***
— Всего лишь поболтать с Серой Дамой, делов-то, — проворчал Рон. — А я предупреждала, — ответила Гермиона. — Я спрашивала о Серой Даме у Энтони пару дней назад. Он сказал, что с ней не так просто поговорить: она очень часто говорит загадками, а не напрямую, а когда не удается придумать остроумную загадку, то расстраивается и замыкается в себе. А еще он давно ее не видел. Вот уже несколько часов друзья бродили по замку в поисках красивого и весьма характерного привидения. Факт того, что привидения, за исключением, пожалуй, Пивза, особенного во всех отношениях, на карте Мародеров не отражались, привел к увеселительной квест-прогулке по замку. Они успели посетить коридор, ведущий в башню Когтеврана (причем несколько раз, чтобы опровергнуть железное «Ну она же призрак факультета Когтевран» Рона), затем оббежали все верхние этажи, наткнулись на Пивза, едва унесли ноги, не понеся сокрушительных потерь, разделились, пробежались по этажам, разыскали Почти Безголового Ника (удивительно, но он оказался куда более доступным для простых смертных, чем таинственная призрачная леди под гербом орла), а далее сэр Николас де Мимси-Дельфингтон созвал консилиум в виде собственной персоны и Толстого Монаха, привидения факультета Пуффендуй. И вместе товарищи привидения, зависнув в нескольких футах над землей, стали размышлять и прикидывать. — По правде сказать, — заговорил Толстый Монах, — Серая Дама в последнее время ведет очень скрытный образ смерти. В последний раз мне выдалось вступить с ней в беседу в первую субботу января. Мне тогда показалось, что она была сама не своя: больше молчала и время от времени нервно улыбалась. Обычно, когда разговор идет про свежеиспеченные пышки, собеседники ведут себя несколько иначе, на мой скромный взгляд. Гарри, заглянув в недры своих невеликих познаниях о привидениях, хотел было поинтересоваться, почему Толстый Монах счел разговор о свежей и весьма аппетитной человеческой еде уместным и интересный предметом для обсуждения, когда все, чем могут «пресыщаться» привидения — это протухшая и прогнившая рыба да червивые заплесневелые пироги годичной давности. Правда, чутье подсказало ему, что такой вопрос может показаться несколько нетактичным, и разумно промолчал. — Да-да, — поспешил согласиться Ник. — Теперь и я припоминаю некую странность: она постоянно бормотала что-то про деревья. — Ты полагаешь, наша прелестная Серая Дама решила обзавестись новым хобби и освоить художественную обработку древесины? — обрадовался Толстый Монах. — Это вообще возможно? — шепотом поинтересовался Рон у друзей. — Ты про то, способны ли привидения на ручной труд? — спросила Гермиона, искоса глянув на парня. — Или про послесмертный кризис среднего возраста? — Сомневаюсь, что Серая Дама спряталась от чужих глаз, чтобы освоить азы обработки древесины, — со знанием дела возразил Почти Безголовый Ник. — Думаю, ее исчезновение связано с тем самым периодом. Ник одарил Монаха многозначительным взглядом, выпучив глаза. Монах нахмурил лоб: до него не сразу дошло, что имеет в виду товарищ по загробной жизни. — А-а, — наконец протянул Толстый Монах. — Ты имеешь в виду период, который тот самый… Да, думаю, ты прав, всецело прав. Приятели привидения обменялись понимающими взглядами. — Они о...? — Рон с сомнением посмотрел на друзей. — Подожди, — тихо ответил Гарри, а затем громко спросил: — Так что это за «тот самый период»? Привидения дружно уставились на него, словно только вспомнили, что они не одни. — Тот самый! — со знанием дела ответил Толстый Монах, разведя руки. — Очень жаль это говорить, ребята, но навряд ли вы сможете побеседовать с Серой Дамой сейчас. Она глубоко в себе, переживает события своей давно минувшей жизни. И неясно, когда она снова вернется к нам. — И что же нам делать тогда? — Ну, — заговорил Ник спустя несколько секунд, — мне крайне неприятно предлагать такое решение создавшейся проблемы, но за неимением чего-либо более подходящего… Возможно, вам окажется полезен