Дай мне пять минут

Каждый раз, закрывая глаза, Дженсен слышит голос Данниль, искаженный телефонным динамиком. Простые и обыденные до тошноты слова: «Дай мне пять минут, люблю тебя, Дженсен!», — которые стали последними для нее. Глубоко вздыхая, Дженсен трет глаза и сглатывает резко накатывающую горечь. Никто не мог даже предположить, что в их маленьком городке может случиться нечто сродни событиям из «Пункта назначения». Данниль ехала из магазина домой с покупками, когда в ее машину со стороны водителя врезался пикап с неумелым подростком за рулем. Сила удара была велика настолько, что приехавшая скорая лишь констатировала смерть, не сумев оказать какой-либо помощи. Даже ремень безопасности особо не помог: перелом нескольких рёбер, осколки которых вонзились в левое легкое и с кровью попали в сердце. В морге, лежа на металлическом столе под белой простыней, Данниль выглядела просто заснувшей. У нее не было крови на лице или темневших синяков, она была обычной, такой же, как и всегда, только неестественно бледной. Дженсен смотрел и не верил, что ее больше нет. У него не было сил отвернуться, потому что это была его Данни, любимая и неповторимая. Его увел Джино, ее брат, не позволил вернуться туда, куда тянуло со страшной силой, где осталась большая часть души. Перебороть себя получалось плохо, мыслями он возвращался к Данниль постоянно. Потому что все напоминает о ней. Сладкий запах духов. Выстроенные в ряд баночки и пузырьки на полочке в ванной. Небрежно брошенный на подлокотник кресла шелковый халат. Брошюры на кухонном столе, приглашающие на курсы по дизайну. Дженсен практически не прикасается к ее вещам, хочет дотронуться, но не может заставить руку закончить начатое движение. Первое появление Данниль происходит, когда Дженсен затягивается сигаретой из смятой пачки, найденной в бардачке машины. Он курит впервые за долгое время и поначалу ему кажется, что это галлюцинация от пропавших сигарет. Или во всем виноват Джино, спрятавший свою дурь подальше от себя. Данниль прислоняется к дверному косяку плечом и качает головой, нахмурившись. — Ты ведь так долго бросал, Дженсен, — говорит она, с укором глядя на него. Проходит пару недель после ее похорон, и Дженсен считает, что сходит с ума в пустом доме от полного одиночества. Он выгнал всех друзей и родственников, всех, кто пытался помочь ему, отвлечь от потери и хоть как-то заставить жить. Никто из них не понимал, что Дженсен не может, не хочет жить. Потому что смысла нет. — Глупо, — между тем продолжает Данниль, отталкиваясь от косяка и садясь на стул, как любила: чтобы спинка оказалась между ног. — Продолжишь жрать кофе, виски и сигареты в тех же объемах — сдохнешь через месяц, если не меньше. Дженсен облизывает горчащие никотином губы, покачивает горячую чашку кончиками пальцев и неотрывно следит за Данниль. За тем, как потускнели ее рыжие локоны, как истончилась и посерела кожа, как мешковато сидит платье и нелепо смотрятся туфли на тонких стопах. Он молчит. Боится, что едва произнесет хоть звук — и Данниль исчезнет, растворится вместе с сигаретным дымом от порыва ветра из окна. — Тебе плохо, я знаю, — говорит Данниль, и Дженсен хрипло смеется, запрокидывая голову и жмурясь. — Но ты не можешь гробить себя. Не можешь, Дженсен. Он делает очередной глоток надоевшего кофе, тушит окурок в пепельнице и устраивает подбородок на сложенных на столешнице руках. Данниль изучающе рассматривает его, а после поднимается на ноги и взмахивает руками, возмущенно крича: — Сдохнуть — просто, ты попробуй жить, Дженсен! И не только ради себя, чертов ты эгоист! Как мне плохо и больно, ай-яй-яй! Какой я несчастный! Ты подумал, чего бы для тебя хотела я? Данниль замолкает, переводя дух и успокаиваясь. