и фантомной боли, что по всем белым меткам распространяется. Кажется, Бетани тяжело вздыхает, останавливая взгляд именно на бутылке. — Хочешь? — кивает он в её сторону, зная, что откажется ведь. — Хочу, — пожимает худыми плечами и смотрит почти с усмешкой, которая заставляет Фенриса удивиться. Он даже на секунду забывает, что предложил ей, но потом тянется за бутылкой и зубами вытаскивает пробку. — Что случилось? — понимает он, когда она кладёт в сторону посох отца, что Мариан ей благородно отдала пару дней назад, и падает в кресло так, словно с небес только что выкинули, и она наконец приземлилась. — Мариан. Опять. Каждый день Бетани сталкивалась с внимательными и немного даже косыми взглядами сестры, в голове которой крутился один и тот же вопрос и ещё тысяча, а может даже миллион упрёков. — Она отчитала меня за ... связь с тобой. Фенрису практически удаётся усмехнуться, но смешок прячется в потоке злости к Мариан. Сама связалась с отступником-серым-стражем-безумцем и теперь имеет право мешать своей сестре выбирать человека, с которым та хочет быть. Бетани берёт бутылку и делает несколько больших глотков. Вид у неё более чем усталый и изнеможенный. Она ненавидит ссоры с сестрой по видным причинам и всегда мучается от чувства вины, после того, как уходит из дома громко хлопнув дверью. И идёт в мрачный особняк, где холодные стены одаривают её теплом и позволяют себя почувствовать хотя бы на минуту нужной. И эту минуту хочется растягивать на вечность. Но Фенрис слишком много убегал, чтобы не убежать и от этого. И подобная мысль режет Бетани похуже острого ножа.***
Она никогда не позволяет себе просыпаться в его кровати и возвращается домой ещё до рассвета, но вино и усталость делают своё дело. Фенрис открывает глаза и видит рядом с собой продолжающую спать Бетани. Её хрупкость завораживает, и эльфу не хочется её будить. Она уснула почти сразу, как они легли на кровать. Фенрис упрямо чувствовал на своих губах её нежные поцелуи и её маленькое тело в своих руках, пока он пытался убаюкать её, словно ребёнка. Фенрис хочет её снова прижать к себе, но чужие шаги заставляют его отдёрнуть руку. Злой взгляд смотрит на дверь, где стоит яркая, словно солнце, обладательница голубых глаз и насмешливой улыбки, в которой прячется злость и упрёк. Мариан видит, что эльф не спит и манит его рукой. Тихо шуршит теплое одеяло и Фенрис ступает на пол босыми пятками, бесшумно, словно кот, крадясь к выходу из комнаты. Мариан зла, и эту злость Фенрис упрямо отказывается понимать. — Вы должны это прекратить. Не просьба. Приказ. Но Фенрис уже достаточно наслушался такого, чтобы с лёгкостью игнорировать. — Нет. Мариан знала, что эльф не пойдёт на попятную. Как и её сестра. Но козырей в её рукавах изначально не было. Она просто знает, что это неправильно. Знает и всё. И как теперь объяснить это эльфу, в чьём настойчивом взгляде она видит лишь отчаянное желание стоять на своём? Она видит, она знает, он цепляется за Бетани, как за спасительный круг. Как за шанс начать всё сначала — сама подала ему эту идею и теперь раскаивается. Но она видит ещё и свою сестру, ту, которую поклялась оберегать, ту, которую подвела, когда не смогла защитить Карвера, ту, чьё сердце ей куда дороже своего собственного. — У вас нет будущего, — говорит Мариан, но глаза опускает. — Словно у тебя оно есть с этим магом-отступником, — огрызается Фенрис, да Хоук старшая и сама знает, что будущее можно в конце-концов построить, добраться до него сквозь гору трупов, но всё же найти его. Так она была готова делать с Андерсом, но она не верила, что Фенрис сможет то же самое. Или не хотела верить. — Бетани тоже маг-отступник, — замечает Мариан, давя уже на то, на что давить нельзя. — Ты же ненавидишь магов. — Бетани сильная. По-крайней мере Фенрис отчаянно пытался в это верить.***
Младшая Хоук врывается к нему с ураганом беспорядочных каштановых локонов и неразборчивых мыслей. Врывается и целует; ему кажется, он может слышать её тревоги, её страхи, её желания, но его настораживает эта какофония звуков. Она кажется странной, не свойственной той Бетани Хоук, которую Фенрис знал. — Ш-ш-ш, что случилось? — улыбается тенью улыбки эльф, прижимая девушку к груди. — Ничего, — бурчит, словно маленький ребёнок и возразить вроде как нечего. Не хочет рассказывать, не надо. У него нет привычки допрашивать. Он лишь целует, потому что ничего более не умеет. Ни утешать, ни успокаивать, ни поддерживать. Он умеет просто быть рядом, послушным псом ластясь к руке. А у Бетани есть дар понимать без слов.***