Кровавый Барон. — Только у него тоже тот самый период, — обеспокоенно добавил Монах. — Ты же знаешь, какой Барон может быть… — Возможно, именно это и сыграет ребятам на руку, — заметил Ник, уверенно кивнув. А затем, понизив голос, добавил: — Или нет. — Очень обнадеживающе, — заключил Рон, когда ребята, поблагодарив привидений за помощь, отправились на поиски, пожалуй, самого пугающего призрака в Хогвартсе. — Неизвестно, существует ли диадема, дочь Кандиды Когтевран в трауре по годам своей давно минувшей жизни, а единственный, кто может нам хоть как-нибудь помочь, пугает даже Пивза. Потрясающе. Могло ли нам повезти еще больше? Сомневаюсь, друзья мои, ой как сомневаюсь. — Ладно, Рон, — прервал друга Гарри. Ребята остановились в каком-то безлюдном коридоре, когда отошли на достаточное, как им показалось, расстояние от привидений. — Как ты верно подметил, ситуация довольно безвыходная, и вот что я предлагаю. Раз Ник и Монах не смогли сказать, где именно находится Барон, думаю, есть смысл спросить тех, кто с ним взаимодействует чуть больше — студентов Слизерина. — Конечно, у Ника есть какие-то разногласия с Бароном, и потому они ведут своего рода холодную войну, но студенты… — Гермиона покачала головой. — Они же сами его побаиваются. — И все же попытка не пытка, — возразил Гарри. — Попробовать можно. — И что ты предлагаешь? Торчать у гостиной Слизерина и допрашивать каждого встречного-поперечного? — Рон прямо-таки излучал энтузиазм. Гарри засучил рукав и сверился с наручными часами на запястье. — Дафна вот-вот должна вернуться в замок. Думаю, мы как раз можем ее перехватить. Пожалуй, Гарри находил все больше и больше плюсов в том, чтобы встречаться с девушкой с другого факультета. Во-первых, никто на вас не глазеет в гостиной (всех других мест это, правда, не касается). Во-вторых, вы видитесь настолько редко, что на будничные разговоры почти не хватает времени, а так как вы успеваете как следует друг по другу соскучиться, встреча состоит из обмена комментариями о том, как же вы все-таки сильно соскучились (без выяснения, кто больше — на это времени уже не хватает), и поцелуев в том количестве, чтобы обязательно хватило до следующей короткой, как лето, встречи (и, конечно же, всегда не хватает). Сомнительный вышел плюс, правда. В-третьих, все, хоть каплю напоминающее об отношениях, начинает иметь чрезвычайно романтичный окрас. Не так давно, например, на стажировке, когда Сэвидж привел его в тренировочный центр мракоборцев, чтобы поработать над физической подготовкой юного стажера и обменяться свежими сплетнями с другим усатым мракоборцем на посту охраны, Гарри мечтательно засмотрелся, как два промокших от пота и едва стоящих на ногах мракоборца от всей души швыряют друг друга разноцветные молнии невербальных заклинаний. И в-четвертых… — О, да, конечно, он сейчас много времени проводит в подземельях: как идти в сторону гостиной Слизерина, свернуть направо, вниз по лестнице на один этаж, а дальше идите на звук — не ошибетесь. Из гостиной его слышно по ночам, когда совсем разбушуется. Итак, четвертым плюсом встречаться с девушкой из другого факультета оказалась незаменимая помощь в сложившейся ситуации по поиску привидения. — Спасибо, — улыбнулся Гарри, быстрым движением поцеловав Дафну. Рон с Гермионой предусмотрительно (и немного смущенно) отвернулись в сторону. Кажется, их внимание привлекла крадущаяся по коридору профессор Трелони, которая бормотала что-то про восьмой этаж и прижимала нечто, спрятанное под цветастой шалью, к груди. Это нечто позвякивало о массивное ожерелье профессора. — Ну что, в подземелье за Бароном! — скомандовал Рон. — Гарри? — негромко позвала Дафна, поймав юношу за рукав мантии. Гермиона и Рон обернулись и вопросительно уставились на Гарри. — Идите, — махнул он рукой. — Встретимся там. Ребята, дружно кивнув, побежали в нужную сторону и скоро скрылись из виду. Гарри, привычным движений переплетя пальцы Дафны со своими, повернулся к ней лицом. — Да, Даф? Она