Ведьма Принстона

Ромул убил Рэма из властолюбия. Каин убил Авеля, ведомый слепой любовью к Богу, переросшей в его душе в черную зависть проклятого в веках братоубийцы. Ненависть Ньютона к Лейбницу зародилась в числах математического счета. Наверное, в этом сокрывалась животность человеческой натуры – причинности распри могли явиться в том, что несло лишь благо силы и ума. Поняв это, Кристофер поразился способностям человека – рождать Зверя из божьего, как древние рождали Божье – из звериного. Чем раньше начнешь сход – тем лучше. Они уставили друг на друга – Джим Клайд и Кристофер, как друг другу равные. Только между равными может произойти честная драка. В пьяных глазах алхимика проснулась правильная расчетливая злость. Он увидел, как Кристофер тянет рабочую руку к пистолету и предупредил его: - Он не заряжен. - Раз в десяток лет даже трухлявый пень цветет. В один миг они ощерились. Кристофер бросился на алхимика, сжимая кулак, норовя покрепче приложить Клайда по лицу. Они столкнулись лбами, и мир качнулся – кресло, в котором утопал Клайд, перевернулось и, описав острый угол, глухо легло мягкой спинкой на паркет. Оба оказались на полу, заворошились точно змеи. На шее Кристофера сжалось кольцо крючковатых пальцев и принялось сдавливать его, отстраняя от себя. Потому он захрипел, краем разума осознав, что слышал подобный же звук от слепого монстра, за мгновение до того, как ему пришел конец. Картина мира приобрела новые яркие краски. Камин хищно загудел, фигуры (округлые подлокотники, острые, как нож, углы шкафов, капли огоньков свечей) завибрировали, полопались и рассыпались, оставляя после себя только волнение сфер и угасающий свет мира. Джим Клайд умело нажимал Кристоферу на горло, заставляя его захлебываться воздухом и слушать, как пульсирует в висках жертвенный барабан. Точно прощание с миром, возникали перед взором призрачные видения из прошлой жизни – тисненные отпечатки из памяти. Лица сменялись в не до конца определившейся последовательности. Болезненная ухмылка Браума, курносый огромный нос с черными кратерами, принадлежавший Ректору, потом глаза матери – вечно чем-то недовольные и усталые. Лицо отца Кристоферу не явилось, вместо него явились тактильные чувства. Колючая борода, перешитый камзол, дурманящий запах табака. В таком запахе, сизом, как и все взрослое, Кристофер всегда чувствовал себя надежно защищенным от опасностей внешнего мира. Так было даже лучше – стоило оказаться перед лицом смерти, чтобы почувствовать, как тело обретает легкость и контроль, а боль наоборот – исчезает. Вывернутая Клайдом рука, прижатая плотно к груди, показалась даже справнее здоровой. Кристофер положил ее на лицо алхимика, закрыв пальцами обезумевшие глаза, и нажал что есть силы. Алхимику стало отвратительно больно – это было слышно и посвисту воздуха меж зубов, и по тому, как сжалась челюсть, пытаясь выдрать из ладони Кристофера кусок мяса. Джим Клайд не кричал, только сопел и фыркал, стараясь скинуть противника с себя. Как же мерзко стало от того, что все может закончиться вот так – как у бешеной собаки или у невидимого монстра с огромными мраморными глазами. Кристофер был достаточно молод, чтобы осознавать смерть, но не приписывать ее себе. Пока вокруг него находились смертные – он был уверен, как и каждый подросток, только ступивший в новую жизнь, что умирать ему не суждено. То есть, конечно это было неизбежно, но так далеко и пространно, что смешно было даже задумываться. Может, если выживет, то научится и перерастет это ребяческое заблуждение. Как сделал это Джим Клайд, танцующий на лезвии огромного острого ножа ежедневно, без перерывов на сон. Поэтому на нем все зарастало без следа и потому он, очевидно, не видел досады в разбитом лице или выбитом зубе. Они могли бы лежать так долго – по крайней мере, до тех пор, пока Кристофер не упал бы в конвульсиях, хватая ртом воздух, потому что ничто не заставило бы Клайда его отпустить. Никакая боль, должно быть, не была ему страшна, и он преодолел бы все, даже прижизненное вскрытие, если за этим стояла желаемая цель. И правда – такой уникум был один на всю округу. А