Catch me, if you can

Я бреду по ночному Токио, медленно приближаясь к знакомому отелю. Я фактически уверена, что невероятно осторожный Эл уже съехал оттуда, но выбора у меня особого нет. Все равно возвращаться в логово Киры, где сейчас засело аж двое убийц, мне не хочется от слова «совсем». Подхожу к отелю, но не захожу внутрь. Рюдзаки, даже если он еще там, мне тоже не особо видеть хочется. Сажусь на ближайшую скамейку, лицом ко входу, вдруг осознавая, насколько сильно устала. Вот хоть здесь бы и уснула. Двое суток нервов без нормального сна. Хотя, по правде говоря, я уже давно плохо сплю. Плюс вчерашний жутко напряженный вечер буквально высосал из меня все силы. Как никогда я чувствую себя жутко разбитой и уставшей. Мой взор обращается к небу, неестественно темному, даже с видными редкими звездами. Обычно в больших городах их не видно, и все небо затянуто темно-оранжевой дымкой. Но сейчас я отчетливо вижу темный кусочек небосвода. И как у всякого фантазера, смотрящего на звездное небо, сладко щемит сердце, будто он и вправду откуда-то оттуда. Прикрываю глаза, вдыхая прохладный ночной воздух. Отречение. Так хочется просто забыть все это дерьмо и оказаться где-нибудь очень далеко. В родном доме, с родными людьми. Выйти на балкон и увидеть такой знакомый пейзаж, услышать шум деревьев, почувствовать родной воздух, который еще помнит мое счастливое дыхание. Погладить рыжего кота, взять на руки и уйти в свою комнату, где все так знакомо и родно. Услышать смех родителей из соседней комнаты, постучать им в стену и услышать ответный стук. Почувствовать запах бабушкиной выпечки, заварить чай и долго-долго смотреть на звезды, укутавшись в плед и почесывая кота за ушком. Вечно. Я открываю глаза, чувствуя, как по левой щеке текут горячие слезы. Но реальность сурова. Я больше никогда не узнаю такого счастья. Счастья семьи. На фоне шумят машины, жизнь ночного города вступает в свои права. Подтягиваю колени, понимая, что мне очень холодно и одиноко. Что я совсем одна. Один единственный друг здесь, которого я считала настоящим, желает меня убить. Я всю жизнь от чего-то бежала, куда-то спешила, стремилась что-то найти. И вот судьба завела меня сюда. Ничего не случается просто так, все возвращается. И мое зло, которое я причинила многим тоже вернется. Особенно то, которое я причинила самым родным на свете людям. Я никогда не смогу простить себя за это. Никогда. Ветер наступает с новой силой, спутывая мои волосы и закрывая ими мокрые глаза. Не стремлюсь их убирать. Кто-то садится рядом, но я не обращаю на это внимание. Ничего не важно. Не сейчас. Я хочу побыть одна. Просто утонуть в болезненных воспоминаниях прошлого. Ветер снова настигает, забираясь под одежду, вызывая мурашки. Ночь холодная, а у меня нет даже куртки. — Малия, — мне или показалось, или кто-то действительно позвал меня, но я не хочу никого слышать. Хочу побыть одна. Весь этот мир, вся эта жизнь, все сейчас неважно. Мне всего двадцать, а я так устала, словно провела в сражении как минимум полвека. Стремясь найти Киру, думала, что все будет проще. Что у нас с Фил все пойдет, как всегда, по маслу. Но не пошло. Почему-то именно сейчас я вдруг за долгое время вспомнила, что мир не крутится вокруг меня. Что я тоже могу умереть. Так странно, меня не удивляли чужие смерти, словно это было нормально, да и, учитывая, в каком мире я жила — это действительно нормально, но я никогда не могла подумать и о собственной смерти. Будто буду жить вечно. Смешно. Кто-то трогает меня за плечо, и его обжигает теплом. Левой рукой убираю волосы с глаз, чтобы посмотреть на пришедшего. Удивляюсь, когда вижу перед собой Рюдзаки. В привычной белой кофте, которую продувают все ветра, всклокоченную черную шевелюру и глаза. Глаза, которые смотрят в самую душу. — Рюдзаки, — выдавливаю я, снова отводя взгляд и утыкаясь подбородком в колени. Кого угодно, но только его увидеть я была не готова. Хотя, сижу ведь перед отелем, в котором он остановился… Но все равно. Я сейчас так разбита, так открыта и уязвима. Замершая, заплаканная и разбитая. Везет же мне. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает детектив. — Ничего, — шмыгаю носом, просто не понимая, что на меня нашло и зачем я вообще пришла сюда. Пешком. Через половину Токио. Я точно сошла с ума. — Ты плачешь, — странным голосом замечает юноша, а я еще громче шмыгаю носом, чувствуя, что мне становится хуже. Так всегда, когда начинают жалеть. Даже если без слов. Пытаюсь вытереть слезы, но только размазываю подводку, пачкая рукава рубашки. — Все в порядке, спасибо. — Тебя отвезти домой? — на удивление тактично решая не лезть в подробности, предлагает брюнет. — Там не мой дом, — бурчу я и опять вспоминаю такое родное здание с красной крышей, в котором прошло мое детство. Счастливое детство. — В таком случае поедешь со мной, — решительно заявляет детектив, поднимаясь с места, а я удивленно кошусь в его сторону. Серьезно? С чего такая доброта, я ему никто. Более того, девчонка, которую Рюдзаки, наверняка, не выносит. А если бы еще и знал, кто я, то и вовсе разговора бы не было. Упрятал бы в тюрьму, даже и слова не сказав. Все же, он тоже мой враг. Кто-то накидывает на меня теплый плащ и протягивает белоснежный платок. Поднимаю взгляд и вижу участливого Ватари. — Давайте, мисс, поднимайтесь, — говорит старичок и помогает мне встать. — Так и заболеть недолго. — Спасибо, — хриплю я, вытирая слезы и направляясь вслед за Ватари. Рюдзаки идет рядом, не говоря ни слова. Мы подходим к уже знакомой бронированной машине, где Ватари открывает перед нами дверь. Сажусь внутрь, следом за мной забирается брюнет, даже в машине усаживаясь в своем стиле — с ногами. И сейчас так сильно хочется сделать тоже самое, совсем как в детстве — уткнуться в колени и сидеть так до тех пор, пока не найдет мама и не успокоит. На глазах снова наворачиваются слезы. Ватари садится за руль, и машина трогается. За окном проносятся разноцветные витрины, улицы, люди. И все мимо. Словно я вообще не здесь. — Что случилось? — детектив все же задает этот вопрос. — Предположения? — грустно усмехаюсь я, тщательно скрываясь за волосами. — Можешь даже в ненавистных мне процентах. Но Рюдзаки почему-то не предполагает. — Скажем, поняла, что живу совсем не так, как хотела бы, — почему-то говорю я, хотя юноша не просил. — Что все, что я делала, не имеет никакого значения и смысла. Что настоящее сокровище променяла на фальшивку. И ничего уже изменить нельзя. Рюдзаки снова молчит. Но мне напротив это нравится. Он не задает глупых вопросов, не пытается узнать, что творится у меня на душе. Просто ждет, пока я выговорюсь сама и не мешает мне это сделать. Не толкает фальшиво успокаивающих речей, от которых становиться только хуже. Просто молчит и слушает. И это именно то, что мне сейчас так нужно. — Я скоро умру, Рюдзаки, — вдруг признаюсь я. — Умру, так многого не успев и наделав столько ошибок в жизни. — Исходя из чего ты делаешь такие выводы? — серьезно и в то же время обеспокоенно спрашивает парень. Я наконец смотрю на него. Смотрю наверняка таким затравленным и обреченным взглядом, что у юноши напрочь отбивает все вопросы. — Я просто знаю. И снова отворачиваюсь к окну, больше не говоря ничего. Я просто знаю. Лайт ни за что не оставит меня в живых. Я для него игрушка, для которой он сам решает, сколько осталось жить. Возможно, он уже придумал для меня смерть и сейчас просто ждет подходящего момента, отсчитывая часы. А я остаюсь в неведении, вдруг начав ценить каждую секунду. И сил сражаться просто не осталось. Мы приезжаем на другой конец города. Ватари загоняет машину на подземную парковку, и мы выходим. Снова отель, самый верхний этаж. Уже без просьбы просто кидаю итак побитый (неплохо я вчера швырнула его в того монстра, только жаль насквозь пролетел) телефон на тумбочку у двери и направляюсь к привлекательному дивану. Сейчас для меня даже пол привлекателен. Заваливаюсь на мягкую поверхность, едва успев снять бежевые кеды. Уже в полудреме ощущаю, как у меня забирают плащ и накрывают куда более мягким пледом. Бурчу нечто похожее на благодарность и окончательно проваливаюсь в сон. Я вижу знакомый двор, узкую парковку, разрисованную цветными мелками, знакомый бурый подъезд с облупившейся краской и круглой ручкой. Лавочка напротив цветущей сирени, а в ее кустах игриво подмигивает сооруженный шалаш. Ввожу навсегда запомнившийся код домофона и дверь отворяется. Захожу внутрь, поднимаюсь по знакомой лестнице с широкими перилами, на которых я любила кататься в детстве, на второй этаж. Вижу знакомую дверь под номером восемь. Она открыта, оттуда пахнет бабушкиной выпечкой. Кладу руку на деревянный косяк, опускаю голову и мнусь на пороге. Не могу войти, мне так стыдно. Стыдно за свой проступок. Я не имею права возвращаться в это родное место. Тоскливо смотрю на застенчиво выглянувшего рыжего кота и отступаю назад. Как бы сильно не хотела вернуться, я не смогу. Не имею права. Выскакиваю на улицу. Я на заднем дворе, там стоит одинокая ива. Мое первое покоренное дерево. Забираюсь наверх, на знакомую ветку. Сквозь лиственную дыру смотрю на окно второго этажа. Вижу в нем счастливо бегающую девочку. Она так счастлива, показывает родителям нарисованных лошадок. Усмехаюсь. Мое первое творчество. В комнату врывается другая девочка и радостно показывает пластмассовый тетрис, который почему-то показывает время, а не игру. Первая «разработка» Аси. Я была счастлива там. И я бы все отдала, чтобы снова вернуться назад.