стянула изумрудный шарф с шеи и прижала его к груди хаотичным комком, пока подбирала слова. Наконец она подняла на него глаза. — Гарри, могу я спросить, зачем тебе понадобился Кровавый Барон? Он и раньше никогда не был особо приятной личностью, сейчас же с ним никакого сладу. И это явно не домашнее задание, я права? — Дафна, как это часто бывало, разглядела ответ на свой вопрос в лице Гарри и улыбнулась с оттенков грусти на лице. — Это то самое, о чем ты не можешь мне рассказать, ведь так? — Даф, я… — Нет-нет, Гарри, я все понимаю, — поспешила остановить его девушка; она сделала шаг в сторону, и ее пальцы выскользнули из его ладони. — Вернее, нет, конечно, я не понимаю всего до конца, но ведь это единственное, что мне остается — смириться. Гарри поймал ее за локоть. — Даф, ты же знаешь… — Да-да, Гарри, ты попросил меня о доверии. И я согласилась. — Она с искренностью в лице, на котором отражались волнение, сомнение, любовь, толика храбрости — все разом, повернулась к нему, расправила плечи и отважно взглянула в его зеленые глаза. — Я не отказываюсь от своих слов. Но ты же прекрасно знаешь: я слизеринка. Оказанная услуга подразумевает ответную. — Она в мгновение ока сократила расстояние между ними, теряя свою показную холодность и слизеринскую расчетливость; она прижала ладони к его груди и тихо заговорила: — Гарри, прошу, окажи мне хоть каплю доверия. Может, я могу тебе чем-то помочь? — Дело не в доверии, Даф, — возразил Гарри. Дафна ответила упрямым взглядом. — Это все ради блага. — Какое-то одному тебе понятное благо. — Твое благо, милая моя, — улыбнулся Гарри. Дафна продолжала упрямиться, и Гарри, обхватив руками ее за талию, прижал к себе и поцеловал в светлую макушку. — Я же не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. — Как будто я желаю для тебя иного, — проворчала Дафна. Она попыталась было отстраниться, но Гарри не выпускал ее из рук: он отдавал себе полный отчет в том, что под ее пронзительным взглядом он вряд ли продержится достаточно долго. — Мы встречаемся, Гарри. Мы — нас двое. Ты не должен все переносить в одиночку. Можешь не раскрывать мне ни капли, но позволь хотя бы помочь. Не отталкивай меня. Гарри прикрыл глаза. Моральная дилемма, мучившая его вот уже несколько недель, казалось, достигла своего пика. Рациональная часть его сознания требовала убрать всех возможных попутных жертв из жизни ради их же блага, чувственная же молила сгрести Дафну в охапку и сбежать на другой континент. С глаз долой — отличный вариант, пожалуй, замечательный, но пророчество, владевшее его жизнью с самого рождения, так или иначе настигнет его, даже если он объявит забастовку. Не потому, что это воля Гарри, но потому, что Волан-де-Морт избрал пророчество как единственно возможную истину. И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… Волан-де-Морт не доверяет никому, собственными руками обрек себя на вечную тьму. Дамблдор — все свои тайны он надежно хранит за семью замками, а в мудрых глазах — бесконечное одиночество. Могущество и тайны: обрасти ими — все равно что остаться одному навсегда. И, пожалуй, он, Гарри, не хочет такого. — Знаешь, думаю, ты все-таки можешь мне помочь. Что ты знаешь про Кровавого Барона? — Кроме того, что он привидение моего факультета? Мало что, — призналась Дафна. — Погоди-ка, Астория! Ну конечно, кто же еще. Идем, она должна быть в гостиной, — протараторила Дафна, схватила Гарри за руку и побежала вниз по лестнице. Оставив Гарри одного в тупиковом коридоре, Дафна исчезла за выросшей за ней стеной. Впрочем, она не заставила Гарри долго ждать: он успел обменяться взглядом только с несколькими черепами на боковых стенах — они всегда казались ему слишком жутковатыми для места, которое должны считать вторым домом несовершеннолетние волшебники, даже если они слизеринцы. — По праздникам мы надеваем на них шляпы и очки, — перехватив взгляд Гарри, сообщила Астория, вышагивающая за спиной старшей сестры. — Со временем они начинают