Грачиные следы

      Герцогиня действительно написала королю Леопольду. Она была в панике. Скандал накануне свадьбы! Кроме того, она боялась, что, хотя сейчас Виктория была слишком слаба, чтобы принимать какие-либо решения, как только она придёт в себя, то может, чего доброго, вернуться к своим старым причудам. Хорошо зная упрямство своей дочери, герцогиня волновалась, что скандал вокруг «проклятого кукловода», как она величала про себя лорда Мельбурна, может заставить Викторию отказаться от свадьбы. Кроме того, не стоило сбрасывать со счетов и характер Альберта, который также мог оскорбиться и… нет, вряд ли он, будучи человеком чести, сам стал бы разрывать помолвку, но если бы Виктория высказала подобное желание, с гордого мальчишки вполне сталось бы даже не попытаться уговорить её подумать. Кроме того, герцогиня опасалась, что состояние королевы может вызвать новую волну интриг со стороны её дяди Камберленда. По слухам, Камберленд вновь заговорил о том, что темперамент Виктории слишком уж неустойчив для того, чтобы ей можно было без опасений доверить управление империей.       Ответ от Леопольда пришёл незамедлительно. Он писал, что форсирование свадьбы может лишь подтвердить и тем самым усугубить существующие слухи, и в их интересах вести себя так, словно они не придали им никакого значения — тогда они с большей вероятностью прекратятся сами собой. Однако, разделяя беспокойство своей «дорогой сестры», он заверил её, что приложит все усилия к тому, чтобы принцы как можно скорее прибыли в Англию.       Он выполнил своё обещание — и принцы явились в Букингем за полторы недели до намеченного дня свадьбы. Полностью скрыть от них происходящее не было никакой возможности, но герцогиня, сделавшая всё от неё зависящее, чтобы встретиться с «дорогим Альбертом» до того, как он увидит Викторию, умоляла его «не слишком тревожить бедняжку», потому что «все эти глупые слухи накануне свадьбы совсем расстроили её бедные нервы». Герцогиня объяснила, что Викторию постарались оградить от всего, что может вызвать новый нервный припадок. К ней не пускали даже Дэша.       Альберт рвался увидеть свою невесту. Противоречивые слухи, дошедшие до него, вкупе с сообщением о её внезапной болезни, окончательно сбили его с толку, заставили сходить с ума от беспокойства, и он желал как можно скорее своими глазами убедиться в том, что она в порядке.       Доктор ещё раз предупредил его, что королева пока слаба, и Альберт ожидал увидеть Викторию лежащей в постели. Но нашёл её полностью одетой, хотя и в домашнее платье, предполагавшее минимально строгий корсет. Волосы её были убраны в косу совсем свободного плетения. И в целом Альберт никогда раньше не видел королеву настолько не при параде. «Вот такой я буду видеть её, когда мы поженимся», — подумал он, не сводя глаз со своей кузины.       Она сидела, подперев голову ладонью, у маленького письменного столика, придвинутого к окну её спальни, куда был устремлён её взгляд. Вид у неё был усталый и грустный. Но вместе с тем Альберту показалось, что никогда ещё она не была более красива, даже в тот вечер, когда сделала ему предложение. А ведь тогда он думал, что никогда не видел девушки прекраснее.       В этом, наверное, и крылась разгадка. Делая ему предложение, она, в белом платье, с цветами в волосах, ослепительно хорошенькая, была всё-таки только молодой девушкой. Девушкой, которая стояла на пороге своей будущей жизни. Девушкой, которая доверчиво подала ему руку, чтобы он повёл её дальше. И он принял эту руку, предчувствуя многие годы счастья, предстоящие им в будущем, и готовый идти рядом с ней.       Теперь же у окна в простом платье сидела молодая женщина, серьёзная и печальная. И Альберту вдруг показалось, что он отсутствовал не несколько недель, а несколько лет — и за это время она успела без него пройти тот путь, который, как он считал, им предстояло пройти вдвоём. Он понял, что в её жизни за это время произошло нечто важное, нечто такое, что разделило их, создало между ними пропасть. Потому что в тот момент, когда она переживала какое-то критическое для её жизни событие, его не было рядом с ней. Какая-то страшная буря разыгралась здесь без его участия, и ярость стихии навсегда изменила очертания знакомых берегов. Возможно, рисунок этого берега окончательно стал напоминать чей-то профиль… и Альберт догадывался, что профиль этот не был, вопреки чаяниям, профилем её будущего супруга. Он ощутил болезненный укол в сердце при мысли, что, заглянув Виктории в глаза, не увидит там своего отражения.       — Альберт, — произнесла она, наконец, заметив его, но не поднялась с места, чтобы броситься к нему в объятия. Принц тоже не двинулся с места.       — Виктория, — сказал он.       — Я не думала, что ты приедешь так рано.       — Ты не рада мне? — спросил он.       Виктория снова перевела взгляд в окно. И, помедлив, тихо сказала:       — Я не совсем здорова, Альберт.       — Я знаю, — произнёс он. — И поэтому я тем более не мог дольше оставаться в Кобурге.       — Я не уверена, что смогу сейчас уделять тебе столько внимания, сколько следует, — пробормотала она.       — Разумеется, — отозвался он, уязвлённый тем, что его порыв, вызванный беспокойством о её благополучии, не был оценён по достоинству. — Тебе нужно много свободного времени, чтобы читать посвящения лорда Мельбурна.       На лице её отразилось страдание. Альберт, ощутив острое раскаяние, подбежал к ней и взял её руку. Виктория не отняла руки, но ладонь была такой вялой и безжизненной, что принц вскоре сам выпустил её.       — Должно быть, эти глупые вирши ужасно тебя расстроили, — сказал он тихо.       — «Глупые вирши», Альберт? Разве ты читал их?       — Разумеется, нет! — возмутился Альберт.       — Так прочти, — сказала она бесцветным тоном, подвигая к нему лежащий перед ней лист бумаги.       Альберт уставился на него с изумлением.       — Я думал, доктор забрал у тебя всё, что может тебя взволновать.       — Да, они забрали его, — подтвердила Виктория. — И более того, я думаю, что они его сожгли. — Она остановилась, пытаясь совладать с голосом. А потом продолжила: — Я здесь, словно в тюрьме. Я не могу никуда отсюда выйти. Они унесли все мои книги, и даже Дэша ко мне не пускают. Кажется, мама счастлива, полагая, что вернулись благословенные дни в Кенсингтоне.       — И откуда тогда у тебя этот листок? — поинтересовался Альберт.       — Я переписала его по памяти.       — Но где ты взяла перо и бумагу?       Виктория бросила на него усталый взгляд, словно удивляясь, как его могут интересовать такие пустяки.       — Скэррет, — ответила она коротко.       — Я не понимаю, Виктория, — проговорил Альберт, качая головой. — Зачем тебе вообще понадобилось их переписывать? В твоём состоянии это неполезно.       — Я боялась забыть, — прошептала Виктория. И закрыла глаза. Плечи её затряслись, и Альберт испугался, что сейчас с ней случится новая истерика. Но через несколько мгновений королева пришла в себя.       — Прочти, Альберт, — сказала она. — Прочти и скажи, что ты думаешь об этом.       Принц со вздохом взял листок бумаги, исписанный еле читаемыми каракулями. Да, это была рука Виктории, но он едва мог разобрать буквы — они клонились в разные стороны, словно пьяные, и наползали друг на друга.       — Что ж, — сказал принц, продравшись, наконец, сквозь её почерк. — Никто ведь не ожидает от политика выдающихся литературных способностей.       Услышав это, Виктория вздрогнула.       — Тебе не нравится? — спросила она с волнением.       — Ну, это не Шекспир, — пренебрежительно ответил её кузен. — Хотя, очевидно, автор пытался ему подражать. «Лгут зеркала, какой же я старик…» — процитировал он один из сонетов. — Тот же ритм.       — Не самый плохой пример для подражания, — сухо заметила Виктория.       — Возможно, — пожал плечами Альберт. — Но, как мне кажется, английская поэзия за два с половиной века сделала пару шагов вперёд.       Виктория уставилась на него немигающим взглядом.       — Как грустно, Альберт, — медленно проговорила она, — практически накануне свадьбы узнать, что наши литературные вкусы расходятся столь фатально.       — Что ты имеешь в виду? — изумлённо спросил Альберт.       — Я вдруг подумала: что, если наши мнения столь же несхожи и во всех остальных вопросах?       — Виктория, — начал Альберт серьёзно, — мне кажется, ты не очень хорошо себя чувствуешь. Я боюсь, что ты можешь сказать что-то, чего на самом деле не думаешь.       — Но я на самом деле думаю то, что говорю, Альберт, — возразила Виктория. — И я думаю, что мы, возможно, чересчур торопимся со свадьбой.       — Виктория! — предостерегающе воскликнул Альберт. — Осторожнее. Я готов принять во внимание твоё состояние. И думаю, что спустя какое-то время ты пожалеешь о своих словах. Но если ты скажешь ещё хоть слово…       — Альберт…       — Нет! — воскликнул принц, зажимая уши ладонями. — Нет, Виктория. Ты не в себе!       И он выбежал из спальни, громко хлопнув дверью.