***

Просыпаюсь от громкого звука. Резко подняв голову, я медленно стягиваю плед с макушки, всколошматив волосы, и обнаруживаю тихо матерящегося Мацуду, уронившего коробку с какими-то кассетами. Моя бровь неосознанно ползет вверх, и я осматриваюсь. Светлый номер, в котором всего пару диванов, кресло и телевизор. Справа оказывается смежная комната без двери, в которой я слышу приглушенные разговоры господина Ягами и Рюдзаки. — Простите, я вас разбудил? — виновато спрашивает молодой полицейский, смущенно почесывая затылок. Перевожу на него сонный взгляд и выползаю из-под пледа, садясь на диване. События прошедшего вечера проносятся в голове и мне становиться дико стыдно перед Эл и Ватари за свое поведение. За свою разбитость и слабость. Голова отдает тупой болью, напоминая о прошедшей тихой истерике и стрессе. — Ничего страшного, — хриплю я, а горло отдает режущей болью. — Скажите, тут есть душ? — Да, в конце следующей комнаты — коридор, — озадаченно отвечает парень. — Дверь слева. — Спасибо, — снова хрип. Шмыгаю носом и натягиваю кеды. Закутавшись в темный плед и просто не представляя какой у меня ужасный и всклокоченный вид, я, качаясь, вплываю в соседнюю комнату. К счастью большинство находящихся там ко мне спиной и не видят этот кошмар. Еще к своему облегчению я не наблюдаю в помещении Лайта, и мне становится легче. Неожиданно совсем некстати Аидзава резко оборачивается, и я задеваю его плечом. — Извините, — сиплю я. — Малия, с тобой все в порядке? — тут же обеспокоенно интересуется Соитиро. Я осоловело киваю и продолжаю свой путь. — Я в душ, если можно, — это был даже не вопрос. Мне очень плохо. Нужно срочно отогреться. Достигаю ванной комнаты, которая вполне оправдала свое название. Тут был и душ, и ванна, и мягкий коврик под ногами, и просто огромная стопка полотенец. Закрываю дверь. Плед падает к ногам. Я обессиленно облокачиваюсь на раковину и рассматриваю свое болезненное отражение. В голове пролетела мысль, что это Лайт постарался и выбрал для меня такую изощренную смерть. Стараюсь не думать об этом, но выходит плохо. Снимаю бирюзовую клетчатую рубашку, и в который раз убеждаюсь, что невероятно похудела. Еще немного и можно будет записываться к анорексикам. Снова морщусь от головной боли и решаю все же принять горячую ванну, а не душ. Включаю воду и сажусь на край ванны, задумываясь о своем положении. Дерьмовое у меня положение. Я много лет не вспоминала прошлое, а вчера вдруг накатило. С чего вдруг? Потому что я смирилась со своей неизбежной смертью и решила вспомнить все провалы в жизни? Определенно. Раздеваюсь до конца, снимаю протез и забираюсь в горячую ванну. Мне сразу становится легче. Противная резь в горле притупляется, как и головная боль. Я наконец-то чувствую долгожданное расслабление. Прикрыв глаза, начинаю думать. Лайт хочет убить Рюдзаки, убьет его — убьет меня. Значит мне нужно помешать этому случиться, если я хочу жить. И как мне это сделать? Рассказать Эл всю правду? Не факт, что он поверит в это — во-первых, а во-вторых, если ему по-прежнему будет грозить опасность в виде второго Киры — Мисы, которая может убить, каким-то немыслимым образом узнав имя, не шибко просвещённый детектив мне поможет. К тому же он может вообще не слушать, сковав в наручники на моменте про Белую Лису, и не увидеть мне свет Божий больше никогда. Все же я не могу ему доверять. Никому не могу. Нужно придумать что-то еще, то, что сможет прикрыть меня и без Рюдзаки. Однако разбитая и гудящая голова не слишком-то и стремится придумывать план спасения. В глубине сознания забилась мысль о смирении. О том, чтобы просто забить на все и прожить остаток времени спокойно. Однако я довольно быстро попыталась задушить эту мысль. Впадать в апатию мне сейчас точно не нужно. Потому что вытягивать из нее будет