может – и на весь этот грешный континент. - Грязная. Католическая. Падаль, - вырвалось у алхимика изо рта. Было славное время, когда католичество признавалось в английских землях не иначе как диким помешательством. Даже индейцы не удостаивались такой чести, какая полагалась праведному, может, даже и неплохому по деяниям, папскому культисту. Так что, будь Кристофер верующим, соблюдающим обряды, протестантом – точно бы оскорбился. А так – вроде бы и ничего, только в глазах уже начинало темнеть и пахло ромовым амбре, смешанным, почему-то, с серой. От нее у Кристофера слезился глаз, причем только правый. Странная физиологическая особенность его организма. Это, наверное, ему привиделось – он читал, что человеческий организм любит обманываться. Ему только дай волю – и сразу проснутся старые воспоминания и яркие памятные моменты, запахи и восхищения, каких ты не видывал много лет. Когда Кристофера уже кренило в забытье, и все оказалось совершенно неважным (кроме навязчивого лица ведьмы, за которое все еще хватался разум, и образ этот казался теплым, как молоко), он почувствовал, что шея онемела, будто бы Джим Клайд ослабил хватку. Конечно, такого не могло быть на самом деле. Странный писк, отозвавшийся в левом ухе, напомнил крик птицы или же скрип несмазанной двери – одинаково далекие сейчас для Кристофера звуки, извлеченные из глубин сознания. Последняя мысль его была очень скучна и обыденна: впервые за долгое время Кристофер усомнился в отсутствии Бога. Очень хотелось, чтобы он все-таки был, потому что если правда нет его – то как же обидно умирать молодым. Он забыл задуматься о своем погребении – о том, с каким лицом встретят родичи его гроб и как зазвонит колокол в небольшой церквушку у их дома, двухэтажного, пахнущего соломой и глиной. Сила божественного ударила его в живот – и душа, которой теперь являлся Кристофер всецело, без кожи и костей, полетела. Больше не было ни больно, ни страшно. Приятнейшее чувство полета в мутных огнях захватило его. Теперь, когда он был мертв – это казалось началом нового интересного пути. Но потом случилось что-то странное, о чем не говорил блаженный Августин и прочие схоласты, подробно описавшие смерть. Душа Кристофера вздохнула, и горло ее, если у души может быть горло, обожглось. Он раскрыл глаза и замер от удивления. В первую очередь от того, что перемещение ко вратам Рая оказалось мимолетным. А во вторую – потому что, открыв глаза, он не только осознал себя все еще в теле, но еще и увидел склонившуюся над ним седую голову без лица. Лицо человека или ангела было скрыто хитрой конструкцией наспех сделанной маски – мокрая свалявшаяся марля, плотно замотанная вокруг рта и гогглы с темными стеклами. Длинные волосы прилипли к потному лбу. Лицо Кристофера тоже вдруг намокло, и дышать стало приятно и терпко, как в хороший мороз. Человек обхватил Кристофера, помогая ему встать на ноги. Стоять на них было много сложнее, чем ползать, и Кристофер поплыл по комнате, стремясь к земле. Но странный фантом без жалости прошел за ним к выходу, поддерживая, наступив Клайду на живот. Алхимик жалобно рыкнул. И тогда Кристофера вытолкали из комнаты в темноту лестницы, и он в ужасе осел, растирая лицо и шею. Тело заболело, а значит – он был по какому-то недоразумению жив. Он чуть не свалился с лестницы кубарем, пытаясь сеть, раскрыл рот и закашлял. Дыхание опьяняло, рука наполнилась острой болью, а шея изнутри загорелась, точно он глотал огонь. Крутило живот. Согнувшись, Кристофер наблюдал полусидя, как его спаситель захлопывает дверь, подпирает ее готическим комодом с красной драпировкой. Услышал доносившийся из гостиной булькающий крик. Сорвав с себя маску и очки, спаситель посмотрел на Кристофера с тревогой и решимостью. И оказался, совершенно неожиданно, старым Сидом. Его лицо довелось узнать не сразу. - Ты верно забыл обо мне, - ласково, как ребенку, сказал он, спускаясь к Кристоферу и беря его под локоть – Нужно уходить, покуда еще возможно. Он выволок Кристофера с этажа, бережно придерживая, прямо на улицу, где бушевала буря. Холодная вода, бьющая отовсюду в лицо, попадала Кристоферу в широко