казаться очень даже симпатичными и в каком-то смысле очаровательными. — С трудом могу представить подобное. Дафна остановилась сбоку от Гарри. — Как-то раз, курсе на втором или третьем, Астория выполняла проект по Истории Магии: ей нужно было рассказать что-то о своем факультете, чего никто не знает. Поэтому она решила взять интервью у Кровавого Барона. — Не самые лучшие пятнадцать минут в моей жизни, не буду обманывать, — хмыкнула Астория. — А ты можешь, пожалуйста, поделиться, что узнала от него? — спросил Гарри. По правде сказать, он сомневался, что в своем желании помочь с вопросом привидений Дафна действительно поможет ему, но жизнь, как показывает практика, любит подкидывать сюрпризы. — Без проблем, — улыбнулась Астория. — Я уже, вероятнее всего, не вспомню всех деталей. Однако, как сейчас помню: это был мрачный дождливый день, Астрономическая башня, в которой, казалось, сами дементоры высосали весь свет, еще с лестницы слышались утробные жуткие звуки и лязг металла о металл. Первое, что я увидела, когда с замиранием сердца и дрожью в коленках забралась на башню — это выпученные пустые глаза… — Звучит, как история ужасов, — поделился мыслями Гарри. Астория в ответ широко улыбнулась, что шло вразрез с рассказом, который она увлеченно излагала. — Она это умеет, — шепнула Дафна, кивнув. — Он был мрачен и холоден, как лед, — продолжила вещать Астория. Черепа позади нее злобно таращились черными пустыми глазницами со стен. — Как ураган, он… — Тори, — перебила Дафна, взглядом извинившись. — А ты не могла бы, пожалуйста, подсократить историю до самой сути? Астория отправила сестре долгий пронзительный взгляд. — Что же, раз вы того желаете… В общем, у него была дама сердца при жизни, вечно держала его на скамье запасных. И если сразу перейти к концу истории: от безысходности Барон, получив очередной отказ, сначала прикончил свою албанскую любовь, а потом наложил руки и на себя. Такая вот история в духе Шекспира, вам не кажется? — Албанскую...? — переспросил Гарри. — Да, он как-то вскользь упомянул Албанию, когда я поклялась, что больше никогда не подойду к нему ближе, чем на десять футов, если он мне хоть что-то расскажет. Вероятно, та женщина была из Албании. Всегда хотела побывать в Албании, — добавила Астория. Целеустремленность и упорство Астории наверняка поразили бы Гарри до глубины души, если бы не случайно названная страна. Почему именно Албания? Что забыл английский барон по другую сторону Ла-Манша, так далеко от дома? Холодный едкий голос за спиной прорезал воздух, словно заточенное лезвие ножа. — Мистер Поттер, кажется, вам стоит уделить пристальное внимание заклинанию компаса. Или, может, стоит нарисовать вам карту, пометить крестиком гостиную вашего факультета? У Гарри не было нужды (собственно, как и желания) оборачиваться: было ясно как день, кто именно стоит за его спиной и прожигает своими черными, как, вероятно, и его душа, глазами его лохматый затылок. — Профессор Снейп… — заговорила Дафна, но возможности закончить мысль у нее было. — Мисс Гринграсс и мисс Гринграсс, прошу в мой кабинет, — произнес все тот же голос. Сестры дружно переглянулись, обе были озадачены и даже немного ошарашены. — Мистер Поттер, — Снейп снова обратил свое внимание на него. — Надеюсь, вы найдете выход отсюда, или вам все же понадобится помощь? Колкий ответ не успел слететь с его губ: Дафна предусмотрительно дотронулась до его руки, приводя в чувство, и как бы Гарри ни хотелось высказать то, что крутилось у него на языке в адрес профессора Летучей Мыши, он понимал — это было лишним сейчас. Отработки ни к чему хорошему не приведут, ведь впереди матчи по квиддичу, стажировки, малые крохи свободного времени, отведенного на встречи с Дафной, праздники и вылазки в Хогсмид и столько разных планов… Нет, не в этот раз, профессор. — Увидимся, — шепнула Дафна, прежде чем проследовать за черной мантией декана, шелестящей, как сухие осенние листья, стелющейся по каменному полу коридора. Остался только он, Гарри, и жуткие черепа на стенах. — Ну что же, парни, — Гарри прищурил глаза и упер руки в бока, но черепа продолжали пялиться на него своими зловещими зияющими дырами-глазницами. — Пора мне бежать, знаете ли. Бывайте! И Гарри побежал из одного жуткого места в другое, еще более неприятное.***
