Счастливый финал

Вильям вернулся в их с Нурой квартиру в Лондоне поздно вечером и, едва притворив за собой дверь, понял: что-то изменилось. Звук хлопнувшей двери нарушил тишину, но всего лишь на несколько мгновений. Нура не появилась в дверном проёме гостиной, опираясь на стену плечом и складывая руки на груди. Вильям не услышал ещё до того, как мог бы увидеть её, как она спрашивает его о работе, и испугаться было бы в самую пору, если бы не одно обстоятельство: ещё по дороге до дома он думал о том, что сегодня они, скорее всего, не увидятся больше. Решение Нуры вернуться в Норвегию повисло невысказанным в воздухе, напряжение в котором, казалось, можно было резать на куски. И вот она уехала, и Вильям, невзирая на гордость, почувствовал острую необходимость сделать что-нибудь: жизнь обретала для него смысл, только когда Нура была рядом с ним. Спустя неделю после их прибытия в Лондон Вильям стал пропадать на работе. Он был захвачен амбициями: существует такое убеждение, что крутые парни ничего не добиваются после выпуска. Вильяму хотелось доказать обратное, устроить свою жизнь лучшим образом. Отец понимал и поддерживал его. «Труд, труд и ещё раз труд — вот формула успеха», — внушал он сыну, а дома заработавшегося Вильяма ждала Нура, чувствовавшая себя изо дня в день всё более и более потерянной, неприкаянной. Она пожертвовала независимостью и комфортом ради Вильяма, а он со своей стороны пока ничего не сделал для них. Нура осознавала, что безумно важное понятие «Мы» вытеснилось у него из головы более весомым «Я». Она невесело улыбалась, когда одним свободным вечером Вильям за бокалом вина с нараставшим волнением рассказывал о том, кем видит себя в ближайшем будущем и что, если верить отцу, перспективы в действительности недалеки от его грёз. Нура говорила, что рада за него, но через день дрожащими пальцами, чувствуя подступившие к горлу слёзы, написала Эскилю всего лишь три слова: «Я возвращаюсь домой». На следующий день Вильяму пришло сообщение с норвежского номера. Два слова: «Она дома». — Дома, — прошептал Вильям и понял, что он потерял свой дом. И пусть в это трудно поверить, но он ни на секунду не забывал о Нуре. Вильям мог повторить каждое слово, которое она сказала ему, защищая Вильде. Тогда он подумал, что никогда не связался бы со столь прямолинейной и дерзкой девицей, но потом, перед сном, неожиданно вспомнил её, девушку, которая, глядя ему в лицо, честно сказала то, что она думает о нём, и не побоялась сделать это прилюдно. В отличие от него, Нура не боялась ничего, только потерять его. Он должен был понять глубину её чувств гораздо раньше — тогда бы ему не пришлось тяготиться теперь одиночеством. Согласившись жить в Лондоне вместе с ним, Нура порвала со своей прежней жизнью. Ей, наверное, было немного неудобно возвращаться после этого в Норвегию, но, с другой стороны, Вильям не сомневался, что каждый из тех людей, которых она знала и которых смело покинула, будет рад её возвращению. И ревность вдруг накрыла его разрушительной волной: Эскиль и Линн, должно быть, сидят сейчас рядом с ней и слушают её рассказ о том, что произошло между ней и Вильямом в Лондоне. На мгновение ему показалось, что он и сам слышит её безрадостный голос, и тут же вспомнились её потухшие глаза.

***

Нура не ждёт, что что-то изменится. Она учится жить с тем, что её сказка кончилась, едва начавшись. Вильям остался в Лондоне, он не пишет ей и не звонит, она не знает, улучшилась ли ситуация у него на работе и стал ли он возвращаться домой до шести вечера, как и планировал. И ей так невыразимо больно, когда она вспоминает об этом, а забывает она Вильяма, честно говоря, по воскресеньям и просыпается с мыслью о нём по понедельникам. Нура никак не реагирует на сочувственные взгляды Вильде, лишь изредка звонит Эве, но не говорит и половины того, что хотела бы: глаза щипет от слёз, и голос падает до шёпота, и приходится прощаться, на ходу придумывая оправдания, и вешать трубку. Нура не плачет: никому не высказываясь, она справляется с эмоциями, отвлекается, забывается, полностью отдаётся какой-нибудь работе по дому или делает домашние задания на неделю вперёд, и так продолжается долго, пока однажды вечером, в воскресенье, Эскиль не появляется на пороге её комнаты с сияющей улыбкой на лице. — А постучать в дверь? — голос Нуры звучит не так строго, как ей хотелось бы: предыдущую пару часов она провела за разбором воспоминаний о Вильяме. Эскиль вздыхает, картинно поднимая к потолку глаза, и оборачивается, обращаясь к стоящему за спиной: — Бога ради, Вильям, я не выдержу больше, сделай что-нибудь! Нура вскидывает голову, она и злится, и расстроена, и почему-то растрогана. Эскиль исчезает за порогом, она слышит его удаляющиеся шаги по коридору. Нура почти вскрикнула, когда в комнату ворвался Вильям, и выронила фотографии, на которых ни разу он один — только с ней и она — только с ним. — Вильям… — она обессиленно шепчет, её ноги становятся ватными. Тело тяжелеет, Нура вся каменеет и не может сделать ни шагу. Впрочем, Вильям сам к ней подбегает и заключает в объятия, сгребая в охапку. Нуре вдвойне приятно осознавать, что он рядом и они оба в Норвегии: в Лондоне климат ужасный, и с ним связано столько грустных воспоминаний, что её глаза в который раз начинает щипать. Она больше не сдерживается: перед Вильямом, видевшим её в разное время, в разных состояниях и настроениях, нет нужды притворяться. Нура чувствует его дыхание на своём лице, и понимание того, что он сейчас и правда стоит рядом с ней, заставляет её колени дрожать и подкашиваться. Она уже давно утратила контроль над ситуацией, в том числе и над самой собой. Нура обнимает Вильяма за шею, тянется к нему, чтобы поцеловать, но он останавливает её, обхватывая обеими руками за талию и мягко отстраняя от себя. Он наклоняет голову вперёд, смотрит на неё извиняющимся взглядом, и девушка с трудом справляется с желанием прямо сказать ему, что готова начать всё с начала. Уголки его губ вздрагивают и приподнимаются, но, прежде чем наконец-то её поцеловать, он берёт её ладонь обеими руками и медленно подносит к губам. Поцелуи почти невесомые, у Нуры бегут мурашки по коже, и она понимает глубинную нежность его действий, но хочет близости — настоящей. Она поднимает его лицо и настойчиво прижимается своими губами к его.