Упрямое сердце

      Как назло, он наткнулся на девчонку под всходом. Ох не к добру… лучше б не попадалась на глаза сейчас… Она явно не слыхала его и испугалась, увидев, и начала пятиться от него прочь, пока не уткнулась спиной в стену. Он шагнул к ней, тяжело, не мигая, смотря ей в глаза… Он рад был бы уйти, да не мог. Потом протянул руку и взял девчонку за плечо, кованые пальцы медленно сжались… он с трудом превозмог себя. — Язык твой болтливый… — только и сказал он вполголоса. Оттолкнул ее от себя и ушел.       Он вышел за дверь в стылые сумерки. Творилось с ним что-то неладное. Много зим он не помнил уже, чтобы так пеленал его гнев и лишал разума, даже в битве с заклятыми врагами-датчанами- ум всегда был холоден…а тут… Его всего крутило и корежило, зубы свело как в судороге и тяжелые кулаки сжались так, что костяшки пальцев побелели… Дикая лютость не давала дышать, сжимала тисками грудь… Он злился отчаянно, неистово и свирепо. Беспощадная слепая ярость душила его, сжимала горло. Тяжелый гнев грозовой черной тучей застил рассудок… И все из-за девки этой… язык болтливый не умеет за зубами держать, а какое зло неосторожным словом сотворила, то и не ведает поди… Девка глупая и есть. И пошто принесла ее нелегкая на его голову…       Тяжело ступая, он вышел из дому и пошел прочь за ворота, в одной рубахе, как был. Перед глазами было темно и он с трудом разбирал, куда идет. В груди горело и шумело в висках. Он силился совладать с собой, да все вотще. Допрежь такого с ним не бывало, разве что в далекой прошлой жизни, где он еще был живым. Мысли путались… Тщетно пытался он успокоить разрастающееся беснующееся пламя в груди, совладать с собой… Но словно бешеный шторм клубился и налетал снова и снова… и новая волна гнева на самого себя тяжело вздымалась, опрокидывала и неудержимо тащила за собой, как в прибой тащит корабль на прибрежные скалы, грозя разбить в мелкие щепы… Он даже не мог уже разобрать — то ли на себя злится, что не уберег таки сестренку милую, то ли на девку эту, будь она неладна… то ли на судьбу свою треклятую и гейсы эти…       Он вышел за ворота и пошел не разбирая дороги, тяжело дыша и едва видя, куда идет. Прочь, подальше… дальше от дома, дальше от нее…       Рыхлый пушистый снег проваливался под тяжелыми шагами. Звезды тускло поблескивали на небе, стылый воздух обволакивал разгоряченное тело приятной прохладой, но не мог остудить полыхающий лесным пожаром гнев и не приносил желанного облегчения. Он шел как во сне, неожиданно земная твердь пошла вниз под уклон и он понял, что ноги сами несли его вниз, к морю… Вот под ногами твердой гладью отозвался холодный морской лед.       Спало тяжелым сном великое Нево под толстым ледяным покровом. Спокойно, величаво. Но чувствовалась в этом мертвом спокойствии великая мощная сила. Ему ли было не знать, как неистово умело оно бушевать, на диво и таким насквозь просоленным мореходам, как он сам… Много зим он и сам был подобен этому спящему под толстой ледяной коркой холодному морю.       Но теперь… Бешеная ярость жестоким огнем словно бы растопила незыблемую ледяную твердь и вот уже неудержимо ползли по льду и змеились извилистые черные трещины, с треском ломался и лопался казалось бы нерушимый ледяной покров… Он ощущал внутри какое-то тяжкое движение, подобное весеннему ледолому… когда вздыбливаются и беспорядочно наползают друг на друга ледяные глыбы, рушатся в воду и несутся с грохотом и шумом вниз по течению по весенней реке, и не остановить ничем тот безудержный бег…       Впереди темнела в густых сумерках прорубь, в которую прыгали поутру отчаянные отроки. Морозы ослабели и темная вода едва успевала подернуться за ночь тонким ледком.       В голове немного прояснилось и он уже знал — вот спасение!..       Вода-матушка, очистница… строгая сила. Скорей окунуться в черную обжигающую ледяным холодом воду, усмирить беснующееся пламя, что жгло его немилосердным огнем, смыть, очистить лютую одурь…       Он шел уверенно к зияющей черной полынье, на ходу расстегивая пояс, стягивая рубаху… Почти не замедляясь и не раздумывая, шагнул в водяную черноту… Ледяной холод обжег до судорог, дыхание остановилось… Он ушел под воду с головой и задержался на несколько долгих мгновений, чувствуя, как тысячи безжалостных игл впиваются в тело. Вынырнул, судорожно хватая ртом воздух и на миг ослепнув, и снова погрузился с головой…       Он одевался, не чувствуя холода. Вода сделала свое дело — очистила сознание, охладила голову и притушила бесновавшееся пламя в груди, что сжигало его лютым огнем. Он отер руками лицо, согнал с волос и бороды лишнюю воду… и не торопясь пошел назад.       