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, Дженсен. По-настоящему счастлив. Чтобы у тебя была семья и дети, и плевать я хотела на твои терзания о предательстве. Ты жив, Дженсен, и хоронить себя заживо не нужно. Я люблю тебя, поэтому, пожалуйста, пожалуйста, Дженсен, исполни мою волю — живи. Дженсен смотрит во все глаза на Данниль, смотрит, как она преодолевает расстояние между ними и практически прикасается пальцами к заросшей щетиной щеке. Не чувствуется ни хрена, но одного этого эфемерного прикосновения практически хватает, чтобы поверить в реальность и… Он практически наворачивается со стула, потому что в дом врывается Маккензи, начиная громко разговаривать. Дженсен осматривается и уже готов принять произошедшее за сон, вот только в чашке нет кофе, а на ободке едва заметный карминовый след от помады Данниль. Растирая ладонями лицо, Дженсен поднимается на ноги и бредет встречать сестру. Может, ему это и не привиделось. А может, и нет, кто его разберёт. Дженсен обещает себе принести Данниль ее любимые хризантемы в знак того, что он услышал. Пусть не был уверен в том, что сможет начать новую жизнь прямо сейчас, но Данниль должна знать, что он хотя бы попытается. Вместо эпилога Очередная безликая девушка в его постели спрашивает, что значит его татуировка на ребрах, прямо под сердцем. Дженсен отмалчивается, уводит разговор в сторону и натягивает простыню выше, пряча сокровенное. На его коже чернилами выбито то, что глубоко внутри него самого выбито, кажется, на молекулярном уровне: «Пламя моего сердца в твоих нежных руках». Уехав далеко от родных мест, с комфортом устроившись в дождливом Торонто, Дженсен тем не менее каждый год возвращается. Он не кладет цветы в день гибели Данниль, он будто нарочно приезжает весной, чтобы поздравить ее с днем рождения. И ему плевать на то, что думают окружающие или его семья. Дженсен пишет пьесы, иногда у него выходят неплохие сценарии, которые расхватывают как горячие пирожки. Он в принципе доволен жизнью, только все чаще замечает, что чего-то ему не хватает. Неуловимая мысль мелькает на периферии сознания, только поймать её не удается. Но в тот момент, когда он открывает дверь, собираясь выйти проветрить голову, на его пороге появляется девочка с голубыми глазами и темными волосами, отливающими рыжиной; он, кажется, начинает понимать, чего ему не хватает. — Простите, — извиняется взбежавший на крыльцо высокий мужчина, подхватывая девочку на руки. — Марис иногда своевольничает и не слушается меня. Дженсен улыбается и качает головой, осторожно поглаживая малышку по волосам. — Ничего страшного, она меня не отвлекла. Тем более я собирался прогуляться, — Дженсен звенит связкой ключей и выходит из дома, захлопывая дверь. — Погуляете с нами? — звонким голоском интересуется Марис, слезая с папиных рук и задирая голову, чтобы посмотреть на Дженсена. — Пожа-а-луйста! — Если ты просишь, — улыбается Дженсен и смотрит на голубоглазого незнакомца. — И если твой отец не против, конечно. Тот словно приходит в себя и тоже улыбается, протягивая широкую ладонь для рукопожатия: — Ох, конечно нет! Я Мэтт и, как я уже сказал, моя дочь — Марис. — Дженсен, — пожимая руку, представляется Дженсен. — Рад знакомству с вами. Марис довольно подпрыгивает и убегает на несколько шагов вперед, позволяя мужчинам вести неспешную беседу. Дженсен то и дело поглядывает на нее, беспокойно сжимая кулаки в кармане куртки. Он не может понять, в чем дело, пока Марис не глядит на него через плечо, хитро улыбаясь. Сморгнув, Дженсен видит в Марис только детские черты и ничьи больше и надеется, что ему всего лишь показалось. Мэтт уводит разговор в новое русло, и Дженсен отпускает себя, стараясь наслаждаться новой компанией, вечерним Торонто и чувством умиротворения, уютно свернувшимся у него в груди.