***

      В это время принц Эрнст, не склонный терять время зря, уже прогуливался по саду в обществе герцогини Сазерлендской. На щеках леди Гарриет то и дело вспыхивали алые пятна, и выглядела она расстроенной и усталой, а принц был на удивление серьёзен и молчалив. Некоторое время они обсуждали погоду — в Лондоне и в Кобурге, и новый дуэт, ноты которого леди Гарриет прислали на днях из Парижа. Потом, чувствуя, что все безопасные темы для лёгкой беседы исчерпаны, герцогиня, наконец, заговорила о здоровье королевы и о том, как все во дворце расстроены этим происшествием, так некстати омрачившим подготовку к свадьбе. Больше всего всех удивляло то, что королева, всегда столь решительно сопротивляющаяся любым попыткам диктовать ей, что делать, на этот раз безропотно подчинилась воле своей матери и указаниям докторов. Именно эта внезапная покорность заставляла думать, что Виктория действительно серьёзно больна.       — Мы все сильно встревожены, — сказала герцогиня дрогнувшим голосом. — К королеве никого не пускают, но леди Эмма видела её мельком через приоткрытую дверь, когда доктор выходил из её спальни. Она говорит, что Её Величество похожа на привидение.       Эрнст, видя, как омрачилось при этих словах прелестное лицо герцогини, тихо произнёс:       — Счастливица Виктория!       Леди Гарриет обратила на него взгляд испуганной лани. И Эрнст, глядя ей в глаза, пояснил:       — Даже если моя кузина стоит одной ногой в могиле, ваша преданность ей, так явно проявившаяся в данных обстоятельствах, заставляет меня ей завидовать.       — О, разумеется, мы все очень привязаны к Её Величеству, — произнесла леди Гарриет после секундного колебания. Эрнст прищурился.       — Но вас беспокоит не только это?       — Откровенно говоря, мы боимся за своё положение, — тихо сказала герцогиня. — Леди Эмма высказывала опасение, что теперь, когда лорд Мельбурн не может оказать королеве поддержку, её мать воспользуется апатией Её Величества, чтобы получить то влияние при дворе, в котором её дочь доселе ей отказывала.       — Остаётся надеяться, — медленно произнёс принц, — что приезд моего брата сможет привести кузину в чувство.       Герцогиня пробормотала что-то в ответ. Эрнст, нахмурившись, пристально взглянул на неё. И леди Гарриет, перехватив этот взгляд, быстро проговорила:       — Должно быть, вы с вашим братом потому и вернулись так скоро? Потому что получили известие о недомогании Её Величества?       — Думаю, Альберт вернулся поэтому, — согласился Эрнст.       Леди Гарриет бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц, с губ её уже готов был сорваться вопрос — но сорвался лишь тихий вздох.       Некоторое время они шли молча.       — Леди Гарриет, — сказал вдруг Эрнст. — Вы позволите задать вам вопрос, который уже давно не даёт мне покоя?       Герцогиня едва нашла в себе силы кивнуть.       — Возможно, он покажется вам странным или неуместным, — продолжал Эрнст серьёзно, — но я прошу вас ответить совершенно искренне, не думая о том, что ваш ответ может меня расстроить.       — Спрашивайте, Ваше Высочество, — пробормотала леди Гарриет, которую бросало то в жар, то в холод.       — Скажите, как вы думаете… Виктория любит моего брата?       Ответом ему послужил взгляд, исполненный самого искреннего изумления. Наконец, герцогиня произнесла:       — Не знаю, Ваше Высочество, почему вы решили, что я могу говорить от имени королевы.       — Я прошу вас лишь высказать своё мнение, — сказал Эрнст. — И, как я уже сказал, хочу, чтобы вы были совершенно откровенны со мной.       — Что ж, — ответила леди Гарриет, помолчав. — В таком случае, я скажу, что, по моему мнению, единственный, кого королева когда-либо любила, — это лорд Мельбурн.       — Но ведь в последнее время они почти не видятся, не так ли? — спросил Эрнст. — Лорд Мельбурн не появляется во дворце, и ходят упорные слухи о его скорой отставке.       — Не все женщины подобны золотым рыбкам, Ваше Высочество, — произнесла леди Гарриет. — Не все мгновенно забывают, стоит лишь объекту исчезнуть из поля их зрения.       Принц Эрнст взглянул на леди Гарриет — но она не смотрела на него.