Он медленно поднялся наверх на крутой берег и замедлил шаг. В крепость идти не хотелось… Он свернул в сторону и, медленно ступая, пошел вдоль обрыва. Пройдя немного, остановился и стал смотреть в ночное небо, утыканное зеленоватыми звездами, на полную луну, что освещала ярким мертвенным светом бескрайнее искрящееся снежным покровом Нево… Лютый гнев схлынул и растерял свою силу. Вода если не смыла окончательно, так укротила его, как дикого зверя, и на его место пришла тянущая, звериная волчья тоска, и ему хотелось теперь уже не крушить все вокруг в слепой ярости, а выть… выть по-волчьи, заходясь от одиночества и безысходной боли… Будто бы открылась в душе скрытая прежде под толстой ледяной коркой огромная черная дыра и безжалостно высасывала, затягивала… и не было сил противиться, и нечем было заглушить точившую саднящую боль… И не было ни спасения, ни продыху… Он стоял так еще долго, застыв неподвижно, и смотрел, как завороженный, на луну, пока тело не начала ощутимо сотрясать дрожь озноба. Тогда он очнулся, поежившись от холода, и побрел назад в крепость.       Бесшумно притворив дверь, он так же без лишнего шума лег, не раздеваясь, на постель… Брат не проснулся и продолжал так же мерно дышать во сне. То и к лучшему… меньше глаз — больше толку. Он лежал, смотря в темноту, и мысли его закружились неудержимым водоворотом … …Он же видел, как сразу потянулась к ней робкая сестренка, всем своим нежным доверчивым сердечком… и как ласкова была к ней эта странная девка с колючими глазами, как старшая сестрица к младшей … Сестренка… беззащитная, нежная птаха… никогда –то подруженьки не было у ней, бедной, и забав девичьих не ведала, приклониться не к кому было, так и росла … пока они с братом в походах пропадали…       Берег ее, берег, да не уберег… Он горько вздохнул и тяжелые кулаки снова сжались сами собой. Как хранил ее, чтоб никакого горя не знала, жила спокойно да безбедно… и вот надоумила же нелегкая девку эту языком трепать… Ведь знал же с самого начала, как пришла в крепость — не быть добру… нутром чуял. Еще ведь во дворе у них все началось… И древо то недоброе, береза эта, как нарочно… да мать ее с ковшом молока… Потому и гнал так, испытывал немилостиво… Все без толку. Думал вначале — впрямь девка глупая…, а потом понял — не то тут…       Невольно он усмехнулся — вспомнил некстати тот бросок топором. Мда… Вам, девкам, что-нибудь разреши… с этакой и не враз совладаешь. Шутка ли молвить — насилу увернуться успел, даром что матерый воин!.. топорик-то отточенный в аккурат по груди чиркнул… ай да девка. Верный глаз, точная рука. И ведь умело как зашла против солнца, броска почти и не заметил… И где так выучилась-то топоры метать?.. Ишь глазищами жжет как… норов бешеный. А так ведь сразу и не скажешь- тихая да скромная, строгая больно… лишний раз глаз не поднимет, не улыбнется, не болтает почем зря… наравне — да куда там! много лучше доброй половины отроков — воинской науке обучается, а как задень побольней — такой огонь неистовый из глаз мечет, заживо спалит…       …Как ни ходи вокруг да около, а пора было уже признать очевидное — нравилась ему эта странная девка. Что упрямо лезла, куда ее не пускали. И что ее пригнало сюда, в дружину?.. Паренек тот, с кем она пришла, говорил вроде, из рода она извергнулась… Дело нешуточное. Мда… Ну коль не вышло прогнать сразу, теперь уж делать нечего, по всему выходило — взял под свою защиту, назад пути нет. И уж к добру ли то было или нет, он думать не хотел… …И чего для он снова возвращался мыслями к их первой встрече?.. Чего уж там — понравилась ведь еще тогда, у них в селе, смелостью своей, отчаянностью какой-то, еще когда за мальчишку принял… и коса эта…       Он пролежал без сна всю ночь, напрасно силясь прогнать непрошеные мысли, словно приклеенные, вертевшиеся вокруг проклятой девчонки…       … Во дворе прокричал рог, созывая заспанных отроков на утреннюю потеху, и он тоже встрепенулся, будто заново оживая, стряхнул наваждение…       И подумал впервые отчетливо с каким-то радостным изумлением и чуть ли не страхом– ведь опять глядеть на нее придется … А не глядеть как?..