раскрытый рот и заливала глаза. Наверное, это было лучшее, что случалось с ним в этой жизни – так он тогда подумал. Холод и свежесть, запах грозы. - Что это? Как? – невпопад спрашивал он. - Было бы больше времени – я точно выдумал бы что-нибудь хитроумное. Но некогда было размышлять. Спеши, пока наш враг не пришел в себя. На улице их ждала Косточка – взмокшая, но готовая к неизведанному, и Эклипса – укрывшаяся то ли военным плащом, то ли просто широким куском ткани – уже не разобрать. Увидев Кристофера, она схватила его за голову, вынуждая посмотреть в глаза. Сколько он ни отводил их. - Что там стряслось? На нем нет лица. - Ничего страшного. Всего-навсего кислородное голодание. Подтверждая слова Сида, Кристофер улыбнулся. Он попытался выглядеть как можно более убедительным, но ведьма точно не поверила ему. Сид отпустил его, уверяясь, что студент может и сам стойко держаться на ногах. Он вручил ему заплечный мешок, застегнул на поясе Кристофера походный ремень со свисающим лезвием ножа. Напоследок, старик похлопал его по щеке. - Прости, что вышло именно так. Но вы должны ехать. Твои друзья не смогут долго отвлекать солдат. Скачите на северо-запад, подальше от больших городов. Туда, где Британия кончается. - Британия нигде не заканчивается, - неуверенно произнес Кристофер. - Мир широк – где-нибудь она точно имеет край. Он помог им обоим забраться на лошадь. Эклипсу – впереди, чтобы она могла править. Кристофер слышал, как скрипят старые лошадиные ребра. Чтобы не упасть, Кристоферу пришлось обхватить девчонку рабочей рукой и приложиться к ее спине. Только так его взгляд не рябил. - Почему ты не поедешь с нами? – спросила Эклипса, обращаясь к старику, беспокойно проверявшему поводья. - Потому что помнишь – этот Боливар не вынесет, - Сид грустно ухмыльнулся, теребя лошадь Косточку за ухом, прощаясь с ней – мы скоро увидимся, даю слово. Скачите, пока хватит на то сил. Дождь должен смыть ваши следы. Он обошел лошадь, будто сверяясь – все ли у нее на месте. Хлопнул ее по крупу, и Косточка понесла. Кристофера закачало. От встряски пришло осознание памяти, обернувшись, он увидел, как Сид смотрит на них, подняв вверх руку, и ручьи воды льются с его лохм по морщинистому лицу. Тогда Кристофер закричал: - Ножницы! У Клайда! Сид закричал что-то в ответ, но поди услышь, через копытный гром, ветер и бурю. С площади они полетели, не щадя, к воротам. Окна келейного корпуса были открыты, из них доносился колоссальный грохот, какого не слышали даже при столпотворении. Будто весь университет хохотал в пьяном угаре. Над головой Кристофера на миг сомкнулась арка, и им открылся простор. Эклипса уверенно вела лошадь вправо, подальше от тракта. По полю – на холм и сразу же с холма, не задумываясь о лошадиных ногах, увязавших в размякшей земле. В следующий раз посмотрев назад, Кристофер не увидел уже университета. Возможно, он покинул его в тот момент навсегда, но это не вызвало у него сожаления. Он чувствовал лбом, что спина ведьмы дрожит от холодного ветра, и больше ничего не было в его голове. Он даже не мог осознать точно, что произошло с ним и почему он оказался на лошади, хотя десяток минут назад все было спокойно и тихо. Перебегая дорожные насыпи, Косточка скакнула ввысь, и Кристофер чуть не слетел с нее в придорожную канаву. Ведьма оторвала руку от поводьев, придерживая его. - Кристофер, - закричала она. Кажется, первый раз она называла его по имени. До того они оба никогда так не поступали, будто бы имя – слишком личное, чтобы его произнести – Кристофер, скажи что-нибудь. Он не знал, что сказать, потому промолчал. - Кристофер, - взмолилась Эклипса – прочитай считалочку, ты теряешься. Говори, чтобы не уснуть. Он и не думал до того, что может уснуть, но теперь, когда это прозвучало вслух, заметил, что глаза его слипаются, а звуки мира доносятся из колодца. Должно быть, он терял сознание, но поделать с этим ничего не мог. - Повторяй за мной, - повелела она – я слышала ее от твоих друзей. Хорошая считалка. Повторяй: Эта палка укажет на того! - Эта палка укажет на того, - промямлил Кристофер. - Кто станет правителем мира! - Кто станет правителем мира? - Править землей! - Править землей… - Близко ли, далеко! - Близко. Далеко. - Ты будешь царем или королевой! Кристофер! Последнюю строчку Кристофер так и не договорил. Он скользнул, головой вниз, к земле, и Эклипса спешно сорвала лошадиный бег. Она попыталась его поймать, но Кристофер опять летел, который раз за последний час. Интересно, подумал он напоследок, так ли правильно избирать на царствование лишь только подручной палкой? А может – это единственный способ?

