Чешуя

Юи приходит в себя дома, в своей комнате. Она сидит на полу, в ее кулаке зажата серьга Накаго. Конечно, все правильно — она загадала желание, второе из трех отпущенных ей, и перенеслась в свой мир вместе с Миакой. Спасибо, Накаго — у нее, Юи, осталась связь, осталось последнее желание, а вот бывшая подруга теперь совсем одна. Ее Хранители не помогут ей, потому что Судзаку запечатан, и Тамахоме навсегда останется в Мире Четырех Богов… Юи не успевает додумать эту мысль. Ее тело вдруг выламывает боль, такая сильная, словно ее перемалывает огромная мясорубка. Кости горят огнем, все внутренности, кажется, плавятся. От крика Юи удерживает только осознание того, что мама внизу, если она закричит, мама прибежит и точно поинтересуется, что случилось с ее дочерью… Юи пытается встать, цепляется за прикроватный столик — но рука почему-то соскальзывает. Юи смотрит на ладонь и видит вместо своих обычных, коротко подстриженных тонких пластинок ногтей — длинные, острые, грубые когти. Она смотрит и смотрит на эту руку, не в силах поверить, а перед глазами встает картина — лазурный дракон сражается с алой птицей, он взмахивает передней лапой — и точно такими же когтями пропарывает птице грудь. Сыплются окровавленные багровые перья; кожа, мышцы, сами ребра расходятся под этим ударом, и в ране видно сердце — живое и бьющееся, которое теперь можно пронзить одним ударом. Или просто вырвать из груди, и, стиснутое этими когтями, оно все так же будет биться… Юи стонет и мотает головой, сжав ладонями виски. Боль от этого не становится глуше, но меняет расположение: если раньше ее кости и внутренности словно залили раскаленным металлом, то сейчас горит кожа. Так горит, что Юи хочется разодрать ее, разорвать своими новыми когтями, срезать по полоске, по клочку — и остаться окровавленным монстром, мышечным скелетом без кожи — но и без этой ужасной, всепожирающей боли. Она даже вонзает когти себе в предплечья: на светлый ковер капает кровь, Юи скрючивается, не в силах больше это выносить, утыкается лицом в колени. И только тогда видит. Ее ноги покрыты чешуей. Она тонкая и мягкая, светло-голубая — но с каждой секундой на воздухе темнеет и крепнет. Снова перед глазами встает лазурный дракон, он, кажется, ухмыляется, и Юи видит в зубах у него — себя саму. Изломанное тело, вспоротый живот, ленты кишечника свисают из чудовищной пасти наружу — но дракону словно наплевать на такие неудобства. Юи смотрит на свои ноги, на лазурные чешуйки, которые хочется отодрать, пусть даже вместе с кожей, и не может удержаться от слез. «Сейрю теперь в твоем теле», — сказал Накаго, когда она загадала первое желание. Почему же ты не сказал, что Сейрю жрет меня теперь?! «Потому что Накаго сам тебя жрет, — произносит внутри нее смутно знакомый голос. — Отгрызает по кусочку. Тебя больше нет, Юи, остался лишь огрызок, который только и остается, что выбросить в помойку». Юи неинтересно, чей это голос, и правду ли он говорит. Все, что волнует ее сейчас — что будет, если она все-таки загадает третье желание.