З а р а ж е н н а я.
N-количество раз повторяю это слово, разбираю его на буквы, слоги, пытаюсь докопаться до истинного смысла, заложенного в него, и просто отказываюсь верить в то, что оно каким-то образом связано с самочувствие моей сестры. Но от реальности рукой не отмахнешься, не закроешь глаза и не откажешься принимать все так, как есть на самом деле. И потому мне со всей мощью безысходности приходится наблюдать за тем, как Эмми с каждым получасом становится хуже, и ненавидеть себя за то, что я ничем не могу ей помочь. Мысленно проклинаю Бога за такую несправедливость по отношению к детям и одновременно молюсь о выздоровлении сестры, что приравнено больше к чуду, нежели к действительности. Очередной приступ кашля накрывает Эмили в тот самый момент, когда она подходит к стеклу и прислоняет к нему свою окровавленную ладонь с явным желанием воссоединиться со мной. Я готова драть на себе волосы, кричать от бессилия, забежать к ней в комнату, полностью пренебрегая предосторожностью, и прижать к себе, лишь бы ей стало легче, но вместо этого мне остается только наблюдать за ее состоянием и вжиматься в окно, похожее на экран телевизора с трансляцией ужасов. Девочка падает на холодный кафельный пол, сразу же окрашивая его красными брызгами крови, и старательно пытается откашляться, но вместо этого начинает задыхаться от недостатка кислорода. — Эмми, пожалуйста! — Я упираюсь лбом в окно так, словно хочу пройти сквозь него. Кричу во всю глотку, начинаю бить кулаками неподдающееся стекло, но ничто из перечисленного не остановит мучения Эмили. Она ложится набок с широко распахнутыми глазами и продолжает выплевывать кровь, судорожно хватаясь за воздух.А я н а б л ю д а ю.
Стою по ту сторону чертового изолятора и наблюдаю за тем, как жизнь буквально вытекает из тела моей восьмилетней сестры.ЧЕРТ, ЧЕРТ, ЧЕРТ!
— Боже, позовите врача! Эмили! Эмми!П о з о в и т е в р а ч а!
Фраза, уже трижды звучавшая в этих стенах коридора, теперь слышится иначе, будто бы в нее вложена вся моя жизнь, вся мощь и сила, – все моё нутро состоит в ней. Я – эти слова! Я – их подлинный смысл. И когда она остается безответной, я разрываюсь на мелкие осколки и рассыпаюсь, не в силах собраться обратно. Эмми затихает. Она неподвижно лежит на кафеле, и я выдыхаю, предполагая, что приступ наконец-таки отступил. Слабая улыбка касается уголков моих губ, и я с радостью признаю, что тот самый момент отступил еще на несколько часов. Но проходит минута, две, три, а Эмили так и не поднимается на ноги. Я старательно вглядываюсь в окно, пытаясь разглядеть лицо девочки, но вместо этого вижу внушительную лужицу крови и неподвижное тело в ней. Приглядываюсь к груди Эмми, пытаясь уловить ее слабое дыхание, тихо называю ее по имени. В ответ тишина и полное обездвижение… — Эмми? — Снова повторяю имя сестры и чувствую, как глаза накрывает пелена, размывающая всю картину. — Эмми? — Мисс? — За спиной раздается мужской голос, и я резко оборачиваюсь, тыча пальцем в дверь изолятора. — Она… лежит… на полу… — Отрывисто говорю я, ощущая, как горячая слеза медленно скользит по моей остывшей щеке. Мужчина в полицейской форме сощуривает глаза, медленно отводит взгляд на окно палаты и осторожно обходит меня стороной, прислонясь к стеклу. Я безотрывно наблюдаю за каждым его движением. Он выглядит уставшим и измученным, а когда оборачивается ко мне, то кажется еще более изможденным. — Мисс, мне жаль, но девочка мертва. Я схожу за доком, — пресным, хрипловатым голосом подтверждает мои опасения мужчина и собирается уходить. В тот самый момент мои ноги наполняются тяжестью, перед глазами все расплывается, а после сознание окутывает мрак. И следующее, что я помню – треск и острую боль в области затылка. Но основные страдания заключались вовсе не в разбитой голове... Главная составляющая меня часть только что покинуло мое тело.И теперь я хочу быть следующей, солнце!