In My Veins

In My Veins — Andrew Belle

Всё ещё изменится. Ничто не стоит на месте. И никто здесь не идеален. Но всех почему-то в чём-то обвиняют. Всё, на что ты надеешься, И всё, что ещё можешь спасти, Оставит тебя утром в одиночестве, Чтобы снова найти тебя днём.

Все приготовления к торжеству почти завершены, к чему она приложила свою руку. Невеста оглядывает каждый уголок, обращает внимание на любую мелочь, которая находится не на своём месте, одновременно браня персонал за подобную халатность. Всё должно быть идеально. Ведь так и только так должна проходить её свадьба, и совершенно не важно, какая она по счёту. Запах горящих свечей, смешиваясь с ароматами самых модных и разнообразных французских духов, представляет собой странное и едва ли не головокружительное безумие для обоняния, к чему невозможно привыкнуть.  Ещё чуть-чуть и начнётся церемония, на которой она далеко не невеста, и даже не гостья, а… …Горничная. Которая должна позаботиться о гостях; которая должна помочь невесте с её свадебным платьем; которая должна убирать, каждый раз, когда кто-нибудь разобьёт очередной бокал с вином; Которая должна отворачиваться всякий раз, когда будет ловить-чувствовать-ощущать на себе его взгляд. Корсет который хочется зашнуровать, куда сильнее — зашнурован, причёска из которой хочется вырвать каждый клок волос — поправлена, а невеста которой хотела быть она полностью готова к её самому важному дню. И снова-таки плевать, что таких дней в её жизни уже было предостаточно. Она выходит из номера, жалуюсь на самочувствие, и просит Яну помочь Кристине вместо неё, а сама чуть ли не сползает по стенке, от предательской дрожи в коленках. Миг — она видит белоснежный смокинг, идеально сидящий на том, кто идёт в противоположную сторону, и слава богам, не замечает её. Она старается подавить чертовски сильное желание, прокричать его имя, что есть мочи. Получается. Он решил стать хорошим. Хорошим племянником, который заботится о доверенном ему отеле. Хорошим человеком, который пойдёт на всё ради спасения его дома. Теперь вот, хорошим мужем, что всю свою жизнь будет терпеть ту, которая когда-нибудь доведёт его до нервного истощения. Или до банкротства. Но пока у неё есть деньги (полученные от предыдущего брака или точнее в процессе его расторжения) и желание заполучить одного из самых завидных женихов Москвы, он будет оставаться хорошим. — Нет, — тихо произносит он, — Жениться — это не моё.  Она почти успела ощутить падение вниз.  — Разве, что на тебе. И тут же взмыть вверх. Эти слова — тонкая ниточка, не дают Даше, стоящей на самом краю отчаяния, упасть. Она тяжело опирается на них, повторяет про себя снова и снова и чувствует, как где-то в районе солнечного сплетения рождается золотая искорка ненормального, безумного чувства надежды. Может передумает-одумается-схватит-её-за-руку-и-заберёт-на-край-Земли-где-им-никто-не-помешает? Бережно, словно свечу от ветра, Даша закрывает еле теплящийся огонек от порывистых ветров сомнений и боли.  Но стоит глазам снова наткнуться на знакомое белое платье, что идеально сидит на этой далеко не идеальной женщине, как слабый огонёк грозится погаснуть. Горько усмехнувшись, она решает одуматься, смириться с мыслями о том, что он и она беспомощны. Он сделает всё, чтобы спасти отель от банкротства. Она сделает всё, что потребует от неё невеста. И где-то глубоко в подсознании, теплится одинокая мысль: Ты обещал, что это буду я… Ещё каких-то пять минут и начнётся церемония, на которой она не собирается присутствовать. Убедившись, что о будущей хозяйке отеля, есть кому позаботиться, она тот час срывается с места, не ведая, куда идти. Видеть их вместе, держащихся за руки и дающих клятву вечного союза — в ней нет и не найдётся столько сил. Было бы куда менее больно-обидно-погано, если бы невеста была более достойной девушкой, которая смогла бы позаботиться не только об отеле, но и о нём. А так… она способна только разрушать. Почему этого никто не понимает, кроме неё?! Доносится звучание музыки, когда все стены, построенные из одних бесполезных попыток убедить себя в том, что ей всегда было и будет всё равно, рушатся. Она забегает в первый попавшийся номер и даёт волю, пожирающим её чувствам. Боль. Обида. Гнев. И эта чёртвованадежда… Дарья, самая несчастная из влюбленных и самая счастливая из надеющихся, не