Фенрису на части хочется разломаться, когда Бетани забирают в Круг. Хочется превратиться в огромного волка и разорвать на части всех присутствующих в Казематах. Но его сдерживает лишь осознание, что тогда её легко тоже могут убить, и он лишь разворачивается, пытаясь хотя бы ненавистью своей выжечь всё вокруг. Но ещё больше он ненавидит тот факт, что она не сопротивляется. Молча принимает свою судьбу, забыв о том, что беглый тевинтерский раб готов ради неё разрушать города. Уничтожать их подчистую, лишь бы она была свободна. Мариан возвращается и одаривает его взглядом, в котором он впервые видит сочувствие. Но его хочется выбросить, словно мусор, потому что легче не становится. Бетани носит одеяния Круга и не выносит, когда Мариан приходит вместе с Фенрисом. Потому что глаза его выносить невозможно, потому что его молчание более не греет, потому что его присутствие давит. Он становится невыносим, но без него, кажется, Мариан вообще не приходит. Уколами ревности приходится заглушать отчаянную мысль: « Может быть он просто хочет видеть меня? Узнать, что со мной всё хорошо? »***
Она злится на себя из-за того, что первой её мыслью, после взрыва церкви, является Фенрис. Жив ли он? Она не сомневалась, что сестра выберет магов. Ради самой Бетани, ради ущемлённых в правах людей, ради нового мира, ради новой системы. Знала, что Фенрис последует за Мариан, знала, что сама поможет сестре. Знала, что снова придётся краем глаза следить, чтобы эльфа не ранили и большую часть защитных или целительных заклинаний направлять на него, но так, чтобы не заметил, не увидел, не понял. Они никогда не говорили о произошедшем, но их связь как-то прекратилась. И Бетани кажется, что она единственная, кто к ней тянется, кто хочет её возобновить. Тошно становится, но для этого нет времени. Киркволл в огне, и Бетани уже чувствует, как эти сцены будут видеться ей в кошмарах. Если она выживет. — Смотри под ноги, — её хватают ровно в тот момент, когда она готова упасть на землю, подскользнувшись на луже крови. Ловят крепкие, знакомые руки, но она вырывает локоть. — Разберусь, — пожалуй, это самое грубое, что она может сказать Фенрису, иначе разрыдается. Слишком много всего сковывает сейчас её сознание. Отвлекает от битвы.***
Теперь не объединяет ничего более. То будущее, которое хотелось иметь размытыми воспоминаниями тревожит сознание. Фенрис ругает себя за ошибки и эмоциональность, но не видит дороги назад. Попытка начать жизнь заново была просто попыткой, которая никогда, по сути, и не имела-то шанса на успех. Всё разлаживается тогда, когда уже казалось, что пошло на лад. Он не помнит свой последний взгляд на Бетани, но помнит, что Мариан была зла и готова была его убить. Нахальная усмешка Андерса окончательно вывела эльфа из себя, и он просто ушёл. Растворился в пепельном смоге почти сгоревшего до тла Киркволле и ушёл туда, где жить удавалось благодаря привычке — в Тевинтер. Варрик писал письма, рассказывал, что у Бетани всё хорошо, и она помогает оставшимся без Круга магам. Фенрис никогда не рассказывал гному о своих отношениях с юной магессой, но для того, чтобы узнать о них, стоило просто посмотреть на эльфа и младшую Хоук, когда оба были рядом друг с другом. Варрик высказывался в своих лучших литературных манерах, пряча за глубокими и красивыми словами ёмкую суть. Но Фенрис не дурак. Понимал. У Фенриса не ладилось, не клеилось, не собиралось, и он мог лишь только убивать одного магистра за другим, словно от их смерти зависела его жизнь. Мог только злиться на себя и весь мир, снова превращаясь в тот сгусток тьмы, которым был раньше, пока Бетани его не вытащила. Она бы не захотела иметь с ним дело, если бы они увиделись вновь.***
Лицо Бетани выглядит осунувшимся и усталым, когда он находит её, сжимая в руках письмо от Мариан, в котором та просит заняться поисками какой-то тевинтерской магессы по имени Кальпения. Фенрис сам не знает, что делает в Вольной Марке, когда должен быть в совершенно другом месте, но строчка « Попроси Бетани помочь тебе » врезается в мозг, словно заноза. И не вытащишь, чёрт возьми. — Здравствуй, — она встаёт в полный рост и ему кажется, что её осанка стала острее. Руки её наполовину в крови, а на полу тело раненного храмовниками мага. Усталость вызвана использованием большого количества маны, но в глазах та решимость, что всегда Фенриса удивляла. Откуда в столь хрупком создании эта сила? — Здравствуй. И не остаётся ничего более, кроме как разбиваться пополам и тянуть к ней руку, чтобы та приняла, испачкала в крови, но прижалась к нему, почувствовала себя наконец под защитой. Потому что Бетани чертовски устала строить из себя сильную, особенно с тех пор, как Мариан нет больше рядом. Устала и ей судорожно хотелось ощутить себя такой же маленькой девочкой, какой она была всегда в его руках. Будущее есть всегда. Только вырывать его надо из пастей голодных псов, только стремиться к нему надо до последнего вздоха.