Alphabet

D — means Do.

Мон-Эл искренне, до последней веселой искорки в глазах, верил, что Даксам и Земля — синонимично сконструированные планеты, на которых принцип игры таков: хочешь жить — умей вертеться, и что на обоих планетах ты скорее умрешь от пули в голове или китайского ножа в сердце, чем от старости или сердечного приступа. На Даксаме, даже будучи принцем, он постоянно выкручивался, делал выбор и, черт возьми, пытался сделать собственную жизнь лучше, как бы эгоистично это сейчас не звучало. Крутился, вертелся, пытался ускользнуть и, по возможности, спасти ближнего. На Земле схема примерно та же: пропустил на тренировке очередной удар от Кары — отлетел к дальней стене и теперь пару часов ходишь с проломленной головой; получил тумак от Дж'онна — по инерции ударился об стол и, черт, разбил себе гребаный нос. Они тут вообще свои силы не контролируют, что ли?! Мон-Эл долго привыкал к привычкам и правилам Земли, научился тем нехитрым урокам выживания, например, оплате счета в баре, и, кажется, научился двигаться как настоящий землянин. Образно говоря, конечно. Он привык вставать ни свет, ни заря, делать, эдак, пятьсот отжиманий, бежать в душ, а потом в КэтКо, ибо его новый босс, натянуто улыбающийся Джимми, которому все никак не удается донести кофе (не) для взяток, не особо любит опоздания и прогулы. Мон-Эл живет. Двигается-двигается-двигается и, вроде как, приспосабливается к земному ритму жизни, успевая уворачиваться от косых ударов судьбы и вроде как привыкает к постоянным сценам Кары, в которых она вечно не довольна его поведением. Но он никак не готов бездействовать! Ему непривычно сидеть в гребаной клетке из чертового свинца, с простреленной ногой и орать, срывая горло:  — Супергерл. Супергерл! Когда Кару, лишенную всяких сил, тащили по залитому кровью и тухлой водой полу, у Мон-Эла вся жизнь перед глазами пролетела. Он же воин. Рыцарь, владеющий тремя видами боевых искусств и оружием, арсенал которого начинался от шуан-гоу и завершался лазерным мечом. Он же принц — защитник королевства, привыкший действовать, а не сидеть на месте. Но когда из раны в ноге течет какой-то гребаный яд и черной сеточкой вен прокладывает путь к самому сердцу. Ему как-то особо не до действий. Он даже на ноги подняться не может, не то что раскидать пару десятков вооруженных до зубов охранников, схватить Кару на руки и отстреливаться от преследователей из дробовика, выпрыгивая в окно прямо в свой кабриолет, как в каком-то индийском кино. Единственно, что он может — это не дать им узнать её настоящее имя. И поэтому продолжает шептать, даже когда звуки шагов за дверью окончательно стихли:  — Супергерл. Супергерл… И это последнее, что он помнит, перед тем, как отключиться и кануть в беспросветную тьму. Действовать наобум — глупо. Бездействовать — это жуть, как страшно.