***

      Вернувшись с прогулки, Эрнст стал свидетелем кульминации семейной драмы. Его тётушка в расстроенных чувствах металась по комнате, ломая руки, а дядюшка пытался её урезонить. Из криков и причитаний герцогини он понял, что Виктория фактически разорвала помолвку.       — Ах, дорогой брат! — восклицала герцогиня. — Что теперь будет?! Боже мой, что будет?       Леопольд успокаивающе опустил руку ей на плечо.       — Успокойся, Виктория, — сказал он. — По крайней мере, кто-то должен сохранять хладнокровие в данной ситуации.       — Хладнокровие? — воскликнула герцогиня. — Как ты можешь говорить это? А что если нам придётся отменить свадьбу? Ты представляешь, какой будет скандал?       — Пока нет серьёзных поводов для беспокойства, — возразил Леопольд. — Это всего лишь небольшая размолвка влюблённых. Если мы будем действовать достаточно деликатно, я уверен, мы сможем решить эту проблему. Вспомни, с каким предубеждением Виктория относилась к Альберту поначалу. Но со временем это прошло. Наберись терпения, дорогая сестра.       — Ты не считаешь, что мне следует поговорить с ней? — неуверенно спросила герцогиня.       Леопольд задумчиво постучал себя пальцем по подбородку.       — Не думаю, — сказал он, наконец. — Ей может показаться, что мы давим на неё. В таком состоянии Виктория как никогда будет склонна видеть в тебе врага.       — Да, да, — закивала герцогиня, чьи глаза от этих слов наполнились слезами. — Как ни больно мне признавать это, но ты, несомненно, прав.       — И я думаю, мне тоже не следует пытаться её образумить.       — Разумеется, нет! — ужаснулась герцогиня.       — Но, полагаю, ей всё-таки полезно было бы с кем-то поговорить, — продолжал её брат. — С кем-то, к кому она дружески расположена.       — Как думаете, дядя, я бы мог подойти на эту роль? — внезапно спросил принц Эрнст, до этого молча прислушивавшийся к разговору.       Леопольд перевёл на него задумчивый взгляд. Пожевал губы. И, наконец, кивнул.       — Думаю, да, Эрнст, — сказал он. — Вы всегда хорошо ладили… Хотя ты со всеми хорошо ладишь, мой мальчик.       — Благодарю, дядя, — наклонил голову Эрнст.       — Прошу тебя только не слишком явно защищать интересы своего брата, — предостерёг его Леопольд. — Твои чувства естественны, но в данном случае мы должны действовать окольными путями.       — О, дорогой Эрнст! — воскликнула герцогиня, подходя к нему и беря обе его руки в свои. — Прошу тебя, убеди мою дочь!       — Сделаю всё, что в моих силах, тётя, — отвечал Эрнст с поклоном.

