Therapy

      Дверь захлопнулась за ним с громким звуком, и Дин, съежившись, отстранился подальше от тянущихся к нему рук.       - Все в порядке, Дин, - ее голос звучал нежно, но твердо, и Дин понимал, что это на самом деле должно звучать как "Ты должен оставаться здесь и делать то, что я тебе скажу". - Твой папа и младший брат ждут тебя на улице, пока мы с тобой не поговорим снова. Почему бы тебе не присесть?       Дин, не поднимая на нее взгляд, осторожно, приблизился к маленькому пластиковому стулу рядом со столом. Стул желтый. Стол красного цвета. Дин подумал, что он, вероятно, возненавидел бы это, если бы у него в запасе оставалась ненависть.       Она села на пол в противоположной стороне от столика, и Дин переносит свой взгляд на стол. На нем лежит бумага и цветные карандаши.       Он действительно, очень сильно хотел, чтобы папа никогда больше его сюда не приводил.       - А теперь, - говорит она, - почему бы нам не нарисовать что-то из того, что произошло на этой неделе? Ты можешь сделать это, Дин? Нарисуй мне что-то, чем ты занимался, что ты видел или то, о чем ты думал после того, когда мы виделись в последний раз? Хорошо?       Дин смотрит на листок бумаги, не двигаясь.       - Тогда я начну, - говорит она и берет в руки один из цветных карандашей. - Вчера, - она быстро делает какие-то наброски в такт словам, - зеленый, красный, желтый. Дин не смотрит.       - Итак, твоя очередь, - произносит она, и Дин чувствует на себе ее взгляд.       Она хочет помочь тебе, - говорил папа. - Будь добр, Дин, делай то, что она говорит.       Он не хочет рисовать, не хочет раскрывать для нее часть себя. Но он берет в руки один из цветных карандашей и подносит к листку бумаги, лежащему перед ним. Он тянет время, чтобы решить, что он должен нарисовать, потому что он не собирается рисовать Сэмми или отца, только не здесь. В конце концов он рисует торт. Быстро и небрежно.       - О, да, на этой неделе был твой день рождения, не так ли, Дин? - в ее голосе он чувствует улыбку. - На твоем торте были свечки?       Там были свечи. Миссис Джонс испекла ему торт ко дню рождения и вставила туда свечки, и, когда она зажгла их, он наблюдал за этими крошечными языками пламени. Он не ел.       - Ладно, хорошо, - сказала она. - Я бы хотела, чтобы ты сейчас нарисовал мне пожар. Огонь, который был той ночью.       Дин кладет карандаш на стол.       - Дин, - говорит она. Ее голос снова тверд. - Ты можешь рассказать мне о том, что ты видел той ночью, или нарисовать это. Тебе решать.       Он смотрит на стол, и по его спине пробегают мурашки. Он не может сказать ей. Не знает, как подобрать слова, и даже если у него это выйдет, не хочет рассказывать ей. И рисовать это для нее он тоже не желает.       Будь добр, Дин.       Он медленно поднимает желтый карандаш, и слышит ее выдох.       Пламя он рисует острое и неровное, заполняя весь лист. То желтым, то оранжевым, то красным карандашом. Он фокусируется на карандашах и старается не смотреть на то, что он рисует.       - Хорошо, - говорит она. - Но это еще не все. Той ночью ты видел что-то еще, не так ли? Нарисуй это мне, Дин.       Он видел многое той ночью. Вещи, которые он не любит вспоминать. Видел, как полыхает его дом, видел слезы отца. Видел...       - Нарисуй, - настаивает она.       Дин сглатывает и снова поднимает желтый карандаш. Обводит края пламени, прикусывая губы.       Я видела много таких случаев, - говорит она ему, понизив голос. - Пожары убивали семьи. Но ни один из них... Ты уникален, Дин, ты знаешь, что это значит?       "Ты особенный, - часто говорила мама. - Ты особенный, Дин. Поэтому ты должен быть осторожен."       - Особенный - подходящее слово, - он знает, что если поднимет свой взгляд на нее, то увидит улыбку на ее лице. - Ты другой. Ты ломаешь все шаблоны. И я хочу знать почему.       Он смотрит на нее снизу вверх.       Стол почти падает, когда он вскакивает на ноги, а затем бежит и хватает ручку двери. Он может слышать свое собственное дыхание, безумную отдышку, пока он борется с дверью, а затем открывает ее, выбегает и не перестает бежать, пока не врезается в отца.       - Эй, спокойней, Дин, - сказал папа, касаясь рукой головы Дина. Он тут же прячется у него за спиной, потому что слышит ее приближающиеся шаги.       - Он...?       - Это действительно хороший знак, - говорит она. - Дети реагируют на горе разными способами, и если он, вместо того, чтобы замыкаться в себе, делает это так, - это реальный прогресс.       Дин цепляется к папиным ногам и всеми силами желает, чтобы мама сейчас была здесь.       - Я хотела бы видеть Дина снова через неделю, - говорит она отцу. - Пожалуйста, назначьте встречу у моей помощницы на выходе.       - Хорошо, - говорит папа. - Спасибо за ваше время. Давай, Дин, пора идти.       Дин позволяет папе взять его за руку и вывести из комнаты, затем Дин ставит переноску с Сэмом на пол, и Дин остается с ним, пока отец идет поговорить с человеком за столом.       "Ты должен быть осторожен. И если видишь кого-то с черными глазами, то беги, Дин. Беги и ищи меня, и сразу говори мне об этом, хорошо?"       - Готово, - говорит отец, поднимая переноску с Сэмом. - Поехали.       Дин молча идет за ним, потому что он не знает, что еще делать. Он не может побежать к маме и рассказать ей об этом, уже не может.       Он действительно хочет, чтобы мама была здесь.