l'amore esiste

В кабинете нет окон, только огромные рамки, в которых поочерёдно сменяются пейзажи Швейцарских Альп, непролазные джунгли Перу, пастельные ветви сирени, заслонившие собор Парижской Богоматери, холодное сердце Петербурга.… Все фотоработы несколько серые, но с расстановленными в нужном месте точками: прорезавшимися сквозь землю подснежниками, пурпурной птичкой тунки в ветвях, дивно пахнущими цветками или каплями дождя, танцующего на стёклах. Он – Виктор – так видит сквозь объектив перепачканной порой камеры, сквозь хрусталик без предвзятости и искажения, сквозь вишнёвый дым сигарет. Минор стучит по клавишам ноутбука, жмурится, поглядывает на часы – семь утра, а он и не думал о сне или любом другом виде отдыха. Двенадцать часов непрерывной работы с одной лишь чашкой прогорклого кофе на кухне, у окна. Он за это время увидел десятки пар глаз, десятки нерассказанных историй в пикселях и рассказал их со своей константы. Звонит телефон. - Доброе утро, - на другом конце линии Стефан скрипит, бурчит, и, наверняка, под подушку, по привычке, прячется от неяркого солнца над Лондоном. - Доброе, - Виктор ставит режим громкой связи и откидывается в кресле назад, - рад, что ты не проспал. Голос сухо смеётся, а затем с чавканьем что-то пьёт, шумно вздыхает и выдаёт: - Если бы ты видел ту блондинку… Виктор закатывает глаза. - Снова та же песня…. Нам вылетать через три часа, а ты думаешь о блондинках. В погасший экран девайса он видит себя, совсем не юного, как ожидалось, угрюмого, с запотевшими стёклами сапфировых глаз, сжатыми в тонкую линию губами, кольцами тёмных коротких волос и модной сейчас трёхдневной щетиной. Жалкое зрелище. - Не напоминай, - раздосадовано, - то, что я променял, быть может, женщину всей своей жизни на тебя и на твои безумные идеи. - Мои идеи приносят тебе деньги, - он пожимает плечами. – В аэропорту через час. Надеюсь, тебе хватит сил сползти с кровати. Красная кнопка, тишина. Ноутбук снова начинает шуметь, Виктор делает несколько последних кликов, затем убирает его в дорожную сумку. Он вытягивается в полный рост, слыша, как тихонько пощёлкивают суставы, гасит свет, задержав на секунду взгляд на хохлатой птичке в потухших деревьях, и на цыпочках крадётся в соседнюю комнату… …где всё слишком розовое. Маленький ангел, спустившийся с фресок Сикстинской капеллы, спит, распластавшись на животе по кроватке. Пижама съехала, копна золотистых кудряшек россыпью легла на лицо, прикрыв пухлые щёчки четырёхлетней Виктории от нежно-розовых бликов рассвета из большого окна. Виктор дышит реже, забирается на противоположную сторону кровати, закрывает глаза и целует ребёнка в затылок. - Папа? – курлычет девочка, неуклюже, как все малыши, переворачиваюсь на бок. - Да, малышка, - он касается сухими губами тёплого носика, и Виктория улыбается, не размыкая ясных сапфировых глаз. - А ты вернёшься? Она задаёт один и тот же вопрос в каждый его отъезд, и он заранее знает ответ, как знает и причину вопроса, как знает страх, который порой преследует его малышку в кошмарах. История Виктора до смешного проста: молодой, амбициозный, неугомонный, он – мальчика-сирота – сам создал себя и свою дорогу, миновав перед этим такие остановки, как «наркотики», «алкоголь», и протест всему миру без малейших исключений. Ему досталась сама прекрасная девушка, которая родила ему самого прекрасного на свете ребёнка, когда он только начинал собирать кусочки времени-фотокарточки своих фантазий и видения. Он быстро поднялся на вершину, сменив обычные сигареты на более приятные итальянские с меньшим вредом и кружащим голову ароматом, маленькую квартирку на окраине на небольшой дом в элитном и тихом районе, смех и безделье на бесконечные разъезды и работу не покладая рук. Виктор крутился в этом, как белка в колесе, пока кто-то свыше не нажал кнопку «Стоп» и его двадцать пять превратились в инсталляцию идей Данте. На похоронах его не было, за что подруги и журналисты объявили на него травлю. «Мама уехала, Викки», - уже чуть позже объяснял он малышке, слишком шустрой для своих трёх, «и больше не вернётся». - Если ты будешь меня ждать, то куда мне деться? Тёплые ото сна ручки обхватывают его шею. Виктор запоминает, как сладко пахнет от её волос земляникой, как смешно она фыркает, накрывая отца пуховым одеялом с дурацкими, но нравящимися ей, медвежатами. Он – счастливый человек. У него есть смысл.