***

      — Уйдите, кузен, — сказала Виктория, едва Эрнст вошёл в её спальню.       — Дорогая кузина! — воскликнул Эрнст, и не думая уходить. — Неужели моё общество столь неприятно для вас?       — Просто я знаю, о чём вы хотите со мной говорить. Вас подослали моя мать и дядя Леопольд.       — Да, они тоже так думают, — согласился Эрнст, подходя к королеве и целуя ей руку.       Виктория с изумлением уставилась на него.       — Что вы хотите этим сказать?       — Я здесь представляю исключительно свои собственные интересы, дорогая кузина, — ответил Эрнст без улыбки.       Виктория нахмурилась.       — Вам не удастся провести меня, кузен, — сказала она прямо. — Быть может, я и не в лучшей форме, но что бы вы ни сказали, ваши слова не смогут заставить меня передумать.       — Вы приняли какое-то решение, кузина? — поинтересовался Эрнст.       — Да, приняла, — сухо ответила Виктория. — И единственное, что вы можете сделать для меня, — это пригласить сюда вашего брата, чтобы я могла лично поставить его в известность. Надеюсь, в этот раз у него хватит терпения дослушать меня до конца.       — Полагаю, кузина, ваше решение его расстроит?       — Не могу сказать, — отрезала Виктория. — Но это решение окончательное.       — Вы хотите разорвать помолвку? — прямо спросил Эрнст.       — Да, хочу. Мы с Альбертом не подходим друг другу, и наши мнения расходятся в некоторых важнейших вопросах.       — Думаю, о таком лучше узнать до брака, — заметил Эрнст.       Королева раздражённо взмахнула рукой.       — О, кузен, перестаньте! Не притворяйтесь моим другом! Что бы вы мне сейчас ни сказали, я не выйду за вашего брата!       — Рад это слышать, мэм.       Виктория замерла с открытым ртом.       — Что? — наконец, сумела она вымолвить.       — Откровенно говоря, идя сюда, я крайне рассчитывал именно на такой исход дела, — ответил Эрнст. — Более того, если бы оказалось, что вы всё-таки хотите дать Альберту шанс, я бы предпринял самые решительные попытки уговорить вас не делать этого.       — Но почему? — воскликнула Виктория.       — Потому что я желаю, чтобы вы вышли за меня.       Услышав это, Виктория лишилась дара речи. Эрнст воспользовался этой паузой, чтобы сказать:       — Понимаю, как вы изумлены, кузина, но я прошу вас выслушать меня, не перебивая.       Королева нашла в себе силы кивнуть.       — В отличие от своего брата, я не могу вместе со своей рукой предложить вам своё сердце — оно отдано другой. Но вместо этого я могу предложить вам то, чего не смог бы дать вам Альберт. Нечто, возможно, даже более редкое и более драгоценное.       — Что же? — спросила Виктория.       — Свободу.       Королева не сводила с него глаз.       — Если вы согласитесь стать моей женой, — продолжал Эрнст, — я не стану заявлять свои права супруга. И не стану вмешиваться в государственные дела — разве что вы сами прямо попросите меня о помощи. Я предлагаю вам дружбу, сотрудничество и… раздельные спальни.       При этих словах Виктория слегка покраснела и не смогла удержаться от улыбки. Даже в столь важный момент Эрнст оставался Эрнстом.       — Вы предлагаете мне фиктивный брак? — спросила она. — Почему вы думаете, что я соглашусь на это?       Эрнст пожал плечами.       — Я полагаю, что вы не любите моего брата.       — Я могла бы вовсе не вступать в брак, — заметила Виктория.       — Мы оба знаем, что при таком раскладе вас никогда не оставили бы в покое, — возразил Эрнст. — А будучи замужем, вы могли бы делать всё, чего пожелает ваша душа. — Он взглянул ей в глаза. — Или ваше сердце.       — Допустим, — согласилась королева. — Но зачем это вам?       — Мне нужен законный предлог, чтобы остаться в Англии, — ответил Эрнст. — Желательно — навсегда.       — Это имеет отношение к той женщине, которой вы отдали своё сердце, кузен?       — Да, — ответил он.       — Почему вы просто не женитесь на ней?       — А почему вы не выйдете за того, кого выбрало ваше сердце?       — Он этого не хочет.       — Что ж, — произнёс Эрнст после недолгой паузы. — Если вы станете моей женой, у вас будет сколько угодно времени, чтобы заставить его этого захотеть.       Виктория бросила на него быстрый взгляд.       — И у вас тоже? — поинтересовалась она.       Принц склонил голову.       — Но ведь будет уже поздно, не так ли?       — Боюсь, — ответил он, — в ином случае этого вообще никогда не будет.       Королева некоторое время молча смотрела на него.       — Хорошо, — наконец, сказала она. — В таком случае, дорогой кузен, я прошу вас жениться на мне, как только я буду свободна от обязательств перед вашим братом.       — Это большая честь для меня, мэм.       Виктория покачала головой.       — Но, кузен, как мы сможем объяснить всё вашему брату?       — Предоставьте это мне.       — Но ведь вы так его любите!       — Очень люблю, — ответил Эрнст. — Однако вы — нет. И я не думаю, что брак, основанный на безответной любви, принёс бы Альберту то счастье, которого он заслуживает.       Виктория вздохнула.       — Должно быть, кузен, я кажусь вам ужасно легкомысленной.       — Ничуть, кузина, — возразил Эрнст. — Каждый может переменить мнение. И лучше всего сделать это до брака.