— Что-то мне это все не нравится, — шепотом поделилась Гермиона, дернув Рона, идущего на полшага впереди, за рукав мантии. Коридор, по которому они с опаской брели, пропах сыростью, стены были влажные от воды и ледяные, с потолка капало. В тусклом свете двух волшебных палочек видно было только то, что находилось под ногами. От неровных каменных плит на полу тянулись длинные жуткие тени, уходящие в густую темноту, терпеливо ожидающую впереди. Дышалось тяжело — воздух казался спертым. Шаги звонко отражались гулким эхом под потолком, однако к перестуку обуви, как оркестр, добавлялись все новые и новые звуки; они шли спереди и вели ребят за собой. Стенания, вой, лязг тяжелых цепей и грохот. — Да ладно тебе, всего лишь наш старый знакомый Барон, — с показной беззаботностью ответил Рон. Ему самому было до чертиков жутко, но показать это Гермионе — ну уж нет, увольте. — Он же умер миллион лет назад, а что может сделать бестелесный дух? Разве что нагрубить. Впереди раздался низкий утробный звук, напоминающий жуткий хохот. — А я все еще могу изменить свой ответ, или уже поздно? — сглотнув, поинтересовался Рон. Шаг за шагом, звуки становились все громче и громче. Словно кто-то метался по подвалу, пытаясь выбить из-под огромного замка все несущие стены. Внезапно Гермиона остановилась, придержав Рона за руку. Она прищурила глаза, будто пытаясь что-то разобрать. — Чувствуешь? Пахнет чем-то… — Гермиона наморщила лоб. — Протухшей перебродившей настойкой от кашля, — заключил Рон. Запах оказался резким, от него у ребят мгновенно закружилась голова. Чуть позади его остроту перебивал тяжелый сырой воздух, но здесь вся власть принадлежала лишь одному аромату. И чем ближе ребята подходили, тем сильнее запах испорченного алкоголя бил в нос, а на глаза накатывали слезы. — Мы уже совсем… Гермионе незачем было договаривать: перед ними, буквально в двух шагах, из глухой темноты выросла старая прогнившая дубовая бочка, стянутая ржавыми металлическими обручами. Жидкость, находившаяся в бочке, была мутной, по ее ровной поверхности ползла мохнатая плесень. Рядом с бочкой мелькнуло что-то серебристое, а затем скрылось во мраке от света волшебных палочек. — Люмос Максима, — сжав палочку в руке, прошептала Гермиона, и огонек, спрыгнув с конца волшебной палочки, взвился под потолок и раздулся, освещая помещение, в котором они оказались, неярким холодным светом. Картина, представшая их глазам, казалась до нелепого странной. — А я не знал, что привидения могут… — Видимо, от этого запаха, — ответила Гермиона. Она держала пальцы свободной руки у носа, но едва ли это хоть сколько-нибудь помогало в ее страданиях от дурмана древнего лекарства. Впереди раздалось хихиканье, резко прерванное икотой. Посреди подземелья, над большой выбоиной в каменном полу, напоминающей яму, зависло привидение. Старые одежды, покрытые серебристой кровью, усы, жуткие глаза навыкате, длинные цепи, обычно обвивающие руки и ноги, тянущие вниз грузом вины, сейчас были игриво перекинуты через плечо, как шарфик. Барон таращился на ребят, но его замутненные черные зрачки, казалось, хаотично двигались из стороны в сторону без возможности сосредоточиться на одном неподвижном объекте. — Мистер… Барон? — неуверенно обратилась Гермиона. Она не смела сделать ни шагу и держалась за руку Рона, как за спасательный жилет. — Не могли бы вы ответить на пару вопросов, пожалуйста? Если вам несложно. — Несложно? — Барон попытался смерить Гермиону осуждающим взглядом, но его стало слегка клонить в сторону, и вместо девушки в поле его зрения попал покрытый черной плесенью столб. — Умереть — вот что несложно. А существовать в таком вот виде, — Барон