***

- Люблю осень в Глазго. Раньше моя бабушка приглашала всех на тыквенный пирог и домашний сидр. Правда, гостям доставался только сидр. Виктор прекрасно знает, куда уходил весь пирог. Он не помнил своего со Стефаном знакомства. Всё их партнёрство и вытекшая из него дружба казались самим собой разумеющимся, привычным, будто они от утробы до гробовой доски должны пронести на двоих один путь. Стефан умело пользовался своим обаянием чуть полноватого молодого мужчины с очаровательными огромными серыми глазами и всегда уложенными медными волосами (которые усмирить в Лондонской влажности почти невозможно), а Виктор – камерой. И только вместе им удавалось донести весь этот необычный для простого человека мир на фотоплёнке, удавалось заставить людей платить за это (в чём Стефан, в принципе, и нуждался). В городе ничего не поменялось с его последнего визита эдак семь лет назад. Всё те же шпили, облицовка, выпиленные кем-то щепетильным узоры. Осень здесь действительно красивая – богатая на сочные, яркие листья, выстилающие бронзовые дорожки в парках. И всё повторяется из года в год, и жизнь здесь, кажется, замерла, как часы без заводного ключа. - Надеюсь, твой кузен не ретируется? – голос у Виктора слишком строгий, слишком не терпится начать работу. - Адам не из тех людей, поверь, – подмигивает Стефан, затаскивая свой чемодан в арендованный ими на время домик, - плюс, кто откажется от такой рекламы? Виктор невольно улыбается. Он тоже когда-то так же шутил на темы, находящиеся в сфере влияния вещи под названием «политическая корректность» и находил это остроумным. Наверное, он и сейчас должен быть таким. Наверное. Через час двое пьют крепкий чай с кусочками яблока и стружкой корицы в небольшой комнате отдыха Адама Ламма. Этому мужчине уже за пятьдесят, ростом он ниже автомата со снеками, волосы ярко-рыжие, с лёгкой проседью, нелепо большой нос и живот, который входит в комнату вперёд хозяина. К тому же, у Адама маленькие хитрые глазки-пуговки, рыщущие жадно по лицу Виктора зацепки и настроения. - Как Вам чай? Рецепт нашей бабушки, мистер Минор! – произносится с нескрываемой гордостью. Редкие морщинки на лице Ламма от улыбки складываются гармошкой, почти такой же, как одна из стоящих на тумбочке около дивана. Хобби? - Приятный, благодарю, - вежливый кивок. Виктор допивает чай и отходит от компании, чтобы позвонить няне и справиться о том, что ела на завтрак Виктория. Признаться, комната нагнетает – в ней нет углов, а облицовка стен слепит так, что чувствуешь себя запертым в консервной банке. И эти картинки в позолоченных рамках, сливающиеся со стенами… Адам начинает что-то рассказывать о том, как к нему пришла идея открыть в тихом северном уголке приют для фантазёров (как он сам называл таких людей), как этому была рада его тётушка и родители, мечтавшие о продолжении врачебной династии, какие восторженные отзывы от своих коллег он получал и, наконец, как он огорчён тем, что Стефан подался в буржуа. - Он ведь прирождённый дантист! – возносит руки к небу мужчина. Виктора клонит в сон. Адам зовёт их на прогулку, ведь его любимые «зверушки» уже бродят по небольшому внутреннему дворику. Здесь качели на металлических трубах, чуть выше, на безопасном мягком покрытии, стоят покрытые лаком лавки из тёмной древесины. Парк одет в морковного цвета листья, спрятав в недрах немного золота и багрянца. Клёны, вязы, буки стоят плотными рядами отличаясь от привычной Виктору Англии, страдающей от недостатка кислорода в лёгких. Здесь из переполненной известью земли даже бьёт ручеёк, перешёптываясь о чём-то с птичками. Виктор набирает побольше воздуха в грудь. У него здесь совсем другой вкус – прохладный, чистый, с запахом засыпающих деревьев и сырости. Волшебный. - У меня всего пятнадцать постояльцев, что по меркам подобных заведений ерунда, но мы стараемся сделать их пребывание здесь идеальным. Они – мечтатели – так чудесны! Только послушайте как-нибудь их рассказы… Стефан падает на первую попавшуюся скамейку, достаёт смартфон и выполняет свою работу – разбор писем, поиск хороших предложений, фильтрация отзывов. Виктор встаёт рядом, глядя в спину уходящего к другому корпусу, навстречу санитарам, Адама. Все здания здесь выстроены из плиток шоколада: три пряничных домика с маленькими окнами и черепичными крышами. Бледное солнце скользит по группе людей в одинаковом сером утеплённом пальто. Таком же сером, как и их лица. - Посмотрите, ребята, у нас гости! – довольный тон не к месту. – Это Виктор Минор, который хотел бы провести в вашей компании какое-то время. Вам ведь есть, что рассказать, правда? Безликая толпа кивает. Глаза Виктора – большие, любопытные – бегло читают заголовок каждой книги, отражающейся в замерших зрачках. - Я буду рад познакомиться с каждым из вас, - натягивает дежурную улыбку, - и, надеюсь, мистер Ламм не против, если я понаблюдаю за вашей прогулкой. Виктор накидывает ремень камеры на шею, надевает солнцезащитные очки и локтем толкает своего приятеля. Адам, сам в восторге от сложившихся обстоятельств, спешит удалиться, заботливо лишь бросив одной из рядомстоящих: - Сатин, милая, завяжи шарф!