***

В своем сне, кратком, но богатом на события, Кристофер вновь стоял у каменного вигвама. Деревья гнулись от неслышной бури. Он был все в том же старом университетском одеянии, и золотые кресты блестели у него на плечах и спине. - Странно, - сказал он, обращаясь к своему спутнику, взявшемуся из ниоткуда – Я думал, более тебя никогда не увижу. Натаниэль Браум подкурил трубку – без огня, потому как сны часто тасуют условности. Он выпустил в небо идеальное колечко дыма. - Никогда не знаешь, где в своем жизненном пути пересечешься с чертовщиной. - Мне ли теперь не знать. - Да. Ты многое повидал. Но, однако, не все. И даже не половину всего, что скрывает мир. Подожди еще немного, пока выйдет луна, и еще одна тайна раскроется перед тобой. Кристофер поднял голову к небу – и правда, рубленые края тучи, наполненные холодным светом, двигались на север. И вот-вот лунный диск должен был проявиться. - Так много странностей и нелогичностей скрывает полнолунная ночь, - хмыкнул Браум – смотри, ты верно думал, что он из камня. Он указал Кристоферу на каменный вигвам – исполинское чудо. В свете он покрылся яркими вспышками, точно облепленный мотыльками. - Красиво, - признался Кристофер. - Все, что красиво – очень, на самом деле, страшно. Они подошли ближе, и Кристофер протянул к вигваму руку, касаясь его вибрирующей поверхности. Дом мистически гудел, будто собирался взлететь и стать звездой на черной ткани неба. Кирпичики трескались, из трещин бил свет. Кристофер в страхе одернул руку в тот момент, когда осознал, что вигвам оказался живым. На него смотрели, вместо камней, тысячи маленьких искрящихся влажных глаз. В так гулу отделились друг от друга маленькие существа с грубой чешуей и блинными хвостами. Они смотрели на Кристофера, как на что-то ужасно опасное, но не разбегались, а изучали его. Тогда Натаниэль хлопнул в ладоши. И тысячи, десятки тысяч ящерок сорвались с места, посыпались друг с дружки, разбегаясь под камни, прячась в кустарнике. Вигвам, собранный из их маленьких тел, рассыпался без следа. Остался только потухший очаг, мешки, сваленные у двери, и сама дверь – вставшая теперь одиноко на опушке, как памятник. - Эти ящерицы – очень ядовиты, - пояснил Браум – одного укуса их хватит, чтобы ты сгинул в ужасных мучениях. Когда здесь жили аборигены, они приносили с их помощью жертву богам. Они отдавали ящерицам на съедение лучшего юношу племени. Но они не тронули тебя. Как ты думаешь: почему? - Потому что побрезговали? - Наверное, так и есть, - флегматично согласился Натаниэль Браум – Или же причина в чем-то другом, что нам не открыто. Мир представляется человеку причинным. Что если это вовсе не так, и мы делаем выводы руководствуясь лишь скудностью своего ума. Потому мы и ошибаемся, находя причину в том, что луна сменяет солнце, король умирает, а Христос придет и накажет всех грешников. - Сколько помню тебя – ты никогда не отличался глубиной рассуждений. - На том свете достаточно скучно. Посему приходится развлекаться тем, что ранее казалось бесполезной тратой времени. Тебе это же предстоит. Хотя, - Браум вытряхнул табак из трубки на землю – что-то мне подсказывает, что тебе не стоит ожидать конца в ближайшее время. Жаль. Когда мы встретимся – ты будешь настолько неприлично стар, что нам будет вовсе не о чем разговаривать. С этими словами фантом поклонился и направился своей дорогой. - Это предсказание? Что я буду жить долго? – спросил Кристофер ему вслед. - Вообще-то – предостережение. Постарайся к смерти не растерять юношеского задора. На прощанье Натаниэль Браум помахал ему рукой и растворился, не дойдя до леса немногим более пяти шагов.