размашисто продемонстрировал свою персону, едва не залепив себе пощечину, — вот это и есть одно сплошное — ик! — наказание! — Что вы знаете о Елене Когтевран? — громко спросил Рон. Вопрос в лоб вызвал у призрака волнение. Барон вцепился длинными костлявыми пальцами в ткань своего плаща и направился вперед — с его точки зрения, конечно. Его «походка» представляла собой петляние из стороны в сторону, больше напоминающее заячий бег. — О, женщины! — воскликнул Барон. — Они все портят, дружок, прислушайся к словам человека, которому уже десять веков. Так что будь умницей и не связывайся со своей подружкой, понял меня? — вздернув палец вверх, заявил он, обращаясь к Гермионе. Ребята растерянно переглянулись. — Эта женщина всему виной. Ее бесконечная строптивость и капризы — они свели меня с ума! — Барон снова занесло, на этот раз — прямиком к ароматной бочке. — Угораздило же меня так… Но я добьюсь своего! Я ей все-е-е выскажу, вот увидите! Барон был громогласным, его жесты были размашисты и безотчетны. Но в одночасье он остановился, замер и будто бы весь сжался. Медленно-медленно он опустился на край бочки, уныло подпер впалую щеку рукой и жалостно всхлипнул. — Ну… — неуверенно заговорил Рон. — Ну ладно вам, мистер Барон. В мире очень много женщин, особенно в загробном, я уверен. — Ничего — ик! — ты не — ик! — понимаешь, — ответил Барон. — Она такая… А я такой… Ик! Хотя, — призрак поднял голову. — В чем-то ты прав. Это тогда я был на несколько десятков лет старше, пусть и не лишен — ик! — определенной доли очарования. А сейчас ведь прошла уже тысяча лет! Какие-то нелепые десятки просто не имеют значения. Верно я говорю? — Барон вскочил и угрожающе направил призрачный костлявый палец на Рона. — Д-да. Удовлетворившись ответом, Барон развернулся и, нелепо пританцовывая, полетел своим зигзагообразным способом куда-то во тьму. — Диадема Кандиды Когтевран — что с ней случилось? — поспешно спросила Гермиона. И, безусловно, звучала она куда увереннее, чем выглядела. Вопрос эхом завис в воздухе, и Барон, словно попав под волновой удар, замер вместе с ним. Казалось, он стоял так, слегка ссутулившись, сжав длинные костлявые пальцы, целую вечность. Медленно-медленно, словно на крутящейся витрине магазина, Барон развернулся лицом к ребятам. Он словно стал еще белее, а лицо его было пустым и мрачным. — Диадема? — его голос казался ледяным, пробирающимся под самую кожу. — Ну, корона такая, — пояснил Рон. — Если бы она тебя услышала, ее кондратий хватил бы, — мрачно усмехнулся призрак. — Корона, надо же. На несколько мгновений Барон будто бы застрял где-то внутри своих сумасбродных мыслей: его взгляд блуждал по полу, на впалом лице виднелась ухмылка, слышалось тихое хихиканье. Но затем он поднял голову, уставился на ребят в упор и прогромыхал: — Вечно эта диадема! Она уже испортила несколько жизней: заставила одну украсть, другую — врать до конца дней, а третьего — убить. Пусть и дальше гниет в лесу, где ей самое место. И никто — никто, даже вы, глупые дети — не найдет ее! — Н-но… — попыталась было высказаться Гермиона, но призрак, рассвирепевший настолько, что его раздувающиеся от гнева ноздри стали напоминать паруса корабля, сорвался с места и полетел прямо на них. Гермиона и Рон схватились за руки, переглянулись и дружно дали деру. — Вон! Вон отсюда, воришки! Несносные дети! Глупые, глупые… Когда грохот голоса старого привидения исчез в глубине подземелий, и от раскатистого эха, накатывающего морскими прибоями, до ушей долетали только едва заметные брызги, ребята наконец остановились. Гермиона припала к стене, пытаясь отдышаться, Рон, обмахиваясь рукой, покачивал головой. А затем они столкнулись взглядами и рассмеялись. Именно так их застал Гарри, вынырнувший из-за поворота незаметно и внезапно, как тень. На лице Гарри вырисовывался вопрос. — Ты когда-нибудь видел пьяных привидений? — поинтересовался Рон будничным тоном. Гарри удивленно поднял брови. Его глазам предстала довольно нелепая