некому. Полежав с час в ванной, до момента пока вода из горячей не превратилась в едва теплую, я ополоснулась еще раз в душе и вылезла. Взяв одно полотенце из стопки, я вытерла им волосы, чтобы с них не капало на пол и повесила на батарею. Быстро одевшись и вновь замотавшись в плед, я вышла из ванной. Воздух снаружи оказался холоднее и мне захотелось вернуться назад, но кажется хитрый старик только и поджидал, пока я выйду. — Я сделал вам горячий чай, мисс. Вас что-нибудь беспокоит? — участливо интересуется Ватари. — Нет, спасибо, — из горла предательски вылетает хрип и я замечаю, как мужчина недовольно хмурит брови. — Горло и голова, — нехотя признаюсь я. — Пройдемте, померяете температуру и выпьете чаю. Он вышел из коридорчика, и я поплелась за ним. Опять та же комната, те же люди, только теперь все заняты какими-то делами. Рюдзаки поднял на меня взгляд, запихивая в рот зефир. Я кивнула ему, не то в знак приветствия, не то благодаря за оказанную помощь вчерашней ночью. Соитиро на пару с Мацудой посмотрели на меня как-то сочувствующие и мне стало интересно, что рассказал им детектив. Неужели правду? А сказал ли он, что я думаю о смерти? Захожу в комнату, в которой проснулась, и оказывается, что с другой стороны тоже через маленький коридорчик находиться кухня. К слову кухня эта заставлена просто невероятным количеством коробок со сладостями и чаем. Неужели они это с собой перевозят? Или это просто ежедневная доза глюкозы для детектива? Ватари сажает меня за стол и всовывает градусник. Я некоторое время туплю, смотря на него и не могу понять, куда его засунуть: в рот или подмышку. Мужчина, увидев мое замешательство, любезно объяснил, что все-таки в рот. И вот я, укутанная в плед, сижу с градусником во рту, пока старик готовит новый чай взамен остывшему. Термометр тихо пискнул, и я посмотрела на циферблат. — Тридцать восемь и пять — спокойно произношу я, вполне ожидая, что у меня будет температура. Все началось из-за стресса, а вчерашняя холодная ночь вконец добила организм. — Плохо, — покачал головой Ватари и поставил передо мной чай с долькой лимона. — Я принесу вам лекарство. После этого мужчина удалился из кухни оставив меня наедине с чаем и суфле. Посмотрев на сладость, я совсем не ощутила чувства голода. Мне вовсе не хотелось есть, хотя я понимала, что это неправильно. Моему организму нужны сейчас силы и поэтому я должна поесть. Через силу пихаю в себя эти суфлешки, запивая горячим чаем, который оказывается просто бальзамом для моего изрезанного горла. Поднявшись с места, заглядываю в холодильник, удостоверяясь, что кроме тортов там ничего не стоит, однако все же замечаю желтый лимон. Достаю фрукт и с безумной улыбкой сажусь обратно, начиная чистить его как обычный апельсин. Именно за этим занятием меня застает Рюдзаки. — Как твое самочувствие? — интересуется он, садясь напротив и удивленно косясь на желтые корки. — Температура, но это ожидаемо, — пожимаю плечами я. — Вчерашнюю лавочку обдувало всеми ветрами. — Не хочешь рассказать, что произошло и что ты там делала? — осторожно спрашивает брюнет, закусив большой палец, и все так же продолжая наблюдать, как я чищу лимон. Внимательно так наблюдать, словно на какую-нибудь диковинку. Я некоторое время молчу, дочищая фрукт. Потом отвожу его в сторону и осторожно делю на две части, при том, не попадая под кислотные брызги. Медленно, дольку за долькой я делю фрукт. — Помнишь, ты спрашивал про секреты? — тихо спрашиваю я, запихивая первую дольку в рот и даже не морщась. Рюдзаки едва качнул головой, не изменив позы и смотря на меня во все глаза. — У всех свои странности, — хмыкаю я, отвечая на его немой вопрос и проглатываю вторую дольку. — Так вот, про секреты. Ты тогда был прав: у меня действительно есть тайна и цель, по которой я здесь, — с каждым словом мой