Give me love

Его воспоминания остались где-то далеко во льдах Антарктиды, в месте, где ледяной ветер пронизывает даже самое стойкое тело до костей. Изогнувшись от боли, но не позволяя себе провалить задание. Самое главное — задание. Жертвовать собой ради других, даже если они этого не заслуживают. Воспоминания начали приходить отрывками, отзываясь болью сотни электрических разрядов в мозгу и заставляя ослабленное сознание тонуть и звать на помощь в океане мыслей. Он стонет, сжав зубы, ведь так его учили. Не показывать что тебе больно, даже когда ты спишь. Но самое ужасное — это тот тихий шёпот, сопровождающий каждый его сон. Все что он может слышать: «Джеймс, Джеймс, Джеймс…» В этом голосе так легко потеряться, уйти в него с головой, задерживая дыхание. Каждая попытка заснуть приводит к кошмарам, в которых он слышит этот голос. Поэтому он старается не спать. Много кофе, постоянные тренировки и пробежки. Всё что угодно, только бы не вспоминать. Ведь если он начнёт, то потеряется в своём мрачном лесу прошлых ошибок, откуда нет выхода. — Джеймс. Мой Джеймс. Чертов голос снова зовёт его откуда-то из тьмы. Он старается найти его, погружаясь в пучину и переживая вновь ужасы своего прошлого. Она снова и снова зовёт. Голова разрывается, мышцы напрягаются, хочется кричать, но нельзя. Он крепко сжимает в руке простынь, которая быстро впитывает пот руки. А в голове он заперт в комнате, где-то в глубине России. Только он и всепоглощающий шёпот. — Я все ещё люблю тебя. — Кто ты? — Ты забыл? — Скажи своё имя! — Мой Джеймс. Ты должен вспомнить. В горле пересохло, сердце бьется в ускоренном ритме, сдавливая грудь, когда яркий свет проскальзывает сквозь занавески. Он опять просыпается со вкусом крови во рту и разорванными губами. Дрожащими руками он срывает мокрые от пота простыни, отбрасывая их в сторону и задевая вазу, которую Ванда подарила ему прошлое Рождество. Звонкий звук разбитого стекла и громкий удар металлической рукой по столу от негодования. Зачем его вообще разморозили? — Все в порядке? В дверях стоит Романофф и наблюдает за тем, как он собирает осколки бывшего подарка. — Да. Ответ следует короткий, ведь он старается избегать шпионки. На заданиях, когда все мстители дерутся в команде, он не смотрит ей в глаза. На общих сборах он не садится рядом, избегая любого контакта с ней. — У тебя кровь. Ты случайно порезал вену. Он возвращается из своих мыслей, замечая большой порез на руке. Такая привычная телу боль даже не чувствуется, но отчаяние поглощает с головой. Он просто откидывается назад, упираясь в стену и показывая всем своим видом, что ничего не собирается с этим делать. Он на секунду закрывает глаза и снова слышит шёпот, но тут же чувствует, что нежная рука перевязывает его рану куском простыни. Зеленые глаза впиваются в его усталую, практически мертвую душу, вызывая слабое воспоминание. Он жмурится и напрягает все свои мышцы чтобы удержать его. «Джеймс» — шёпот превращается в нежный голос, который всегда сопровождал его по жизни, без которого он не мог существовать. Он оказывается в пустом зале огромного театра, играет тихая музыка, а на сцене, словно снежинка, кружится девушка в лёгкой балетной пачке. Она не знает, что он наблюдает за ней. В следующую секунду он чувствует сильный удар сзади. Теперь он не в театре, а в комнате с решетками, созданной для тренировок. Он видит, как учит маленькую девочку сражаться, видит, что за ними наблюдают, видит её испуганный взгляд после того, как она нанесла удар. Первый раз в своей жизни он поддаётся, ведь знает, что она станет сильнее него. Он чувствует учащённое дыхание девушки в балетной пачке, когда они наконец остаются наедине. Хрупкое, нежное создание должно бояться его, но она запускает руки в его волосы и уверено целует. Он смотрит в её зелёные глаза, по-прежнему не различая лица, но понимает, что влюблён. Когда он открывает глаза после своего маленького анабиоза, то видит спокойный взгляд шпионки. Она по-прежнему пытается остановить кровь, но все безуспешно. Из алых уст вылетает заботливое: — Джеймс, как ты умудрился. В голове пролетает новая вспышка болезненного тока, складывая образ зеленоглазой воедино. — Наталья. — Я знаю как меня зовут, Барнс. Она все так же сидит на коленях рядом с ним, словно боясь оставить его одного даже на секунду. Её взгляд смущенно бегает по полу из-за слов, которые она сказала, а точнее из-за имени которое она назвала. Шпионка теряется в собственных чувствах, которые так редко проявляет. Но она скучает по нему, когда он совсем рядом. Похоронив все чувства, она вполне свыклась с мыслью, что любое их будущее обречено на безоговорочный провал, но стоило прикоснуться к сильной руке, которая не раз била её до полусмерти и страстно держала за талию, как любое самообладание было безвозвратно потеряно. Ведь она, в отличие от него, помнит каждую их тренировку, каждое задание, каждую ночь, каждый поцелуй и незаметное касание, когда все вокруг смотрят. — Наталья… — Я знаю своё имя. Шпионка отвечала раздраженно, опасаясь значения своего имени на его губах. — Я покрыт шрамами, которые видны не всем. Иногда боль становится невыносимой, но ты здесь, и я её не чувствую. Будь внимательна, потому что я отбрасываю любую осторожность. Сейчас. Я абсолютно беззащитен. Это то, что он сказал ей в их последнюю встречу, когда разум ещё был на месте, а чувства не зарыты глубоко в землю. — Нет, не смей. Он продолжает сидеть на полу, боясь пошевелиться. Наташа была самым важным кусочком того пазла, который он так давно пытается собрать. Самым дорогим воспоминанием, которое он так давно потерял. Он слышит сбившееся дыхание, боясь прикоснуться или встать, понимая, что сделает лишь хуже. Всё что он может — это продолжать говорить. Она не в силах сдвинуться с места или пошевелиться, убежать от этого или спрятаться под видом бесчувственного агента. — Звук скрежета железа засел у меня в голове, барабанный бой задаёт ритм падающим телам, отнятым мной жизням. Снежная пурга обжигает мне живую руку, напоминая, что я ещё могу что-то чувствовать. Я продрог до костей, я в тысячах миль от дома, которого у меня нет. — Замолчи, Барнс. — Я так ненавидел свои воспоминания, не понимая, что живу ради них. Ради воспоминаний с тобой. — Джеймс, прошу… Не надо. Она называет его по имени, сразу же желея об этом. «Их» больше не существует. Они совершенно другие люди, в другое время. Горячие слёзы стекают по щеке. Он понимает, что она хочет, но не может сказать. Ей никогда не надо было говорить. Всё было понятно без слов. В этой тишине они слышат как остатки их мира рушатся, не оставляя даже пепла. Возможно, всё ещё можно спасти, но они не знают как. Стоя в тёмном коридоре, через несколько месяцев после их разговора, Наташа услышит разговор Барнса и Роджерса, который заставит её вспомнить ту маленькую девочку, которая влюбилась в убийцу. И, возможно, переосмыслить всю свою жизнь. Он тихо скажет другу: «Никогда не представлял как она для меня важна. Всегда была важна. Я был заблудившимся солдатом, который забыл, что у него есть дом. Пока она не стала моим домом».