картина, в смысле которой он затруднялся разобраться, а вопрос друга, само собой, ясности тоже не вносил. — Это вообще возможно? — с сомнением спросил парень. — Вот и мы так и не поняли, — хихикнул Рон. — Привидения же не едят, не пьют, — добавила Гермиона. — Функции обмена веществ у них отсутствуют, собственно как и физические тела. Однако, они могут почувствовать сильных запах испорченных, «мертвых» продуктов. Думаю, в этом и дело… — Вы хотите сказать, что Кровавый Барон обзавелся личным баром в подвале школы? — осведомился Гарри. Кажется, за семь лет жизни в магическом сообществе он стал все меньше и меньше по-настоящему сильно удивляться. — Вроде того, — кивнул Рон. — Запивал — точнее, занюхивал — сердечную тоску. Ну и дурман там стоял, до сих пор в носу свербит! — Вы смогли узнать что-то путное? Про Елену Когтевран и диадему… Гермиона оттолкнулась от стенки и важно кивнула, принимая сосредоточенный вид. — Как мы поняли, Барон был влюблен в Елену, но из-за разницы в возрасте (он был значительно старше) она ему отказывала. А диадема… Что же, по-видимому, она действительно существовала не только в легендах, — выдохнула Гермиона. — Барон сказал, что из-за диадемы одна стала вором, другая — лгуньей, а третий — убийцей. — Елена украла диадему матери, а Кандида врала… — догадался Гарри. — Да, думаю, она всем говорила, что диадема все еще у нее. Помнишь, в книге было написано, что диадема считается пропавшей со смерти Кандиды? Хотя на самом деле ее, вероятно, давно никто не видел. Это многое объясняет, правда? — заулыбалась Гермиона. — Но в таком случае кто убийца? — спросил Гарри. — Барон, — ответил Рон. — Он весь в крови, если помнишь. И эти цепи, и разговоры про Елену… Он мучается виной уже десять веков. Думаю, он не вынес ее отказа и… того. Ее и себя. «Тот самый период» у них совпадает, это логично. — Это подходит под то, что мне рассказала Астория, сестра Дафны. Она как-то брала интервью у него для какого-то проекта, — пояснил Гарри. — Правда, она сказала, что он любил какую-то албанку. — Вероятно, она что-то не так поняла, — пожала плечами Гермиона. — Его в целом довольно трудно понять. — Он сказал еще что-то существенное про диадему? — Кажется, она спрятана в каком-то лесу, где ее никто никогда не найдет. — Очень обнадеживает, — мрачно хмыкнул Гарри. — Боюсь, правда, кое-кто ее все же нашел, и никакие албанцы и леса его не испу… Погодите! — Гарри вытаращился на друзей. — Албания, ну конечно. Астория сказала, что Барон как-то вскользь упомянул Албанию, и она подумала, что девушка, которую он любил, была из Албании. На самом же деле туда сбежала Елена с диадемой матери, там Барон ее нашел и там же все и кончилось. — Думаешь, Сам-Знаешь-Кто смог найти диадему? — Уверен, он умеет заговаривать зубы, — ответил Гарри. — Не удивлюсь, если он выведал у Серой Дамы местонахождение диадемы. Думаю, тогда он еще учился в Хогвартсе. Значит, сразу после выпуска он отправился в Албанию, разыскал диадему, а потом вернулся в школу, чтобы устроиться учителем. Тогда-то он и мог спрятать диадему. Но где? — Почему ты так уверен, что он оставил диадему тут? — спросил Рон. — Тут же полно детей, учителей, эльфов всяких. — Хогвартс слишком много значил для него. Медальон он оставил в пещере недалеко от приюта, где прошло его детство. Кольцо — в доме своих предков. Но Хогвартс — вот то место, где он впервые почувствовал себя на своем месте. Хогвартс значит куда больше, чем приют и хибара Мраксов вместе взятые. — К тому же, — добавила Гермиона, — Хогвартс — одно из самых безопасных и надежных мест во всей Великобритании. — Получается, — резюмировал Рон, — нам нужно найти старую диадему в огромном средневековом замке. А я как раз заскучал в последнее время! — Будь я самым могущественным темным волшебником истории, куда б я спрятала что-то важное? — В место, о котором, как бы тебе казалось, знала только ты. Твое особенное тайное место. Осталось понять, чем было такое место для Волан-де-Морта.