голос становился все тише и тише, а уверенность таяла. Эл мой враг. Я не должна верить ему, не должна ничего рассказывать. Я уже столько раз убеждалась, что делать этого категорически не следует. Но что, если это мой единственный шанс спастись?.. Я играла на два фронта, против Киры и против Эл. И вот к чему это привело. Может Лайт и рассчитывает на то, что мне не хватит духу во всем признаться брюнету? Только вот он не знает всю мою историю. По его логике, если я признаюсь Эл, детектив как минимум мне не поверит, потому что сочтет врагом (я же за местью). Но с такой историей он не станет воспринимать меня всерьез. Вряд ли закует в наручники и кинет в тюрьму. Как в том случае, если я расскажу ему всю правду. Пожалуй, я даже не могу предугадать его реакцию. И проблема в том, что мне никто не поможет. Не Фил, с которой я уже Бог знает сколько не связывалась, не уж тем более Лайт. Повезет, если Ягами меня вообще убить не попытается. — И ты хочешь мне рассказать? — подталкивает к продолжению брюнет. Я молчу, угрюмо уставившись в пустую чашку и вдруг осознавая, что за размышлениями съела весь лимон. — Понимаешь, я делала много ошибок в своей жизни, и не уверена, что рассказать это тебе не будет ошибкой, — я поднимаю на него взгляд, пытаясь найти отклик на свои слова, но юноша остается невозмутим. Я шумно выдохнула и провела рукой по влажным волосам. Играть на два фронта больше не выгодно. Мне придется с кем-то объединиться, и я скорее выберу Эл, который может засадить меня за решетку на всю оставшуюся жизнь, чем Киру, который при любом удобном случае предпочтет избавится. — Давай лучше заключим сделку, — предлагаю я, вдруг совсем неожиданно придумав план. — Ты вернешь мне телефон, который Ватари забрал в первую встречу, а я тебе все расскажу. — Зачем тебе телефон? — недоверчиво щурится детектив. Не доверяет. Как и я ему. Снова тяжело вздыхаю. Говорить сложно, нужно еще чая. — Я вчера сказала тебе, что умру, — тихо хриплю я, смотря прямо в глаза юноше. — И, если я не свяжусь кое с кем, это и вправду случится. Рюдзаки некоторое время молчит, тщательно думая над моими словами, а потом выдает: — Прости Малия, но я не могу верить тебе, — спокойно произносит брюнет, поднимаясь и засовывая руки в карманы. — Первый и второй Киры объединились, и это значит, что я в большой опасности. И, вполне вероятно, мне тоже грозит смерть. Я не могу трезво анализировать происходящее, и теперь подозреваю, что Лайт — первый Кира, и, как я уже говорил ранее, — если один из вас Кира, второй его сообщник. И поэтому я не могу позволить связаться тебе с кем-либо. Беря в расчет все наше прошлое общение, я сделал вывод, что тебе верить нельзя. Я могу предположить, что все сказанное и сделанное тобой вчера — ложь, чтобы достичь какой-то определенной цели. И я не могу позволить этому случиться. Я просто сижу с открытым ртом, даже не зная, что сказать. Пока я раздумывала о сотрудничестве с Эл, он думал о том же со мной. И если я решила довериться ему, то брюнет принял с точностью обратное решение. Может быть я бы попыталась что-то ему доказать, но сил спорить нет. Невероятно! Ягами все обставил так, чтобы у нас не было никаких причин доверять друг другу. Интересно, это был его план изначально, еще когда мы познакомились в кафе?.. Медленно, но верно он ограждал Рюдзаки от меня, ведь когда я начинала нелестно о нем отзываться, Ягами даже не заступался, хотя Рюга, якобы, его друг. И когда мы встречались с детективом, то шатен вел себя так, словно из нас двоих он белый и пушистый, а я серый волк, но тем ни менее мы с ним «не разлей вода». Удивительно, что Рюдзаки вообще догадался, что из нас двоих Кира это Лайт, а не я, а то с таким раскладом дел, я бы не удивилась, если бы меня вдруг объявили Кирой. Ягами Лайт снова умудрился обставить нас обоих.