***

* Кристофер с трудом разомкнул правый глаз, и понял, что лежит на земле, а вместо неба у него над головой бьет мокрое полотнище, привязанное к стволам деревьев. В лесу ветер и капли утихали, будто буря проходила наверху, по вершинам сосен. Единственным светом в ночной черноте оказалась бутылка, светящаяся изнутри. Кристофер коснулся ее грязными пальцами, почувствовал, как огонь внутри емкости лижет стекло, норовя ухватить его за руку. Магическое пламя, сродни благодатному, послушно сидело в бутылке и не могло выбраться наружу. Поднимаясь, Кристофер не мог не порадоваться тому, как болит все его тело – раз уж сохранилась в нем боль, то все вокруг, полагал он, реально и познаваемо. Натянутым тентом, при рассмотрении, оказался корабельный британский флаг – огромный, как полагается, носимым ранее каким-нибудь вооруженным до зубов фрегатом. Под ним смогли найти пристанище и Кристофер, и Эклипса, и даже лошадь, смотревшая на них с жалостью и состраданием. Растянутая рука болталась в узелке на груди. Штаны и куртка Кристофера были все в грязной тяжелой корке. Ведьма наблюдала за его движениями. - Ты часто говоришь во сне? - Не знаю, - уклончиво ответил Кристофер – я впервые случился в таком положении. Он сел рядом с ней, растирая шею, и Эклипса обняла его, приложив мокрую руку ко лбу. - Я не виню тебя, - сказала она – всегда знала, что он плохой человек… Очевидно, она говорила о Клайде. - …Сид подслушал ваш разговор. Думаю, он знал, что рано или поздно такое случится. Пока вы говорили и готовились друг друга убить, он приказал мне собрать все вещи и готовиться бежать. Он посулил кому-то из ваших студентов деньги, чтобы они начали драку в кельях и отвлекли солдат из караула. А потом пошел вызволять тебя. - Если бы не он – Клайд придушил бы меня без всякого сожаления. - Да, - согласилась Эклипса – Поэтому я заставила Сида тебя спасти. Он не хотел. Тебе он тоже больше не доверяет, потому что ты якшаешься с алхимиком. А я – доверяю. Не могу не доверять. Она принялась гладить его по голове, и Кристофер не решился ее прервать. Им нужно было уходить подальше от Принстона. Может, в индейские земли или к поселениям французов, упрятанных за Великой рекой. Только там им еще можно было скрыться от герметика и его жутких деяний. Но это могло подождать еще пару минут, пока Эклипса успокаивала его, как ребенка, очнувшегося от ужасов ночного кошмара. Хотя, конечно, думал Кристофер, успокоение требовалось ей самой. Впервые за долгое время принцесса-ведьма вновь оказалась в бушующем мире без стен. По крайней мере, Кристофер был уверен, что, разделив с ней дорогу, сделает её приключение чуть спокойнее.