(Not) Just Friends

      «Я действительно в тебя влюбилась!»       И по комнате разлетается коллективный удивленный вздох, как рябь по волнам. Только главные герои столь драматичной сцены не дышат, — смотрят друг другу в глаза так, словно ищут спасение, возможность вдохнуть. Но не получается.       Дженна тоже не дышит. Не чувствует совсем, что способна на это. Ей будто выбили диафрагму, залили горло свинцом. У Дженны разлетается вдребезги сердце, рот приоткрылся, руки повисли по бокам. Рядом с ней стоит Джеки, совсем неподвижно, такая же удивленная и озадаченная, но все еще вздыхающая, — как и люди позади, слева, справа от Дженны. Все они в порядке, даже если перед ними произошло нечто очень внезапное. И им не понять ни Стар, ни Марко, ни Дженну. Тех, кто задыхается на глазах.       Стар говорит, говорит, говорит: что долго пыталась откреститься от своих чувств, что не придавала им значения, что призналась слишком поздно и что теперь вынуждена уйти. Навсегда. И сердце Дженны разлетается на мириады, на крошево, оседая где-то на реберных костях. Осколки царапают органы; Дженна, кажется, скоро умрет. Ее извечное выражение «мисс-все-нипочем» трещит по швам, и возможно сбывается худший кошмар Дженны: она чувствует себя такой маленькой, слабой, такой девочкой-Барби, на глазах которой Кен поцеловал другую. Кто же знал, что и ненавистные Дженной «типичные девочки» так остро чувствуют боль. Острее, чем можно представить.       А потом Стар начинает бежать — только светлые кудри мелькают. Толпа вокруг дышит будто назло, как единый организм, и лишь Марко с Дженной стоят ни живые, ни мертвые, лишь Стар где-то там едва передвигает ногами и задыхается в слезах. Дженне бы сорваться с места, прямо как сегодня вечером во время просмотра ужастика. Стар ведь была нужна помощь; Стар ведь обязана дышать.       Но она стоит на месте, сбитая с толку и с разбитым сердцем. Такая вся «девочка-девочка», с розовыми ноготками и пушистым дневником, такая, которая теряет за каких-то пять минут любимого человека и в свои четырнадцать для нее это сродни ножу в спину. И теряет она его (точнее, ее) навсегда. Взгляд Дженны прикован к Марко, но она не видит ничего; лишь чувствует, что они в кои-то веки схожи в эмоциях. Оба умирают, не могут дышать.       «Я действительно в нее влюбилась…»       Комната расплывается перед глазами, но уж кто-кто, а Дженна не заплачет, пусть и кисло в горле, противно, будто проглотила комок грязи. Она видит яркие пятна, блестки и блики света на чужих украшениях, видит красную толстовку Марко — бесформенное пятно, — и видит, как предательски трясутся ее коленки. Украдкой смаргивает пелену — к черту все это. А дышать не может все равно.       Дженна, да и все остальные, ждут. Может, это окажется шуткой, может, Стар опять раздула из мухи слона и сейчас прибежит обратно обнимать всех и каждого, присоединить Марко и Дженну к глубоко дышащей толпе, чтобы они и в самом деле стали единым организмом, таким большим-большим теплым сердцем, которое упорно бьется и живет. Однако Стар не возвращается, и ее шаги вскоре затихают. И сердце Дженны, — то, что от него осталось, — превращается в пыль.       И вот тогда красное бесформенное пятно исчезает из ее поля зрения: Марко подрывается с места и зовет Стар, устремляясь за ней. Дженна вскидывает брови, сглатывает ненавистный комок. Думает, что вечеринки она теперь возненавидит — вечер вышел слишком безумный и драматичный, прямо-таки день признаний и открытий, а это не для нее. И так расклеилась слишком сильно.       Толпа взволнованно перешептывается, вздыхает, кто-то шмыгает носом, кто-то сдавленно матерится. Джеки одергивает какая-то ее знакомая, спрашивает, все ли с ней хорошо; Дженне хочется сказать, что с Линн-Томас все более чем прекрасно, она же дышит так глубоко и спокойно, ее дыхание совсем близко и пахнет мятой. Джеки жива и здорова, и ее сердце без единой трещинки, несмотря на то, что ее парень сейчас убежал за другой и что после прилюдного признания Стар стоило бы взволноваться. Дженна, честно говоря, завидует Джеки. Не любить кого-то — отличная вещь.       Дженна облизывает губы, смотрит на свои ноги. Марко уже в комнате нет, и ему Дженна тоже завидует — не только потому что Стар призналась ему в теплых чувствах, а еще и потому, что он еще сможет сделать спасительный вдох и помочь Стар задышать полной грудью. Дженне, кажется, не поможет никто.       «Я действительно в нее влюбился…»       Дженна хмыкает и пробует шагнуть вперед. Получается, — и она срывается с места как и сегодня вечером, чтобы взбежать по лестнице к Стар, захватить кончиками пальцев остатки ее волшебства и запаха, чтобы посмотреть, каково это — остаться без воздуха, словно выплыть в открытый космос. Ноги подкашиваются, осколки сердца застряли в глотке, но Дженна умеет скрываться за маской беспечности. Даже когда соленые капельки остаются за ней следом на ступеньках.       Марко стоит в комнате, серой и унылой. Кажется, что Стар исчезла многие годы назад, а не несколько минут — так здесь уныло. Дженна прислоняется к косяку двери, оглядывает блеклые стены, пыльный ковер, простенькую кровать. Комната словно тоже выдохлась, умерла без Стар.       Дженна стискивает зубы, стараясь отдалиться от сверлящей голову мысли «она исчезла, исчезла, навсегда исчезла» и смотрит на Марко долгим внимательным взглядом, ожидая, что тот сдвинется с места. Но он стоит на месте, глядя на далекое темное небо; звезды из-за слез смазались, исчезли. Как символично.       — Ну, что же ты? — наконец хрипит Дженна, не узнавая собственный голос. Надо бы кашлянуть, придать тону привычную игривость, взбодриться. Но к черту же.       Марко вздрагивает и оборачивается. Он выглядит плохо, и это мягко сказано. Дженна качает головой; ему определенно еще хреновей, чем ей, и это подстегивает Ордонию говорить дальше, сквозь боль:       — Я бы могла оттянуть этот момент подольше, дать всем успокоиться и собраться с мыслями… Но я сперла их еще в начале вечеринки, и мне просто снесет крышу, если она действительно больше никогда не вернется.       Марко сглатывает и широко распахивает глаза: в руках Дженны переливаются в вечернем свете волшебные ножницы с гравировкой его имени.       — Я…       — Возьми их. Просто возьми их. А с толпой разберусь я.       Марко мнется на одном месте и смотрит на Дженну так, словно нашел в ней спасение. А Ордония только устало усмехается, и эта ее ухмылка становится спасительным отголоском той старой доброй Дженны, мисс «все-нипочем».       Он забирает ножницы, шепчет благодарность; всполох света на мгновение озаряет серую комнату, и Марко исчезает так же быстро, как и Стар. Его судорожный вдох долетает до слуха Дженны и вызывает улыбку. А за ней слезинку — и еще одну, и еще.       Дженна сползает по стене, стискивает ткань майки, вцепляясь ногтями в пустую грудную клетку. У Дженны сердце разбито и ей больше никогда не задышать четко и слаженно, полной грудью. Но она все еще может помочь дышать остальным.