Оборотень.

Саша проснулся первым, обнаружив рыжеволосую красавицу, спящую у себя на груди. Ее волосы приятно щекотали ему лицо, когда тот наклонялся, дабы поцеловать ее в макушку. Кто бы мог подумать, что он тоже нравится ей? Хотя, можно было догадаться, когда она не запрещала ему прикасаться к себе, не запрещала ему говорить в неположенном тоне с собой… Сейчас он просто не хотел будить и не терять мгновения, проведенные рядом с ней. Пытаясь вспомнить, что было вечером и ночью, в голову приходили лишь какие-то обрывки и картинки: первый поцелуй, пустая дорога, его пустая квартира, одежда летит в разные стороны, она под ним, затем наоборот и еще несколько раз. Уснули они только под утро, ибо сейчас часы показывали уже почти два часа дня. Солнце пускало свои лучи к ним в комнату, но, до кровати, они, к счастью, не доходили. –Ирка, – тихо прошептал тот, пытаясь доказать самому себе, что это никакой не сон, а реальность, что она здесь – рядом. Даже если будет говорить, что это была ошибка, он ее все равно не отпустит, будет добиваться, говорить, что любит, целовать и обнимать, втайне от коллег в ОВД. Женщина чуть пошевелилась и снова обхватила тело своего любовника рукой, но на этот раз, сделав это посильнее, будто бы боялась, что потеряет эту горячую твердую подушку, на которой проспала всю ночь. Отопление уже отключили, и в комнате было немного прохладно, поэтому Гордеев был как раз кстати. –Саш, – пробубнила та, не открывая глаз и не отрываясь от его груди, – Сколько время? –Спи, Ирочка, – снова, как когда называл ее имя, прошептал он, уткнувшись носом в ее макушку и тихо вздохнул. Ее беззащитность так привлекала его внимания, что говорить который час и терять ее из своих объятий совершенно не хотелось, но что поделать? – Второй час почти. Зимина вскочила, а точнее попыталась это сделать. Подполковник успел поймать ее, желающую сбежать, и снова отправить в свои объятия. Что-то недовольно проворчав, проснувшаяся красавица потянулась за утренней порцией поцелуя, прекрасно зная, что получит ее в двойном размере. Их губы слились в легком поцелуе, а глаза закрылись сами по себе. Ира чуть приподнялась на локтях, чтобы целовать своего любовника было на много удобнее, а так же смотреть ему в глаза, если он сморозит какую-нибудь чушь. –А ты меня… теперь не бросишь…? – спросила Зяма, словно была маленькой девчонкой, приподняв брови. Кажется, ей было очень трудно вымолвить одно единственное слово – «люблю», да и по глазам было видно, что она хотела спросить другое – любит ли он ее. Для многих людей признаться или спросить это было очень сложно, особенно для тех, кого предавали. Ира, к сожалению, была именно тем человеком. Возлюбленный, как сообщили тайные источники подполковника Гордеева, бросил ее беременную. Просто ушел из ее жизни, оставив женщину почти без денег, вечно пропадающую на работе. Саша запустил одну руку в ее шелковистые и растрепанные волосы, а другой прикоснулся к щеке. Она был прохладная, в отличие от своего нового любовника, никогда не остывающего волка. Мужчина это заметил и как-то хитро улыбнулся. –Конечно брошу, – как-то серьезно, но и одновременно по-доброму сказал тот, выпуская Иру из объятий, – Брошу и пойду закрою окно, а то заболеешь. Перепугавшаяся Зимина искренне рассмеялась над подобной шуткой, которая поначалу совсем шуткой-то и не показалась, а затем сама медленно встала с большой кровати, накинув на себя китель подполковника, висевший на стуле прямо рядом с ее. Оборотень не одевал форму уже два месяца, а вот Ирка решила одарить одежду своим запахом, да и сам хозяин этих вещей был не против. –А тебе звезды-то идут, – закрыв окно и рассмеявшись над тем, что Зяма нацепила его китель, который он давно не надевал, произнес Гордеев, подходя ближе к своей возлюбленной, и обнял ее руками за талию, притягивая ее обнаженное тело к своему такому же обнаженному. –Есть хочу, – не обратив внимания на похвалу, призналась начальница, подняв свои счастливые карие глаза на Сашку, а затем быстро ими захлопала, от чего была похожа на какую-то милую дурочку, какой, собственно не являлась. Естественно, Ира была очень милой и красивой, но дурой – нет и никогда.