спеша подходит к окну — становится видно ночное небо. Всё это время они пытались снова найти хоть какую-то точку соприкосновения, после той перестрелки в отеле; после того злополучного дня, когда всё прошло крахом. Но полгода пролетели, отношения выровнялись, но не обрели новых горизонтов. А мосты, что были разрушены, так и не были вновь возведены. Взаимные взгляды, изголодавшиеся друг по другу. Редкие улыбки, от которых обоих бьёт холодный, крупный озноб. Она чуть было не забыла, как они красивы. Всматриваясь в знакомые созвездия, она не замечает, как по щекам скользят слезы, а плечи сотрясаются в ответ. Она сидит сгорбившись, прижав колени к груди, прохладные капли стекают по лицу и падают одна за одной. Следом за всеми её мечтами о будущем. Ей не должно быть больно. Не было никаких отношений, обещаний. Что было между ними? Лишь тот умопомрачительный поцелуй, который неосознанно всплывал в памяти в самые неподходящие моменты. Заставляет себя подняться, расправить плечи. Нужно уйти отсюда. На сегодня? Или навсегда? Решит завтра, а пока нужно просто покинуть это место, чьи стены вскоре будут пропитаны стонами новобрачных. От одной мысли об этом, снова бросает в дрожь. Она поправляет шторы (глупая привычка, которую она успела приобрести, работая здесь) и оборачивается. Её сердце, вспыхнувшие как спичка, ухнуло, а глаза неотрывно следили за молодым человеком, которого здесь быть не должно. — Не помешал? Голос, почти шёпот, обращается к ней. В нём сломленность и усталость. Всё то, что сейчас Даша испытывает сама. Она слегка качает головой и старается не выдавать сбившегося дыхания. — Весёлое представление уже скоро должно начаться, — с какой-то надломленностью проговаривает он, подходит ближе и останавливается на уровне вытянутой руки от неё. — Почему ты здесь? — не слушает она его. Прямо сейчас ты должен давать клятву вечной любви той, что наверняка ищет тебя внизу. — Выгоняешь? — восстанавливает он привычный саркастический тон, не на секунду не переставая прожигать её своим взглядом. Она не выдерживает этого зрительного контакта и отворачивается. Как всегда первой. — Или позволишь остаться? — спрашивает он, пожалуй, слишком резко. Она готова поклясться всем, кем угодно, что слышит эту чёртову надежду в его голосе. Ту же надежду, что слабым огоньком догорала в ней. — Иди к ней. Она ждёт, — идти против себя, ей не привыкать. — Отпускаешь? — вопрос, который не должен был быть задан. Никогда. Ни за что. Никому. Он подходит к ней совсем близко и протягивает руку к её щеке. Дотрагивается робко, нежно, будто бы боится, что оттолкнёт. За то короткое время, за те сумрачные дни, в каждом из которых он надеялся встретить её в холле или в узком коридоре отеля, он разучился ощущать её близость, которую теперь вдыхает всем своим существом. Может именно расстояние помогло ему решиться на то, что должно разрушить его жизнь спасти его отель? Он искал её каждый день, неосознанно, лелея самую невероятную возможность поймать ее взгляд, улыбку или отголосок ее смеха. Хотя бы раз. — Я устал, Даш. А ты? Он хотел хоть раз сделать что-то во благо того места, к которому успел привыкнуть. Но теперь, когда она перед ним, такая осязаемая и реальная, ему кажется, что хуже ошибки, чем предложение руки, но далеко не сердца экс-жене Алёхина, он ещё не совершал. Только скажи и я останусь. — Уходи, уходи, — всё повторяет она. Больше для него или для себя? — Тебя не должно быть здесь. Мы упустили своё… Уходи. Бросив взгляд на кулаки, выглядывающие из карманов, Даша обнаружила, что костяшки его рук стали белее снега. — Тебя ждут. Родные, друзья, гости, — она сглатывает, — Невеста. Ты же еле сдерживаешь слёзы, милая. Зачем эти пустые разговоры о порядочности и правилах, которые он так устал соблюдать? Соблюдал — и что вышло? — А может, — он слегка отстраняется от неё и вглядывается в окно, чему-то мечтательно улыбаясь, — Ну её, эту свадьбу? Она осекается, не веря в эти лучшие-слова-в-мире. — Вот уже минут десять, планирую способ побега… — А как же?.. Он хватает её за руку и задаёт самый важный вопрос, который так давно нужно было задать: — Ты — со мной? — она медленно переводит взгляд с их переплетающихся ладоней, на его лицо, в котором читалась такая решительность, такая уверенность, которые в миг передаются и ей. Она улыбается так ярко, так искренне, по-весеннему тепло, без тени облачка. Только богу известно, как им удалось проскользнуть никем незамеченными. Благо, на пути к служебному входу никто не встретился, кроме Юли, которая пообещала держать язык за зубами и с улыбкой проводила двоих, что сломя голову скрылись за дверью. И было так легко бежать, держась за руки. И было так приятно притвориться хотя бы на сегодняшнюю ночь потерявшими голову влюблёнными. И был снят номер, в доселе неизвестном хостеле, где оба наконец предстали перед друг другом теми, кем они являлись. Парень, избалованный подросток-ловелас, который хочет и может любить. Девушка, правильная, со своими принципами, которая лишь недавно познала то самое важное чувство на свете. — Мы с тобой сегодня просто Бонни и Клайд, — его пальцы снова начинают исследовать её руки.  — Боже, какой же ты всё-таки идиот, — тихо произнесла Даша и, осторожно, будто на ощупь рассмеявшись, прижалась лбом к его переносице. Карие глаза посветлели от теплых искорок, загоревшихся в их глубине. Руки тот час обхватывают её талию и притягивают к себе. — Не спорю, — его пальцы проникают под её майку, касаясь обнажённой спины, что буквально разрывает её на части, — Так, ты не ответила, — он останавливается и всматривается в неё. — Ты — со мной? — Между нами был всего один поцелуй. — И о чём это тебе говорит? — О том, что ты отлично целуешься, — озорно улыбнулась она, отчего его сердце переходит на бег. Она не знает, чем всё это обернётся. Но если сердце говорит «рискни», то разве может она пойти против его воли? — Да. Короткий, до сумасшедшего биения сердца, такой желанный и нужный ему ответ. Она так устала притворяться чужой, а он так устал ей подыгрывать. Его руки гладят нежную кожу на её пояснице, прямо под майкой, а она уже устала считать, сколько раз её сердце сбивалось с такта. Ему же необходимо наполнить лёгкие воздухом, которого теперь так не хватает. Плевать на то, что все сбились в его поисках. — В этом теперь нет нужды. Плевать на то, что он без пяти минут женат. — В прошедшем времени, стоило бы подчеркнуть. Плевать на то, что невеста искромсала на лоскутки все его вещи, что нашла в шкафах в порыве злости. — Приобретёт новые. Плевать на то, что он снова не сдержал своё обещания. — Сейчас он даёт новое, которое не собирается нарушать ни за что на свете. С низким, гортанным рыком, он подхватывает её и укладывает на кровать, нависая сверху. Такие привычные движения, с такой непривычной осторожностью. Ноет всё тело, кровь отчаянно пульсирует, но нужно стараться не терять голову. Но стоит бретелькам соскользнуть с её плеч, его губам припасть к её оголённому плечу, а её рукам зарыться в его волосах, кажется, что весь мир остановился. Может он не тот, кто ей нужен? Нет. Именно тот. Она в его венах; не достать, не выгнать. Лишь принять, как данное. Как дар, посланный небесами. Он в её сердце, в котором до него никто и никогда не был. Остаётся лишь бережно хранить и не выпускать. Держаться за него, как можно крепче. Никто не помнит, когда ситуация достигла точки невозврата. Вот он осторожно покрывает её шею ответными поцелуями, шепча что-то неразборчивое, а потом припадает к губам. Целует так долго-долго, надрывно, как давно желал, от чего она начинает медленно, но верно сгорать. Пришло время сорвать маски. Ты так долго сопротивлялась мне. Ты так долго ждал. Она помогает избавиться ему от брюк, и обхватывает его талию бёдрами, на которых он тут же принимается рисовать немыслимые узоры — безумие охватывает их обоих. Ты стоишь того, чтобы ждать. Остается выгибаться навстречу друг другу настолько, насколько хватает гибкости позвоночника, насколько позволяет проклятая физиология. Остаётся только наслаждаться каждым мгновением вместе. Он не мог сказать, что ждет их в будущем. Не мог знать, сколько дней, недель, месяцев или лет им отведено. Не мог решить, стоит ли пытаться выбраться. Например, сбежать на какой-нибудь крохотный богом забытый остров. Не мог быть уверен, что все образуется.  Зато мог сказать одну вещь с полной ответственностью за каждое слово: он/она будет рядом так долго, как только возможно. Ты в моих венах, И я не могу достать тебя оттуда. Твой вкус — всё, что я чувствую По ночам на своих губах. Ты убегаешь, Потому что я не то, что тебе нужно. Ты в моих венах, И я не могу достать тебя оттуда.